От незападных ТМО к «Коллективному НеЗападу»

 Леонид Савин (Л.С.) - Вы активно занимаетесь исследованиями в области незападных теорий международных отношений (НТМО). С чем это связано?

Денис Дегтерев (Д.Д.) - Исследование незападных ТМО – это «естественная» специализация РУДН. В самом деле, еще в момент создания Университета дружбы народов, в Постановлении ЦК, РУДН было предоставлено «право приглашать видных ученых из стран Азии, Африки, Латинской Америки и других стран для преподавательской работы»¹. В последние годы на кафедре ТИМО мы восстановили контакты со многими исследователями из этих стран в контексте изучения национальных школ международных отношений².

Строго говоря, речь идет о национальных школах МО – одном из направлений общественно-политической мысли развивающихся стран³. Говорить о «больших» незападных теориях, либо даже теориях среднего уровня, можно лишь с определенной долей условности. С другой стороны, наука о международных отношениях, как и любая другая гуманитарная и социальная наука, имеет значительную нормативную (т.е. идеологическую) составляющую. Изучение подходов к мировосприятию, характерных для стран «Глобального Юга», – это ключ к пониманию их внешнеполитических доктрин.

Л.С. – Почему в последние годы наблюдается своеобразный ренессанс НТМО?

Д.Д. - После становления глобальной капиталистической системы проблематика стран «Глобального Юга», особенно на пике однополярности, отошла на периферию как мировой, так и российской политики. Однако в последние годы, по мере роста влияния КНР и неизбежности в обозримой перспективе «транзита глобальной власти» от США к КНР⁴, страны «Глобального Юга» снова обрели свою субъектность и вместе с этим новое название – «Коллективный Восток»⁵ или точнее «Коллективный НеЗапад⁶». «Коллективный НеЗапад» – это «коалиция недовольных», преимущественно из числа развивающихся стран (dissatisfied в «теории властного транзита»), на которую опирается КНР как восходящая супер-держава в своих действиях по реформированию существующей международной системы.

Если оценивать потенциал стран не по совокупным показателям, а исключительно по размеру их населения, то получается еще более наглядная картина (см. карту). Страны-интеллектуальные лидеры и даже гегемоны в науке о МО практически не видны на данной карте.

Карта мира (размер территории стран пропорционален их населению, на 2100 г.)

Источник: Yoichi Mine. World Map in 2100: An Afrasian Dream. URL: https://researchmap.jp/mineyoichi/presentations/24593122

К 2100 г. подавляющее большинство мирового населения будут составлять жители Азии и Африки, причем наиболее многочисленным будет население черного континента. Представляете, насколько важно понимать ожидания миллиардов этих жителей нашей планеты? Кстати, подъем BLM-движения по всему миру и распространение постколониализма и деколониальных исследований – это, по-видимому, подготовка общественного мнения к более масштабной миграции из стран Африки и Азии в страны «Коллективного Запада», в контексте уже идущего процесса афро-азиатизации⁷. Сокращающемуся европейскому населению навязывается комплекс вины за годы рабства. Но ведь существенную, если не большую вину за организацию работорговли из Африки несут и арабы (как транссахарский сухопутный маршрут, так и морской – через Индийский океан)⁸, численность которых, правда, также стремительно растет, как и африканцев, поэтому этот дискурс неактуален.

Стоит отметить, что наши западные партнеры хорошо понимают необходимость исследования НТМО и уже давно «окучивают» международников незападного ареала. Так, в последние годы в фокусе внимания Ассоциации международных исследований (ISA, США) исследователи из стран «Глобального Юга», объединенные в Global South Caucus (фактически –незападный мир). А. Ачария–профессор индийского происхождения занимал должность президента ISA в 2014-2015 гг, а Н. Бехера, профессор Делийского университета, – должность вице-президента ISA в 2019-2020 гг.

