Латинская Америка: новое время, новые перспективы

2016 год в странах Латинской Америки был отмечен завершением длительного цикла, начавшегося после прихода к власти в Венесуэле Уго Чавеса (1999г.) и охватившего в той или иной форме многие государства этого региона (так называемый «левый поворот»). Завершение политического цикла совпало по времени с завершением экономического, когда после успешного периода 2003-2013 гг., наступил новый этап, характеризующийся падением темпов роста. Основной причиной нынешних трудностей латиноамериканских стран стало нарастание кризисных явлений в мировой экономике и окончание в 2013 году эпохи так называемого «золотого десятилетия», которую отличали высокие цены на сырье, в первую очередь – в Китае.

Завершение «сырьевого цикла», связанное с переформатированием стратегии экономического развития Поднебесной, сильнее всего отразилось на крупнейшей экономике региона и главном «интеграторе» южноамериканского политического пространства – Бразилии. Внутриполитические события 2013 – 2016 г. в этой стране показали необходимость срочного решения целого узла проблем, которые накопились в ее финансово-экономической и внутриполитической сферах. К концу первого десятилетия нового века стало более или менее ясно, что Бразилия, как и большинство других ведущих стран этого региона, вступают в новый этап своей истории, детали которого сейчас еще довольно трудно предугадать.

Впрочем, пестрая мозаика из политических, экономических и социальных проблем, которой характеризуется состояние дел в Латинской Америке, в той или иной степени свойственна и для всего мира.

Создается впечатление, что уход из жизни в конце 2016 г. Фиделя Кастро – последнего харизматичного лидера прошедшего века, обнажил острую востребованность новых глобальных лидеров, носителей оригинальных идей, которые смогли бы реально, а не на словах, содействовать его переустройству.

И в этом смысле можно было бы принять дерзкую мысль о том, что по аналогии с ХХ веком, который, по мнению многих именитых историков, начался только в 1914 году, ХХI век тоже «по-настоящему» начинается только сегодня.

***

Новое активно стучится во все «двери». И, как ни парадоксально, некоторые его признаки носят общий характер даже для таких, далеких друг от друга, географических ареалов, как Россия и страны Латинской Америки. В самом деле, ведь если популярный слоган «Россия развивается не благодаря, а вопреки», уже принят в нашей стране за некую данность, то он не менее справедлив и к «Тропической России», как назвал однажды Бразилию один из ее бывших президентов…

Распространенный в нашей стране в начале 90-х гг. неолиберальный тезис: «у нас есть нефть и газ, все остальное - купим», подсадил нас на нефтяную «иглу» и почти поставил крест на промышленном и научно-техническом развитии России, не говоря уже о том, что он обрекал ее на вечно подчиненную роль в мировой политике. Не секрет, что во многом «вопреки» западным санкциям этот тезис стал у нас, наконец, активно изживаться и теперь уже маловероятно, чтобы он когда-нибудь смог возродиться вновь.

Политика активного импортозамещения, предпринятая большинством латиноамериканских стран еще в начале 60-х гг. прошлого века (вопреки тем, кто обрекал их на сырьевую ориентацию), при всех известных «перегибах», имела в активе одно: ряд ведущих государств, прежде всего – Бразилия, Мексика, Аргентина и Чили, сумели уже в следующем десятилетии выйти на первичную стадию индустриализации. Это создало серьезный задел для их ускоренного экономического и научно-технического развития и заложило основу для проведения ими более независимой (в первую очередь от США) внешней политики, первые признаки которой дали о себе знать как раз в 70-е годы.

К 2012 г. крупнейшее государство Латинской Америки - Бразилия, превратилась в седьмую экономику мира. Ей удалось развить у себя такие высокотехнологичные отрасли, как авто- и авиастроение, химическая промышленность, биотехнология и фармацевтика. Страна вышла в мировые лидеры в области глубоководного бурения и производства биотоплива. В 2006 г. экспорт технологически-емкой продукции^* впервые превысил экспорт традиционных товаров – продовольствия и сырья. Бразилия зарекомендовала себя как бесспорный региональный лидер, приняв активное участие в создании Меркосур, УНАСУР, СЕЛАК и ЮАСО.^** Войдя в БРИКС и «Большую Двадцатку», Бразилия готовилась стать новой «великой державой» ХХI века и постоянным членом Совета Безопасности ООН.

