Кризис в Бразилии: что дальше?

Мишел Темер, бывший «декоративный» вице-президент, стал президентом Бразилии после импичмента Дилме 31 августа. Темер исполнял обязанности президента в течение трех месяцев, пока шли судебные разбирательства. Как только он был назначен исполняющим обязанности президента 12 мая, он начал вести себя так, как будто уже де-юре стал президентом, а Дилма Русеф была смещена, что на тот момент еще не произошло, ведь в конце концов, она все еще могла вернуться на свой пост, если была бы оправдана. Когда Темер вступил в должность исполняющего обязанности президента, он зашел так далеко, что назначил новый кабинет министров и даже сократил количество министерств с тридцати одного до двадцати двух.

Темер также назначил Жозе Серра министром иностранных дел, несмотря на то, у него нет никакого дипломатического опыта. Но кто такой Серра? Он тот самый политик, чья кампания (он проиграл Дилме Русеф в президентской гонке в 2010 году) была поддержана американскими нефтяными компаниями^[1], такими как «Chevron», и он тайно обещал продать права на нефтяные месторождения в пре-солевых месторождениях Бразилии своим спонсорам, тем самым разрушив модель, созданную бывшим президентом Лула [1]. Исполняя функции премьер-министра при Темере, Серра изменил вектор внешней политики Бразилии^[2]на проамериканский, гораздо сильнее, чем Дилма Русеф^[3] (если сравнивать ее деятельность с деятельностью администрации Лулы).

На данный момент, мы не будем вдаваться в подробности (чтобы не быть утомительными), но достаточно сказать, что администрация Темера ускорила процесс неолиберализации, который начался при загнанной в угол Дилме Русеф.

Если назначение бывшим президентом Жоакима Леви^[4], получившего образование в Чикаго, на пост министра финансов представляло собой неолиберальный шаг (который мог принести катастрофические результаты в экономике, как это всегда бывает в Латинской Америке, когда страна начинает следовать неолиберальной политике), то Темер и его министры пошли так далеко, что предложили «пересмотреть» законы о труде и пенсионном обеспечении. Все это часть реформы Темера^[5], которая означает сокращение расходов на образование и социальные нужды и, как и ожидалось, будет делать упор на крупный бизнес и на банковскую сферу. И этот список опасных для страны реформ можно продолжать бесконечно.

Мишел Темер по-видимому стал участником заговора против собственного президента (Дилма Русеф и Мишел Темер были, в конце концов, частью избирательной коалиции Трудовой партии и ПБДМ) и вступил в должность после ее отстранения, чтобы уничтожить полностью план правительства и программы, которые были, конечно же, планами и программами, за которые он получил должность вице-президента Русеф, то есть он хотел уничтожить собственные планы и программы! Именно поэтому многие эксперты в Бразилии называют произошедшие события переворотом, независимо от того, насколько «законными» и «конституционными» они были (что в принципе спорно^[6]).

Будущее Бразилии может быть, если эта тенденция сохранится, схожей с ситуацией в Аргентине при Маурсио Макри^[7]. Это одно и то же шоу: борьба с коррупцией, «антипопулист», неолиберальная риторика, служащая крупному атлантистскому бизнесу и его интересам под маской «модернизации» и «глобализации» / вестернизации. В некотором смысле, мы снова оказались в 1980-х. Рейган и Тэтчер вернулись, но теперь они говорят с латиноамериканским акцентом. Консервативный философ Роджер Скратон в 1998 издал книгу «Где Маркс был прав, а Тэтчер ошибалась^[8]», которая может оказаться полезной в связи с последними событиями.

Говоря о консервативных мыслителях, Г. К. Честертон писал:

Невозможно слишком часто повторять, что капитализм уничтожил семью в современном мире. (...) до тех пор, пока мы будем обеспокоены тем, что разрушило домашнее хозяйство и поощрило разводы, и угрожает внутренним добродетелям с все более и более открытым презрением – это эпоха и сила капитализма. Это капитализм вынул на поверхность моральную вражду и коммерческую конкуренцию между мужчинами и женщинами, уничтожил влияние родителей и заменил его влиянием работодателя, что выгнал людей из своих домов в поисках работы, что заставил их жить вблизи к заводам или фирмам, а не вблизи к их семьям, и, прежде всего, что побудил по коммерческим причинам парад гласности и броской новизны, которая по своей природе является смертью всего, что называли достоинством и скромностью наших матерей и отцов. Это не Большевик, но Босс, публичный человек, приказчик и коммерческий рекламодатель, кто в варварской спешке и буйстве сбросил и растоптал древнеримскую статую Verecundia («Три врага семьи^[9]. Колодец и отмели»).