В попытке вовлечь незападный мир в конвенциальный западный академический дискурс А. Ачария уже несколько лет продвигает идею «Глобальных МО» (Global IR)⁹. Отдельно стоит отметить такое направление, как Third World Approaches to International Law (TWAIL) – это исследования незападных подходов к справедливости, к мироустройству, которое началось еще в 1996 г. в Гарвардской школе бизнеса и с тех пор превратилось в мировое интеллектуальное движение. Одним из лидеров данного движения является Б.С. Чимни¹⁰. С учетом того, что в «святой троице» постколониализма (Эдвард Саид, Хоми Баба и Гаятри Спивак¹¹) двое из трех также из Индии, можно сделать вывод об определенном доминировании индийских исследователей (и исследователей индийского происхождения) в «конвенциональном» незападном дискурсе.

Л.С. – А какие тогда школы, по Вашему мнению, можно отнести к «неконвенциональным», подлинно незападным?

Д.Д. –Если страна плотно интегрирована в западное академическое сообщество по МО, вероятность того, что она формирует самобытные, «суверенные» смыслы несколько уменьшается. Индикатором успешной интеграции является, например, высокое место «мозговых центров» данной страны в ежегодном Филадельфийском рейтинге (Global Go To Think Tank) – коллеги из ВШЭ в своем исследовании НТМО опирались как раз на данный индикатор¹². Однако, в Египте, например, наиболее известен в западном мире Американский университет в Каире, но самый влиятельный в формировании смыслов не только в стране, но и в исламском мире в целом Университет Аль-Азхар¹³, который вообще отсутствует в международных рейтингах.

Другой характерный индикатор «от противного» – это присутствие страны в исследовании Колледжа Уильяма и Мэри (проект TRIP) ¹⁴, которое в 2017 г. охватило международников из 36 стран мира. Из Африки, например, там только 2 страны – ЮАР и Египет, присутствуют такие вестернизированные страны мира, как Израиль, Республика Корея, Япония и др. Если страна не присутствует в данном списке, то с большей вероятностью именно там стоит искать подлинно незападные ТМО, чем и занимаемся мы в рамках исследовательского проекта. В 2018-2019 гг. мы провели опросы нескольких сот международников из таких стран, а в 2018-2020 г. организовали в общей сложности восемь научных семинаров с участием более сотни международников из РФ, стран Восточной, Юго-Восточной, Южной Азии, Африки, Латинской Америки, Турции, Ирана¹⁵.

Если в группе «конвенциональных» школ лидер – Индия, то во второй – конечно, Китай. В написанной Вами книге по многополярности упоминается нью-йоркский международник китайского происхождения Лили Линь¹⁶, однако это скорее исключение. Подлинно китайские НТМО ведутся в самом Китае. «Континентальная» китайская школа международных отношений в последние годы активно развивается (прямо по заветам Мао: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ»), и многие китайские ТМО уже стали классическими и хорошо известными в РФ (во-многом, благодаря работам нашего коллеги Е.Н. Грачикова¹⁷), в т.ч. теория морального реализма Янь Сюэтуна, «реляционная теория мировой политики» Цинь Яцина, «система Тянься» Чжао Тиняна и другие. Молодое поколение российских китаистов уже хорошо знакомо с данными подходами – в РУДН их используют Е.В. Журавлева, А.А. Забелла, Е.Ю. Каткова, а также А.В. Цвык¹⁸; в НИУ ВШЭ (Москва) – А.С. Пятачкова; в питерском филиале ВШЭ – С.В. Кривохиж; в ДВФУ – кандидатскую диссертацию по китайским и индийским ТМО защитил А.И. Козинец¹⁹, а наш коллектив давал на нее отзыв ведущей организации.

Примечательно, что дискурс «Системы Тянься», правда в более широком контексте, использует, например, А.Г. Дугин²⁰. Т.е. китайские НТМО уже вошли в российские политический и академический дискурс! Естественно, влияют они и на внешнеполитическую практику КНР. Например, ведущий китайский международник Ван Хунин (1989-1994 гг. – декан факультета МО Фуданьского университета) в 2017 г. вошел в состав Постоянного комитета ЦК КПК²¹. Примечательно, что в последние годы идет замещение его политически нейтральной концепции «культурной мягкой силы» в сторону «дискурсивной силы», то есть новых смыслов, норм и стандартов²². От страны, которая безропотно принимает все международные нормы (rule-taker), к 2010 г. Китай превратился в страну, которая уже оказывает влияние на содержание данных норм (rule-changer), и более того, к 2020 г. постепенно стал страной, формирующей международные нормы (rule-maker), особенно в ИТ-сфере.