Разительные перемены затронули и социальную палитру бразильского общества. Благодаря «связанным» социальным программам, за два срока пребывания у власти лево-ориентированному правительству Партии Трудящихся (ПТ) во главе с Л.-И. Лулой да Силва удалось существенно снизить уровень бедности: ряды среднего класса пополнили более 30 млн бразильцев. При этом влившийся в бразильское общество так называемый «новый средний класс», как это показали последующие события, отличался не только повышенной социальной мобильностью, но и – как следствие быстрого восхождения по социальной «лестнице» - завышенными потребительскими ожиданиями.

Примерно те же процессы происходили и в других странах так называемого «левого поворота» - Венесуэле, Аргентине, Боливии, Эквадоре и Никарагуа. В конечном счете, они, казалось, должны были дать окончательный ответ на вопрос о выборе Латинской Америкой своей автохтонной политической и социально-экономической модели развития.

Впрочем, реальность, как всегда, оказалась богаче. Сказать «к сожалению» или, наоборот, «к счастью», нам мешает предпосланный выше тезис о развитии вопреки.

Высокие доходы от экспорта, способствовавшие наполнению госбюджетов, давали странам «левого поворота» возможность осуществлять масштабные социальные проекты и укреплять международные позиции. Слова Уго Чавеса: «Дешевой нефти больше не будет», казалось, позволяли ему не только не заботиться о расширении экспортной номенклатуры, но и поставками нефти по льготным ценам поддерживать функционирование интеграционной структуры АЛБА («Боливарианский альянс для Америк», 2004). Падение цен на нефть сопровождалось тяжелым социально- экономическим кризисом, вынудив правительство Н. Мадуро или то, которое может прийти ему на смену, бороться с ростом общественного недовольства и изыскивать новые пути для решения таких проблем, как бедность, поляризация общественной жизни и высокий уровень преступности.

В Бразилии социальные программы ПТ стали косвенной причиной того, что экономика страны, несмотря н серьезный «задел» в плане передовых технологий, так и осталась преимущественно аграрно-сырьевой. Стремление ради валютной выручки наращивать экспорт сырья и продовольствия вновь развернуло структуру бразильского экспорта в сторону товаров с низкой добавленной стоимостью. Сокращение спроса на сырье в Китае и падение мировых цен на продовольствие расшатали бюджет^* и серьезно сказались на объемах внутреннего инвестирования. Общая анархизация мировой политики на фоне возросшей непредсказуемости действий ее основных акторов, негативно влияла на объемы внешнего инвестирования. Ряд отраслей обрабатывающей промышленности Бразилии лишился инвестиционной подпитки, а экономическая экспансия Китая на латиноамериканском рынке готовых изделий привела к частичному вытеснению Бразилии в том числе и с такого «родного» для нее рынка, как Меркосур.

На фоне обострившихся социальных проблем (рост безработицы, повышение цен на транспорт и социальные услуги) в Бразилии, начиная с 2013 года, отмечался резкий рост социальной напряженности, который вылился в массовые манифестации на улицах крупнейших городов.

Так называемый «новый средний класс», которому недавно дали почувствовать «вкус к жизни», теперь вновь ощутил свою уязвимость и вышел на массовые протесты.

Приметой не только Бразилии, но и многих других стран, стала повышенная психологическая уязвимость широких слоев населения, связанная с их повышенной информированностью. Всепроникающие СМИ задали людям такую высокую планку потребления, стремиться к которой стало для многих «смыслом жизни». Под влиянием информационных шаблонов эти люди демонстрируют повышенную готовность к перемене мест, занятий и социальных статусов. Они негодуют всякий раз, когда кто-то или что-то угрожает их мечте о тиражируемом «счастье».