К тому же, Честертон повторил лозунг сторонников земельной реформы «три акра и корову» [каждому гражданину], написав:

Недавно врачи и другие лица, которым современный закон разрешил распоряжаться более оборванными собратьями, постановили стричь всех девочек. Конечно, я имею в виду девочек бедных. Много нездоровых обычаев бытует среди богатых девочек, но не скоро, очень не скоро доберутся до них врачи. Постановление объяснили так: поскольку бедным приходится жить в немыслимой тесноте и грязи, им нельзя отпускать волосы, чтобы не завелись вши. Итак, волосы запретили. Почему-то никому не пришло в голову запретить (и уничтожить) вшей. (…)  Я не спрошу, почему врачи не следуют этому правилу, я и так знаю — они не смеют. Они, конечно, объяснят иначе: они укажут, что у бедных вши заведутся скорей. А почему? Потому, что бедных детей (не считаясь с желаниями их домовитых родителей) сгоняют в тесные классы по сорок штук, а у одного из сорока могут быть вши. Почему же? Потому, что бедных так задавили налогами, что их женам приходится работать, значит — у них нет времени на дом; значит — у ребенка могут завестись вши. Поскольку у бедного человека на голове сидит учитель, а на животе — домовладелец, ему приходится терпеть, чтоб волосы его дочери сперва запустили от бедности, потом загрязнили — от скученности и, наконец, отрезали во имя гигиены. Может быть, он гордился ее волосами. Но кому до него дело? (…)

Вот она, мораль этой басни: надо начать снова, и не там, где начинали. Сейчас я начну с волос бедной девочки. Что-что, а это уж — дело хорошее. Когда мать гордится красотой дочери — это хорошо, даже если все на свете плохо. Такая гордость и любовь — один из пробных камней любой страны и эпохи. Если другие установления этому мешают — тем хуже для них. Если мешают властители, ученые, законы — тем хуже для законов, ученых и властителей. Рыжим волосом замурзанной девочки я подожгу цивилизацию. У девочки должны быть красивые волосы — значит, она должна их мыть; волосы надо мыть — значит, в доме должно быть чисто; в доме должна быть чистота — значит, мать не должна работать; женщина не должна работать — значит, надо меньше драть за жилье; жилье должно быть дешевле — значит, надо перестроить экономику; экономику надо перестроить — значит, нужно восстать. Золотисто-рыжую девочку (которая только что прошла мимо моего окна) нельзя уродовать, мучить, огорчать; нельзя стричь, как каторжанку. Все короны, не подходящие к ее голове, надо сломать; все, что мешает ее красе, надо смести. Мать вправе приказать ей, чтобы она подвязала волосы, но император Вселенной не смеет приказать, чтобы она постриглась («Что не так с миром»[10] Честертон).

Так писал Честертон, великий католический и консервативный писатель. И так писали, и говорили многие бразильские патриоты и консерваторы больше, чем Папа говорит о социальной доктрине. Ирония сегодняшнего бразильского политического цирка[11] заключается в том, что многие консервативные, религиозные и «выступающие за семью» лица и группы (процент католического населения в Бразилия самый высокий в мире) были захвачены неолиберальными и неприятными атлантисткими идеями, которые также разделяют некоторые очень коррумпированные пасторы и проповедники евангельских пятидесятников (некоторые из которых также являются конгрессменами, как печально известный Марко Фелисиано, которому были выдвинуты обвинения в изнасиловании, коррупции и других правонарушениях).

Многие консервативные американцы протестовали против так называемой «социалистической» / «коммунистической» Трудовой партии Бразилии. Ирония (опять же) заключается в том, что Трудовая партия на самом деле в значительной степени католическая партия. Она была запущена гетерогенной веткой, состоящей из некоторых марксистских интеллектуалов, членов профсоюзов, католических боевиков социальной справедливости. Официально она была основана на встрече, которая состоялась 10 февраля 1980 в Библейском колледже Сион в Сан-Паулу, в частной католической школе для девочек. Трудовая партия всегда поддерживалась Национальной конференцией епископов Бразилии[12]. Испанский историк Луис Мир[13] утверждает в своей книге («Партия Бога»), что Трудовая партия Бразилии – прямой последователь католической церкви и ее «очень любимый ребенок».

Католическая церковь в Бразилии вот уже более полувека фактически оказывает поддержку земельной реформе. Папа Иоанн II[14] поддерживал ее на словах в 80-х годах во время своего визита в Бразилию. Но все становится [ещё] сложнее. В течение двух администраций, состоящих из членов Трудовой партии (особенно при Луле) были заметны определенные успехи в этом направлении, но президент Дилма Русеф решила удовлетворить желания крупных фермеров[15], тем самым оттолкнув от себя католические и социальные движения. Правда в том, что большая часть сельскохозяйственных земель в Бразилии на самом деле до сих пор находится в руках незначительного меньшинства олигархов-фермеров (владельцев латифундий[16], они любят называть это «агробизнесом»), многие из них, кто входит в состав Конгресса, приняли участие в импичменте Русеф, несмотря на то, что она действительно пыталась пойти с ними на компромисс. Они, как правило, пользовались рабским трудом и использовали вооруженных головорезов, чтобы угрожать или убивать крестьян и коренных жителей[17]. Сестра Дороти Стэнг[18], к примеру, была убита скотоводами в 2005 году из-за своей социальной воинственности. Идея «три акра и корова» Честертона слишком далека от реализации в Бразилии.