Л.С. – А за пределами Китая есть ли влиятельные школы международных отношений, разрабатывающие свои НТМО?

Д.Д. – Для распространения теории важны не только аутентичные смыслы, но и то, что, например, в Африке называют агентность (agency). Современная конструктивистская теория позволяет несколько смягчить неомарксисткий дискурс неоколониальной зависимости, но суть остается той же, – это недостаток субъектности. Представьте ситуацию, когда, например, региональная интеграционная группировка участвует в переговорах с ЕС. Но работа секретариата данной организации в значительной степени оплачивается за счет европейского гранта. Можно ли говорить в этом случае об агентности? Да, есть много интересных подходов, связанных, например, с дипломатией убунту (в РУДН данными исследованиями занимается М.Г. Иванова²³, ведущим экспертом в РФ по данной тематике является проф. В.Г. Шубин из Института Африки РАН), но не менее важна и практическая составляющая.

В этом контексте, например, в Африке выделяются такие страны-лидеры, как ЮАР и Нигерия (кстати конкурирующие между собой за региональное лидерство), понимающие необходимость выработки подлинно национальных и африканоцентричных подходов. Среди выдающихся интеллектуалов я бы особо отметил Филани Мтембу (исполнительный директор Института глобального диалога, ЮАР²⁴) – он учился в ФРГ, но не является про-немецким, или про-европейским. Он учился в Китае и блестяще знает эту страну, но не является про-китайским. Он – про-африканский, как и его книги, например, о сотрудничестве КНР и Индии со странами Африки, на которые мы регулярно даем рецензии в Вестнике РУДН²⁵. ЮАРовские исследователи в целом задают импульс на формирование аутентичной африканской общественной науки²⁶. Но наибольшие перспективы, считаю, связаны в выстраивании диалога с нигерийскими интеллектуалами, которые, по их мнению, отражают позицию именно Тропической Африки.

Филани Мтембу, ЮАР

Со времен формирования нового международного экономического порядка и консолидированной позиции стран Третьего мира в биполярный период (1970–1980-е годы) сохранилось лишь несколько сильных интеллектуальных центров. Это Совет по развитию исследований в области социальных наук в Африке (Council for the Development of Social Science Research in Africa, CODESRIA) в Дакаре (Сенегал), созданный в 1973 г. и долгие годы работавший под научным руководством выдающегося египтянина С. Амина (скончался в 2018 г.). Важную роль до сих пор играет и “Сеть Третьего мира" (Third World Network), созданная в 1984 г. в Пинанге (Малайзия) и имеющая свои отделения в других странах Азии, а также в Африке, Латинской Америке и в Европе²⁷.

Интересные наработки есть в целом ряде стран ЮВА– в апреле 2019 г. в РУДН мы провели семинар по ТМО данного региона, а также по такому феномену, как «Зомия». Доклады участников семинара вышли в виде специального номера «Незападные трансформации» журнала «Сравнительная политика»²⁸. В нашем коллективе на проблематике индонезийских ТМО специализируется Н.С. Куклин²⁹.

Парадоксально, но мы так и не смогли организовать семинар по арабским НТМО! Не было достаточного количества российских участников. Конечно, есть ряд исследований в cфере ислама и мировой политики, либо по теологии³⁰, по исламистским подходам³¹, но собственно исследований ТМО арабских стран не так много. Например, анализ истоков панарабизма, чем занимается в РФ проф. М.А. Сапронова (МГИМО), а также ретроспектива панарабских устремлений М. Каддафи, которую представил проф. РУДН Кассае Ныгусие с коллегами³². Если кому-то в РФ это удастся, будем только рады! С другой стороны, есть неплохие наработки по иранским ТМО. В этом плане в РУДН выделяется работа проф. В.И. Белова (Юртаева), который исследует исламские основания внешней политики Ирана³³. Интересные выводы получены и в рамках исследования шиитской дихотомии «обездоленные-высокомерные», которое провела О.С. Чикризова³⁴.