Экономические трудности и социальные протесты свели на нет всякие надежды на продолжение «суперуспешной» политики первых двух правительств Л.И. Лулы да Силва. Его преемница, Дилма Русссефф, «победно» избравшись на президентский пост в октябре 2010 года и с трудом переизбравшись на второй срок в 2014-м, была отправлена в отставку в результате процесса импичмента в августе 2016 года.

Бывший вице-президент, М. Темер, заняв президентское кресло, пошел на принятие мер жесткой экономии и сокращение социальных программ. Это лишь укрепило позиции тех, кто заговорил о закате «левого поворота» после победы на выборах в Аргентине в конце 2015 г. кандидата от «правых» - М. Макри и победы оппозиционных сил на парламентских выборах в Венесуэле декабре 2015 года.

Ситуация действительно начала меняться, хотя трактовать эти перемены все, в основном, предпочитали по-прежнему. «Правые», не дождавшись окончательного ухода «левых», начали праздновать «торжество демократии». «Левые», стараясь не замечать собственных провалов (этим, кстати, не особенно увлекаются и «правые») привычно заговорили о «конституционных переворотах» и «цветных революциях». Опять-таки, - старая песня.

Понятно же, что Вашингтон не может быть «нейтрален» в отношении тех, кто годами вставляет палки в колеса его латиноамериканской стратегии. Но куда девать ошибки и промахи самих «левых»? Их, мягко говоря, «небрежное» отношение к экономике, «снисходительное» (порой, даже «участливое» - к коррупции),^* «остаточное» - к проблемам реформирования политических систем и пр. и пр.? Конкретным «минусом» для Бразилии было затягивание назревших реформ в налоговой и финансовой сферах. Давно назрела и, как говорится, «перезрела» реформа партийной системы.

Не будем забывать, однако, что парадигма развития вопреки предполагает не посыпание головы пеплом или поиск виноватых вокруг да около, а извлечение максимума полезного из сложившейся ситуации.

Уроки последнего десятилетия доказывают, что в условиях практически полной и абсолютной информационной проницаемости мира и включения новых социальных слоев в активную политическую жизнь, избыточная идеологизация, популистская риторика, расчет на «авось», надежда на личную харизму и т.д., должны уступить место профессионализму, аккуратности в делах и трезвому осознанию того, что глобальная информационная среда не «прощает» ошибок. Особенно тем правительствам, которые не хотят «вписываться» в неолиберальный «мейнстрим».

О «посыпании головы пеплом» - особо. Еще не ушли с политической сцены все до одного «боливарианские» правительства, как сразу послышались разговоры о «правом повороте». «Наши» либералы с изрядной долей издевки предложили России начать «сворачивать» связи со странами этого региона. Вольно или невольно им подыгрывают те, кто непременно хочет видеть в новых президентах Бразилии и Аргентины этаких «прожжённых агентов американского империализма».

Но мир давно уже перестал делиться на «правых» и «левых» (у меня есть достаточные сомнения в том, что он делился так когда-нибудь вообще). Насколько «левыми» можно считать «социалистов» Тони Блэра или Ф. Олланда, всей душой отдавшихся обслуживанию интересов глобальной сверхдержавы? Чем их политика отличается от политики «правой» А. Меркель? Как далеко политика «демократа» Б. Обамы отстоит от курса «республиканца» Буша-младшего? Насколько «правыми» можно считать отстаивающих национальные интересы Д. Тампа или Марин Лепэн? Нынешний президент Перу – Педро Пабло Кучински, ранее выказываший себя горячим сторонником либеральной экономики, а ныне приветствующий социальную функцию государства: он, все-таки, кто: «левый» или «правый»?

Похоже, что водораздел между современными политиками и политическими течениями сегодня устанавливается, все же, не в привычном «право-левом» диапазоне, а по линии «национальное» - «интернациональное», причем наиболее идеологизированным (т.е. - требующим минимума профессионализма!) здесь, несомненно, является либерально-интернациональный нарратив.