Президент Темер, в свою очередь (хоть сам называет себя католиком), хотел сблизиться с произраильскиими/проамериканскими пятидесятниками и евангелическими церквями, а также масонами (многие Ложи поддерживают демонстрации против Трудовой партии).

Он также оказался ближе к агробизнесу[19]. Существует множество разговоров в Бразилии о «библии, говядине и пулях»[20] на закрытых собраниях. Эдуардо Кунья, подручный и соучастник Темера очень популярен среди бразильских евангелистов. Кунья, кстати, недавно был исключен[21] из Конгресса при интересном повороте событий. Он же играл центральную роль в импичменте Димы Русеф. Кунья[22] и Темер[23] поддержали израильские[24] и американские[25] интересы в ущерб национальным, и оба выступают за уничтожение трудовых прав. Израиль, похоже, заинтересован в некоторых сферах бразильской промышленности после того, как они были уничтожены в рамках операций «Lava Jato» («Автомойка»).

Эта неолиберальная повестка дня, направленная против рабочих и семьи, таким образом, «продается» в целом консервативному населению Бразилии, особенно более американизируемому городскому среднему классу. Евангелисты и пятидесятники, кажется, более уязвимыми для такой ловушки, также как, например, обычные израильтяне, которые часто попадают под манипуляции в поддержку политики Израиля, и простые американцы, чей «мозг промывают», чтобы они принимали и поддерживали американские военные кампании во всем мире.

Дело в том, что, если популярность Русеф была очень низкой, то рейтинг Мишеля Темера теперь еще ниже[26]. Люди, кажется, поняли, что это «лекарство» еще хуже, чем сама болезнь. Но Темер может продолжать настаивать на неолиберальных реформах, как на радикальных мерах, необходимых во время кризиса, мерах, которые только усугубят его. Не удивительно, что бывший президент Лула до сих пор возглавляет опросы по выборам 2018 года[27]; именно поэтому он и его жена находятся под жестким юридическим насилием и теперь, наконец, им были предъявлены обвинения. Цель состоит в том, чтобы не дать ему баллотироваться на пост президента. Теперь мы можем столкнуться с непредсказуемыми последствиями. Как последствие операции «Автомойка», имидж бразильского политического класса не так сильно упал. Но никто не может быть уверенным в том, состоятся ли президентские выборы или нет. Партия бразильского демократического движения Темера и Бразильская социал-демократическая партия Серры могут попытаться разыграть карты парламентаризма[28], поскольку такое предложение уже было предложено. Это, однако, может идти в разрез с бразильской политической культурой: бразильцы – «персоналисты[29]», то есть, они обычно не заботятся о голосовании за кандидатов и политические партии сами по себе (в 2013 году, во время бразильской весны[30], сенатор Кристовам Буарки предложил упразднить политические партии в целом[31]).

Ситуация становится еще более сложной: некоторые круги ведут разговоры о восстановлении монархии. Несколько месяцев назад это могло еще звучать дико, однако сейчас монархисты принимали участие в уличных демонстрациях. Луис Орлеанский-Браганса присутствовал на судебном разбирательстве Дилмы Русеф среди других известных людей, которые выступали за ее отставку.

Он сидел рядом с Нилтоном Маси Кассаос младшим, членом масонской ложи «Grande Oriente» («Великая Ложа») Сан-Паулу и рядом с Кимом Катагуири, известным блоггером и лидером неолиберальной Партии свободы Бразилии. Но эта информация скорее подойдет бразильским цирковым статьям^[32]. В 2015 году в новостях^[33]также упоминается, этот наследник имперской династии также является лидером движения, выступавшего против Дилмы, под названием Acorda Brasil («Проснись, Бразилия!»).

Но Луис Орлеанский-Браганса не единственный принц, который поддержал выступления против Дилмы Русеф. Жуан Орлеанский-Браганса, принц-серфер^[34], также поддержал демонстрации на улице даже более активно, чем его родственник. Он фактически призывал к восстановлению монархии.

Дом Бертран^[35] также принял участие в уличной демонстрации за импичмент Дилме Русеф. Рядом с ним люди размахивали флагами с императорским гербом Бразильской империи^[36], чьи цвета представляют династию дома Педро I^[37] и его императрицы, супруги Марии Леопольдины Австриийской^[38].

Обсуждение сецессии[39] также вылезло наружу. Для среднестатистического бразильца это также может показаться безумным, но южная группа назначила (нелегальный) референдум[40]. Подобные действия происходят в штате Сан-Паулу[41], на северо-востоке и в других регионах страны[42].

Другими словами, ситуация – сплошная, непроглядная нестабильность.

Как заметили многие наблюдатели, Бразилия начинает расти, как мировой игрок. Темер, Кунья, Серра и его товарищи (радиоведущие-пятидесятники, декадентские князья, коррумпированные масоны, блогерры-подростоки[43] и бывшие порно-звезды[44]) делают все возможное, чтобы Бразилия отступила от своей цели или даже стала полноценным американским сателлитом, неолиберальный раем, как Гаити или Парагвай, если вообще не развалилась на несколько государств.

Можно было бы сказать, что, прямо сейчас, Бразилия, как и Гамлет, столкнулась с дилеммой: быть или не быть.