Рассмотрев незападные подходы по всему миру, мы также исследовали латиноамериканские ТМО, хотя данный регион находится в Западном полушарии, да и влияние США там сильнее, чем в других регионах. В РУДН проф. А.Ю. Борзова исследует теорию автономию во внешней политике Бразилии, а А.А. Еремин – периферийный реализм Карлоса Эскуде³⁵. Cтоит отметить и таких российских исследователей, как Б.Ф. Мартынов, В.Л. Хейфец, Д.М. Розенталь. Материалы нашего семинара по латиноамериканским ТМО (октябрь 2020 г.) выходят в № 1 2021 издания МГИМО «Ибероамериканские тетради»³⁶.

Л.С. А можно ли говорить о солидарности в среде теоретиков не-западных ТМО?

Д.Д. – Конечно, большинство из них продвигают более справедливые, гармоничные концепции мироустройства, учет интересов не только гегемона и узкого круга «избранных», но и более широкого круга стран и исследователей. В этом плане кстати есть определенная солидарность и с А. Ачарией, который не так легко стал президентом ISA и на пути к этому подвергался дискриминации. В своей работе Вы исследуете его мультиплексную теорию, и даже называете в честь нее параграф³⁷; мне же довелось брать с ним интересное интервью –в самом деле, существует много точек соприкосновения³⁸.

В реальности, грани между «конвенциональными» и «неконвенциональными» НТМО практически нет. Возьмем те же постколониальные исследования. Да, они «конвенциональны», поскольку их авторы – эмигранты из стран «Глобального Юга» в странах «Коллективного Запада», не желающие завтра «становиться нью-йоркскими таксистами»³⁹. Да, во многом это в угоду политической конъюнктуры искаженные антиимпериалистические подходы к деколонизации⁴⁰, что признаете и Вы в своей монографии⁴¹.

С другой стороны, перед глазами стоит, например, целый ряд палестинских интеллектуалов: Эдвард Саид (1935-2003 гг.) – основатель постколониализма, Элла Шохат (1959 г.) и Джозеф Массад (1963 г.) – долгие годы преподавания в США не сделали их более «конвенциональными». Стоит отметить и наш, российский пример международника А.П. Цыганкова (США), который сделал, пожалуй, больше других для развития самобытной российской теории международных отношений⁴². Требуется переосмысление данного феномена и выработка российского подхода к постколониализму⁴³ и феномену интеллектуальной эмиграции. Рад, что в нашем коллективе работает доц. О.А. Моргунова, которая имеет как раз взвешенный подход к постколониальным исследованиям⁴⁴.

Другое дело, что идеологические концепции не стоят на месте и подвержены внешнему влиянию. Например, после распада СССР большинство неомарксистских интеллектуальных центров и издательств остались на Западе – это нью-йоркские Monthly Review и Verso Books, лондонские Pluto Press и Zed Books. Если в 1980-е годы формулировка "империя зла" употреблялась в отношении СССР его противниками (к числу которых едва ли относились неомарксисты), то в 1990-е и 2000-е западные неомарксисты стали говорить об имперской сущности России, Китая и Ирана. Т.е. постепенно изменился смысл основных политических терминов, используемых левыми интеллектуалами⁴⁵. Впоследствии, данные подходы эволюционировали практически до неузнаваемости, породив совокупность течений, которые сегодня называются «Новая этика», и подвергаются справедливой критике российских международников⁴⁶.

Можем рассмотреть турецкие концепции НТМО, ведущим российским экспертом по которым является П.В. Шлыков. В данной стране очень популярно евразийство, в т.ч. подходы А.Г. Дугина. Однако турецкая версия неоевразийской идеологии включает в себя и элементы пантюркизма, построения Великого Турана⁴⁷. И эта разновидность евразийства может быть сопряжена с российской, или, например, с казахстанской, а может, напротив, вырасти в конкурирующий геополитический проект. Поэтому крайне важно поддерживать плодотворное академическое сотрудничество международников «Коллективного НеЗапада», сопрягая их идеологические концепции.

Л.С. – Перейдем от теории к практике. А можно ли сегодня говорить о «Коллективном НеЗападе» как едином целом?