О Латинской Америке разговор, как всегда, особый. Нам уже не раз доводилось писать о том,⁴ что страны этого региона попали в своеобразную «историческую ловушку». В XIX веке они некритично восприняли идеалы того общества, которое незадолго до их формирования, как независимых государств, сложилось на севере, чем и обрекли себя на «подражательное», изоморфичное развитие. С того времени и по сию пору, методом проб и ошибок, они как «становящаяся» (но пока не «устоявшаяся») цивилизация ведут поиск собственной – латиноамериканской модели экономического и социально-политического развития. На протяжении всего минувшего столетия демократические режимы там почти «в унисон» сменялись военными, потом все так же волнообразно возвращалось на «круги своя». Государственный дирижизм импульсно чередовался с принятием правил «свободного рынка», популистская риторика уступала место консервативной и наоборот, а «воз» системных проблем оставался все там же, пока не пришел Уго Чавес и не бросил клич: «Назад, к Боливару!».

Стихийный доселе процесс стал более осознанным. Но поиск «своего» не остановился на Боливарианской республике с ее новыми властными структурами и новым (или слегка подзабытым старым?) бесконечным продлением полномочий президента: слишком, уж, тяжелой оказалась инерция прошлого! Поиск продолжился. Только если раньше коррекции подвергались издержки неолиберальной модели, то теперь новые лидеры в Бразилии и Аргентине приступили к исправлению издержек самих «боливарианцев»...

Если подходить к делу с традиционным набором право-левых «отмычек», то можно было бы сказать, что маятник политической жизни в Латинской Америке, действительно, качнулся «вправо». Но как далеко он отклонится в обратную сторону в следующий раз (а мы почти уверены, что и новая «коррекция коррекции» не за горами) – это будет зависеть не от идеологий или благих намерений, а от профессиональных качеств лидеров государств. Поэтому не стоит спешить и делать необоснованные прогнозы. Только, вот, при чем здесь внешняя политика, а, если более конкретно, – отношения с Россией?

Приметой нового стала общая предсказуемость перспектив внешней политики латиноамериканских стран. Об их возвращении на сервильные позиции в «орбиту» США не может идти речи.

Ведь даже если начать разбираться в истории межамериканских отношений не с точки зрения все той же «лево-правой» логики, а принимая в расчет национальные интересы латиноамериканских стран на разных этапах их исторического развития, то и картина «заднего двора» заиграет совсем другими красками!

Сегодня, когда экономическая привязка латиноамериканских стран к Соединенным Штатам ослабла «в разы» (главным внешнеэкономическим партнером Бразилии, Перу и Чили стал Китай), вариант их возврата в «лоно» панамериканизма (где им всегда было несколько «тесновато»!) практически исключен. При всех трудностях политического и экономического характера, с которыми Бразилии и Аргентине, возможно, еще предстоит столкнуться, перспектива пересмотра ими основ своих внешних политик не рассматривается. Бразилия не собирается выходить из БРИКС. Аргентина не оставляет требования вернуть «Мальвины». Никто не хочет сворачивать сотрудничество с Китаем, Россией или Кубой, подключаться к антироссийским санкциям, предоставлять американцам военные базы на своих территориях. Ни одна из стран региона не отказывается от идеи многополярного мира, примата международного права, признания центральной роли ООН и пр. и пр. Так почему бы России не начать рассматривать сотрудничество с Латинской Америкой уже не как «удобное взаимодействие от случая к случаю», а как часть долговременной внешнеполитической стратегии?

Близкое или одинаковое понимание Россией, Бразилией и другими странами Латинской Америки причин и последствий таких проблем, как терроризм и исламский фундаментализм, незаконная миграция, наркоторговля, бедность, голод, эпидемии, преступность, разбалансированность международных отношений и пр. подкрепляется их озабоченностью за сохранение суверенитета над природными ресурсами, что отражается в их доктринах и концепциях национальной безопасности.⁶ Нам уже не раз доводилось писать об огромном, и до конца еще не использованном потенциале нашего сотрудничества в политической сфере и в области международного права.⁷ Однако сегодня, в условиях возрождения некой «эйфории ожидания» в наших отношениях с США, не грех будет, наверное, повториться.^*

