Геополитическая филология

«... пестрая шелуха, дрянная фальш, маски бездарности и ходули таланта - все то, что когда-то моя любовь прощала и освещала по-своему, а что отцу моему казалось истинным лицом новизны, - "мордой модернизма", как он выражался, - теперь так устарело, так забыто, как даже не забыты стихи Карамзина;»

Владимир Набоков, Дар

Настала, мне думается, эпоха, когда каждому литератору надлежит сделать публичный выбор, ответив на вопрос перед самим собой: «С кем он, со Словом-«жизнью» (давшей своё имя Божеству, правящему Олимпом¹) или же заключить пакт со всё опошляющей «культурой смерти» (например, с идеологами глобальной тирании, остервенело насаждаемой посредством инфантильного «экологизма»; с космополитической метисацией и вседозволенностью — моего! — «народа», самоизбравшего всего себя в машиахи, а затем заразившего Запад холерой ноахидизма; с агитаторами трибадо-содомских «браков» и «гендерного» шарлатанства; с пропагандистами евтаназии и абортов средь европейцев, ускоренно заменяемых южными расами, ...)? Дилемма проста: выбрав Слово, писатель становится изгоем, его служение тому перманентному космическому огню (о коем учил Гераклит эфесский²) тотчас нычнут заглушать … нет, не вселенским молчанием (в котором были сильны наивные деспотии древних времён), но бесконечно грохочущим, всепоглощающим «бру-га-га». Не потому ли мы, преверженцы Λóγος'а, во все времена вынуждены творить не для современников, и даже не на благо будущих поколений (эти, скорее всего, вовсе не сумеют прочесть наше послание), но во славу Господа, сиречь — «писать в стол». Посему истинный созидатель должен изначально принять судьбу одинокого изгоя, над которым неизбежно будет глумиться отребье (неспособное понять и объяснить незамысловатый текст без «структуралистских костылей»), — отребье всевластное в рамках системы, снизошедшей до его услуг.

Подлость этого отребья непомерна! Вот они подкатывают к вам с похотливо высунутым языком да принимаются филологически выпытывать у вас, признаёте ли вы их «кредо»: к примеру, именуете ли вы геноцид народов Запада «мультикультурализмом»; называете ли вы педерастическую скверну «однополой любовью»; или имеете ли вы привычку величать антропоидных самок-детоубийц «мужественными феминистками». И стоит вам не пройти их экзамена на дегенеративность — а для всякого подвижника верность Слову есть неизменно волевой акт, а также проявление любви к грядущему человечеству! — как на вас обрушится лавина банальщины, единственной целью коей является привлечь внимание ближайшего жандарма: «Эй, ситуайен, арестуйте-ка этого еретика!»³ Биографов подобных зелотов Слова пуще всего развеселят прилюдные mea culpa целой своры проституирующих академиков, профессоров-деканов, издателей, редакторов, критиков, журналистов, … внезапно охваченных паническим ужасом перед мыслью, что предоставив университетскую трибуну, опубликовав книги созидателя или же напечатав статьи о нём, они ненароком переступили налагаемое сатанинской властью табу, и теперь им требуется присоединить свой вой к шакальему нытью всей своры, - да так, чтобы визг этих ничтожеств выделялся над гулом коллективистской истерии⁴ (иначе «большой брат» не поверит лакейскому усердию новообращённого диссидента, вдруг осознавшего прошлые заблуждения).

Наивысшая опасность, воплощаемая нами, это не некий выставляемый напоказ псевдомасонский ритуал формальной преданности хаотичнейшему Архитектору Вселенной, — но постепенное впитывание Λóγος'а, исподволь сливающегося с нами, для того, чтобы каждый наш акт превращался в суверенное проявление философии⁵. Отныне наша филология — чистейший и уникальный тип любомудрия будущего (как, например, некогда Ницше означил свою борьбу перед обалдевшей базельской профессорнёй: «Auch einem Philologen steht es wohl an, das Ziel seines Strebens und den Weg dahin in die kurze Formel eines Glaubensbekenntnisses zu drängen; und so sei dies getan, indem ich einen Satz des Seneca also umkehre: „philosophia facta est quae philologia fuit”. Damit soll ausgesprochen sein, daß alle und jede philologische Tätigkeit umschlossen und eingehegt sein soll von einer philosophischen Weltanschauung…»⁶), а всякий наш труд, сколь бы краток он ни был, обесценивает сотни изданных системными крепостными томов, сминает и переименовывает целые эпохи. Их «модерн» — со всеми своими последующими девиациями — испарится. И средь творцов пребудет наше Слово, незыблемое, вечное.

От «александрийской культуры» до антибелого расизма

Работая над трудами Ницше — моей будущей докторской диссертацией⁷ — я уловил мысль, впоследствии пронизавшую всё творчество философа, идею, ставшую нынче табу на философских факультетах: классический филолог Ницше с ювелирной точностью определил истоки безграничного оптимизма, продолжающего разрушать нашу постэллинскую цивилизацию, а именно когнитивный диссонанс александрийской элиты, уверившей в равенство исконно добродетельных (как учил Сократ в Протагоре⁸) людей, вплоть до рабов, одновременно презираемых ею: «[…] die alexandrische Cultur braucht einen Sclavenstand, um auf die Dauer existieren zu können: aber sie leugnet, in ihrer optimistischen Betrachtung des Daseins, die Nothwendigkeit eines solchen Standes und geht deshalb, wenn der Effect ihrer schönen Verführungs und Beruhigungsworte vor der „Würde des Menschen“ und der „Würde der Arbeit“ verbraucht ist, allmählich einer grauenvollen Vernichtung entgegen. Es giebt nichts Furchtbareres als einen barbarischen Sclavenstand, der seine Existenz als ein Unrecht zu betrachten gelernt hat und sich anschickt, nicht nur für sich, sondern für alle Generationen Rache zu nehmen.»⁹. За последние более чем два тысячелетия последыши сей сократической пропаганды многократно меняли тип своих «рабов», которым однако они не прекращали проповедовать миф об их «достоинстве» и равенстве с высшими кастами, разжигая в них исступлённую ненависть, а следовательно также жажду отомстить за угнетённые поколения своих предков. «Александрийская культура» переполнила наш мир остервенением вендетты созидателям ценностей, которых она же и порождает! От Йосефа бен Матитьяху до Лейбы Бронштейна и от Платона до Руссо можно проследить как безудержный раж пришлых манипуляторов этим зудом «повсеместной справедливости», так и суицидальные порывы самих творческих этносов, противоречащие ницшевскому тезису о человеческом неравенстве: «Denn so redet mir die Gerechtigkeit: „die Menschen sind nicht gleich.“»¹⁰ - это Слово Ницше предпочтительно не цитировать в научных статьях, если вы намереваетесь делать карьеру в «университетской философии»¹¹.

«Александрийский раб», пройдя через метаморфозу монтеневского «bon sauvage» (а Монтень — идеальный представитель ницшевского «теоретического человека»: либеральный графоман из Бордо, наживавшийся со своими сородичами-сфардим на торговле «людским товаром» …), теперь принял форму любого «небелого» человека, всюду призываемого к расовому реваншу: с университетских кафедр¹², с правительственных трибун¹³, с киноэкранов¹⁴, со сцен концертных залов¹⁵ или со страниц западных газет¹⁶, … . И я посвящу серию будущих статей разбору различных типов антибелого расизма (феминизма, экологизма, пропаганды абортов и половых извращений), как единственного мотора, двигающего западной русофобией: https://www.facebook.com/anatoly.livry.7.

__