Д.Д. - Пока нет, но это «страшный сон» наших западных партнеров». Причем парадоксально, но именно они сами делают его явью. В последние несколько лет набирает обороты т.н. «декаплинг» (decoupling), т.е. сознательный разрыв экономических связей США и их союзников с КНР, ускоряющий деление мира на два блока: «Коллективный Запад» (американоцентричный, формирующийся вокруг НАТО) и «Коллективный НеЗапад» (китаецентричный, формирующийся вокруг ШОС). Для РФ разрыв с западными странами произошел еще в 2014 г. (т.е. декаплинг для РФ – привычное явление, связанное с западными санкциями), однако для КНР данный процесс начался лишь в 2019-2020 гг., т.к. до этого времени существовала высокая степень взаимозависимости экономик КНР и США.

Набирает обороты и технологический декаплинг. Например, западные страны запустили Clean Network Initiative⁴⁸, запрещающую сотрудничество в любой форме с китайскими телекоммуникационными компаниями. Помимо негативного влияния для развития мировой экономики, стоит выделить и позитивные эффекты от декаплинга – высвобождение триллионных рынков стран «Коллективного НеЗапада» от продукции западных ТНК, на смену которым постепенно придут китайские (и российские) компании.

Набирает обороты и политический декаплинг – разделение международных организаций на несколько конкурирующих альянсов – в т.ч. западноцентричных и китаецентричных (АБИИ, ШОС и др.). Наконец, важную роль будет играть и идеологический декаплинг, а именно постепенное распространение НТМО в странах «Коллективного НеЗапада» как основных теоретических подходов к международным исследованиям.

- Л.С. - Могут ли незападные подходы способствовать реформированию международной системы? ВТО, МВФ, Всемирный банк – это ведь все продукты западной политики и, соответственно, западных теорий.

Д.Д. В самом деле, существующая система международных организаций была сформирована в конце 1940-х – 1950-е гг. – в момент максимального относительного могущества США на мировой арене и является преимущественно американоцентричной. Соответственно, штаб-квартиры всех этих организаций находятся на территории стран «Коллективного Запада», в первую очередь США, а также их европейских союзников.

Однако, думаю, для реформирования существующей системы глобального управления в «инструментальном» плане вполне хватит и «конвенциональной», западной ТМО. Как отмечал более 60 лет назад создатель американской теории «властного транзита» А.Ф.К. Органски, «вопрос не в том, станет ли Китай самой могущественной державой на земле, а скорее в том, сколько времени потребуется ему, чтобы достичь этого статуса»⁴⁹.

Международные организации представляют собой один из элементов «структурной власти» – понятие, которое британский исследователь Сьюзен Стрэндж (1923-1998 гг.) ввела в международную политэкономию около 30 лет назад. Под структурной властью она понимала «власть решать, как будут делаться вещи; власть формировать рамки, в которых государства относятся друг к другу; относятся к людям или к корпоративным предприятиям»⁵⁰. По ее мнению, первичную структуру власти в мировой экономике определяли четыре основных сферы: структура безопасности (в институтах «Коллективного Запада» – это НАТО), структура производства (ОЭСР), финансовая структура (Институты Бреттон-Вудса) и структура распространения знаний/идей.

Самый очевидный, симметричный способ достройки «Коллективного НеЗапада» предполагает создание аналогичных структур. Вместо НАТО – это расширение и углубление деятельности ШОС, сопряжение институционального потенциала ОДКБ и ШОС при лидирующей роли РФ. В сфере производства – это создание аналога ОЭСР из числа активных участников китайского «Плана Маршалла» – проекта «Один пояс, один путь» и перехода к «мягкой» координации производственной политики. В финансовой сфере – это запуск цифрового июня и дальнейшее развитие потенциала АБИИ. В сфере распространения знаний и идеологических концепций, в т.ч. НТМО, ключевую роль также могла бы играть РФ.

Конечно, незападные подходы к ТМО и регионоведению (в т.ч. представленные в Вашей монографии дуальные типы цивилизаций⁵¹) важны своей нормативной составляющей в контексте обоснования морального авторитета «Коллективного НеЗапада».

___

N.B. В интервью представлены результаты исследования, выполненного в рамках научного проекта No 20-514-93003 КАОН_а «Россия и Китай в мировом политическом пространстве: согласование национальных интересов в глобальном управлении»