Перемещение Латинской Америки на шкале региональных приоритетов России с последнего места – на предпоследнее, перед странами Африки, в Концепциях внешней политики РФ 2013 и 2016 года, отнюдь не делает «погоды». «Современный мир переживает период глубоких перемен, сущность которых заключается в формировании полицентричной международной системы. Структура международных отношений продолжает усложняться», - говорилось в КВП РФ 2016 года.⁸ Исходя из этого посыла, можно прийти к мнению о том, что всякое «иерархическое» деление других стран или регионов по признаку их большей или меньшей «важности» для России, давно уже устарело и нуждается в пересмотре. Оно обрекает внешнюю политику РФ на выжидательность и следование в хвосте событий вместо того, чтобы конструктивно воздействовать на них. Исходя из интересов России, думается, что важнее, все-таки, выделить проблемы, в решении которых ей могут помочь те или иные страны и регионы.

С этой точки зрения, наверное, пора переоценить и распространенное по сию пору представление о глобализации как о победном шествии по планете либерально-демократического мироустройства, тяготеющего к глобальному фритредерству. Уже закат идеи АЛКА в 2005 г. продемонстрировал сомнительность перспективы быстрого распространения режимов ЗСТ на внутри- и трансконтинентальные мега-связи. Сегодняшний мир тяготеет к протекционизму. Во всяком случае, в нем можно совершенно определенно констатировать отставание процессов торгово-экономической и политической глобализации от темпов углубления и разрастания глобальных проблем. Политика, геополитика, социология, право, социальная психология и культурология выходят из «тени» экономики и требуют особого к себе отношения.

Какое же «место» в интересах России могли бы занять страны Латинской Америки при таком новом, «проблемном» раскладе? Для нас очевидно, что далеко не последнее. Из списка проблем для начала следует исключить вопросы поддержания глобальной стабильности, как удел исключительного сотрудничества/соперничества ядерных держав. Вопросы торгово-экономического и научно-технического сотрудничества также, наверное, не будут занимать первоочередного места: здесь большее значение для России традиционно имели, и будут иметь страны бывшего СССР, Западной и Восточной Европы, Китай. Хотя дополнительный потенциал для сотрудничества с латиноамериканскими странами по этим направлениям, у нас, несомненно, есть, и его неплохо было бы использовать.

Но главное, однако, не это. Постоянно констатируемая «близость» в понимании нами и латиноамериканцами практически всех наиболее актуальных глобальных проблем, включая проблему международного терроризма (о причинах такой «близости» нам доводилось говорить в ряде работ)⁹ делает наше сотрудничество с Латинской Америкой поистине уникальным. В мире, где понятие «стабильность» становится раритетом, это сотрудничество должно вестись на постоянной основе и «невзирая на лица».

Политические институты ХХ века переживают острый системный кризис. На смену благостным идеям о «конце Истории» и «мировом Правительстве», будоражившим умы в 90-е годы, приходят идеи национального содержания.

Чем объяснить, что в самом начале ХХI в. под завалами прошлой истории неожиданно «зашевелились» давно похороненные Австро-Венгерская, Германская, Османская и Российская империи?^* Да и Британская – чемпион лицемерия и мастер войны чужими руками, вроде бы, никуда не делась: просто ее центр переместился за океан. В Европе призраки старых коалиций еще только обретают плоть и кровь, а на Ближнем Востоке «война всех против всех» уже в самом разгаре. Как избежать полного демонтажа оставшихся несущих структур мирового порядка и предотвратить скатывание мира в анархию? Что придумать, чтобы их укрепить, а еще лучше – заменить новыми?

Увы, но «Запад» в этом деле нам никак не помощник. И не только в силу особенностей своей правовой культуры. Европа вступила на полосу препятствий, в конце которой перед ней маячит угроза распада. США, всегда относившиеся к международному праву, мягко говоря, «прохладно», находятся на своеобразном «перепутье»: приход Трампа может привести к усилению изоляционизма, возвращение же Х. Клинтон (под каким бы то ни было предлогом), придаст дополнительный стимул их агрессивности и интервенционизму. При этом Соединенные Штаты, естественно, останутся главным «адресатом» всех планов по переустройству мира: в лучшем случае – настороженно-нейтральным, в худшем – агрессивно-враждебным. Они никогда не будут помогать в разработке таких планов: англо-саксонская политическая и правовая культура («У Англии нет постоянных друзей или постоянных врагов, а есть только постоянные интересы» - Дж. Пальмерстон), органически не приспособлена учитывать интересы других наций.

Насколько реальным и практичным в таком случае может быть сотрудничество со странами Латинской Америки? О том, что оно может быть востребованным и продуктивным, говорит исторический опыт. Трудно переоценить роль латиноамериканских государств в мирном решении территориальных споров, ограничении и сокращении вооружений, создании «зон мира» и зон свободных от ядерного оружия, в челночной дипломатии и разработке норм морского права, правил предоставления дипломатического убежища и конвенционального запрета целых видов оружия (противопехотные мины).

Когда-то великий президент Мексики Бенито Хуарес (1806 - 1872) сказал: «Мир – это уважение права другого». К сожалению, географическая удаленность латиноамериканских стран от ареалов, где традиционно делалась «большая» мировая политика, до сих пор не позволяла распространять их ценный опыт по поддержанию мира и безопасности в своем регионе на другие географические пространства. Однако «самый мирный континент Земли», несомненно, заслуживает лучшей доли. Теперь, когда его ведущие страны активно подключаются к глобальным политическим и экономическим процессам, их опыт может быть успешно применен для выстраивания основ нового мирового порядка.

Как это ни парадоксально, но все более реальным и практичным сотрудничество, о котором мы говорили выше, будет становиться по мере обострения и драматизации всех вышеназванных глобальных проблем и возникновения новых. Грустная практика всех человеческих общежитий, хотим мы этого или нет, свидетельствует, что любые прекраснодушные планы, основанные не на чувстве здорового страха, а на одних только благих пожеланиях, в девяносто случаях из ста отправляются в корзину. Страх, как великое конструктивное начало, заставляет человека трудиться и думать, не останавливаться на достигнутом и стремиться к лучшему. Отнюдь не призрак грядущего экономического достатка, а исключительно страх перед СССР вынудил давних исторических противников – Германию и Францию, объединить в 1951 г. свою сталелитейную промышленность и создать ЕОУС – эмбрион будущего ЕС. Нынешний кризис ЕС напрямую связан с распадом СССР, а отчаянные попытки возродить былой стимул к консолидации и развитию «объединенной Европы» с помощью новой, «русской угрозы», обречены на провал: этот страх насквозь фальшив и надуман.^*

Вряд ли стоит замалчивать то обстоятельство, что и самый успешный интеграционный проект в Азии – АСЕАН (1967г.) – это тоже продукт страха перед «наступлением коммунизма в Азии». И сегодня существование коммунистического Китая – второй/первой экономики мира, очевидно, должным образом «напрягает» азиатские страны, не давая им «расслабляться».

Латиноамериканская интеграция, начавшаяся в 1960 году, на 7 лет раньше азиатской (ЛАСТ, ЛАИ), шла, как известно, «ни шатко, ни валко». Там было все за исключением «великого конструктивного начала». То-есть, и оно, конечно, было (в лице США), но только какое-то «родное», «привычное» и не казавшееся особенно опасным. Страх латиноамериканцев перед Вашингтоном исторически то усиливался, то ослабевал. Стоит обратить внимание, однако, на то, что наивысшую степень единства они демонстрировали, как правило, в тех структурах, где им приходилось консолидировано противостоять Соединенным Штатам, например, в институтах межамериканской системы.

Сегодняшний мир дает много оснований для страха. Задача людей – не поддаться ему, но использовать заложенное в нем конструктивное начало для преодоления нарастающих трудностей. В этом мы видим смысл развития «вопреки», как, пожалуй, наиболее продуктивного способа развития, отвечающего особенностям природы человека.

Сноски: