Взгляд на Россию изнутри

На прошлой неделе я летал в Москву, прибыв в 4:30 дня 8 декабря. В Москве в это время суток начинает темнеть, и солнца не будет примерно до 10 утра в это время года – так называемые «черные дни» в противовес «белым ночам». Любого, кто привык жить ближе к экватору, это тревожит. Это первый знак того, что ты не только в другой стране, к чему я привык, но и в другой среде обитания. Тем не менее, по мере того как мы ехали к центру Москвы, а это более часа, движение на дороге, дорожные работы, все выглядело обычным. В Москве три аэропорта, и мы прилетели в самый дальний от центра, Домодедово – главный международный аэропорт. В Москве ведется много ремонтных работ, и хотя это сдерживает движение на дорогах, указывает на то, что процветание продолжается, по крайней мере, в столице.

 

Наш хозяин встретил нас и мы быстро принялись за работу, получив представление друг о друге и разговаривая о событиях этого дня.  Он провел много времени в Соединенных Штатах и был намного больше знаком с нюансами американской жизни, чем я с русской. В этом смысле он был прекрасным хозяином, переводившим свою страну на мой язык, всегда с ноткой русского патриота, каким он, конечно же, и был. Мы разговаривали, когда ехали по Москве, глубоко проникнув в предмет разговора.

 

От него, а также из разговоров с российскими специалистами по большинству регионов мира – студентами Института Международных Отношений – и еще некоторого числа людей, которых я считаю обычными (не состоящими на службе в правительственных агенствах, занимающихся вопросами внешней политики и экономики), у меня сформировалось чувство того, какие проблемы у России. Проблемы такие, каких можно было ожидать. Акцент же и порядок этих проблем я ожидать не мог.

 

 

Я думал, экономические проблемы России должны были бы волновать людей в первую очередь. Падение рубля, снижение цен на нефть, общее замедление экономики и влияние западных санкций, все это, как кажется на Западе, должно ударить по российской экономике. И тем не менее мы разговаривали не об этом. Снижение курса рубля повлияло на планы зарубежных поездок, но люди лишь недавно стали чувствовать реальное воздействие этих факторов, особенно благодаря инфляции.

 

Однако была другая причина, стоящая за относительным спокойствием по поводу финансовой ситуации, и она исходила не только от правительственных чиновников, но также от обычных людей, и ее следует рассматривать очень серьезно. Русские говорили, что экономические неурядицы были нормой для России, а процветание – исключением. Всегда есть ожидание того, что благополучный период закончится и вернется обычное затягивание поясов русской бедности.

 

Русские ужасно пострадали в 1990-е при Борисе Ельцине, но также и при предыдущих правительствах до времени правления царей. Несмотря на это, некоторые говорили, что вышли победителями в войнах, в которых было необходимо победить, чтобы жить достойной жизнью. Золотой век, длившийся предыдущие 10 лет, подходил к концу. Этого можно было ожидать, и это нужно будет пережить. Правительственные чиновники говорили об этом, как о предупреждении, и я не думаю, что это блеф. В центре разговоров были санкции, и смысл был в том, чтобы показать, что они не заставят Россию изменить свою политику в отношении Украины.

 

Сила русских в том, что они способны вынести то, что сломало бы другие нации. Также мне говорили, что они будут поддерживать правительство, когда России угрожает опасность, независимо от уровня его компетентности. Поэтому, спорили русские, не следует ожидать, что санкции, какими бы суровыми они ни были, заставят Москву капитулировать. Вместо этого русские ответят своими собственными санкциями, какими именно они не говорили, но, как я понял, означающими захват активов западных компаний и свертывание импорта сельхозпродукции из Европы. Разговоров о прекращении поставок натурального газа в Европу не было.

 

Если это так, то американцы и европейцы обманывают себя по поводу воздействия санкций. В целом, лично я мало верю в действие санкций. После сказанного русские дали мне возможность взглянуть на все сквозь другую призму. Санкции отражают американский и европейский болевой порог. Они созданы, чтобы вызывать боль, которую люди Запада не могут вынести. Применительно к другим, эффект может отличаться.

 

У меня такое чувство, что русские говорили серьезно. Это объяснило бы, почему усиление санкций плюс падение цен на нефть, экономический спад и прочее просто не разрушили их уверенности, чего можно было бы ожидать. Результат телефонных опросов из надежного источника говорит о том, что Президент Владимир Путин все еще невероятно популярен. Останется ли он популярным, когда ухудшение упрочится, и будет ли элита, пострадав финансово, такой же жизнерадостной, другой вопрос. Но для меня самый важный урок, который я возможно получил в России – «возможно» здесь действующее слово – то что русские не реагируют на экономическое давление так, как это делают люди Запада, и что идея, ставшая широко известной по слогану президентской кампании «Это экономика, глупышка,» может быть неприменима в России.

 

 

Было намного больше сопротивления по Украине. Есть принятие того, что события на Украине все изменили для России, и негодование оттого, что администрация Обамы подняла то, что русские называют пропагандистской кампанией, чтобы выставить Россию агрессором. Постоянно поднимались два вопроса. Первый, что Крым исторически был частью России, и что на нем уже доминировали русские военные, находившиеся там по договору. Не было никакого вторжения, просто закрепление реальности. Второе: очень упорно настаивалось, что Восточная Украина населена русскими, и что, как и в других странах, этим русским должна была быть дана более высокая степень автономии. Один ученый указал на канадскую модель и Квебек, чтобы показать, что Запад обычно не имеет проблем с региональной автономией для этнически различных областей, но их шокирует, что русские могут захотеть последовать подобной практике, обычной для Запада.

 

То, что произошло в Косово, необычайно важно для русских как потому, что они чувствуют, что их пожеланиями там пренебрегли, так и потому, что это явилось прецедентом. Годы спустя падения сербского правительства, которое угрожало албанцам в Косово, Запад даровал Косово независимость. Русские возражают, что границы были передвинуты, когда никакой опасности для Косово уже не существовало. Россия не хотела, чтобы это произошло, но Запад сделал это, потому что смог. По мнению русских, переделав карту Сербии, Запад не имеет права возражать против передела карты Украины.

 

Я пытаюсь не втягиваться в вопрос кто прав, кто виноват не потому, что не верю, что разница есть, но потому что в истории вопросы редко решаются в соответствии с моральными принципами. Я понял точку зрения русских об Украине как о необходимом стратегическом барьере, и идею о том, что без нее они бы встали перед лицом серьезной угрозы, если не сейчас, то позднее. Они приводили в пример Наполеона и Гитлера, как примеры врагов, побежденных глубинкой.

 

Я пытался представить стратегическую американскую перспективу. Соединенные Штаты потратили прошедшее столетие, преследуя единственную цель: избегать восхождения какой-то одной гегемонии, которая могла бы использовать в своих интересах западно-европейскую технологию и капитал и русские природные и человеческие ресурсы. Соединенные Штаты вмешались в Первую Мировую войну в 1917, чтобы блокировать господство Германии, и вновь во Вторую Мировую войну. Целью холодной войны было предотвращение гегемонии России. Стратегическая политика США была последовательной в течение столетия.

 

Соединенные Штаты имеют причины, чтобы быть осторожными на предмет любой поднимающейся гегемонии. В этом случае страх перед возрождающейся Россией – это воспоминание о Холодной Войне, и оно не настолько неразумно. Как некоторые мне указывали, экономическая слабость редко означала слабость военную или политическую разобщенность. Я согласился с ними по этому поводу и сказал, что именно поэтому у США есть законные опасения в отношении России в Украине. Если Россия сумеет восстановить свою власть в Украине, то что будет дальше? Россия имеет военные и политические силы, которые могли бы начать нападать на Европу. Поэтому, это не иррационально для Соединенных Штатов, и по крайней мере некоторых европейских стран, хотеть утвердить свою власть в Украине.

 

Когда я выложил этот аргумент очень важному чиновнику из Министерства Иностранных Дел России, он в целом сказал, что не понимает, что я пытаюсь сказать. При том, что он целиком осознает геополитические установки, которыми руководствуется Россия на Украине, для него те вековые установки, которыми руководствуются Соединенные Штаты, чересчур всеобъемлющи, чтобы их можно было применить к Украинскому вопросу. И дело не в том, что он видит лишь свою часть вопроса. Скорее дело в том, что для России Украина представляет собой вопрос, требующий немедленного разрешения, и та картина американской стратегии, которую я нарисовал, настолько абстрактна, что кажется никак не стыкуется с текущими реалиями. Есть автоматический ответ Америки на то, что ей видится как агрессивное усиление России, однако русские далеки от агрессии и они защищаются. По мнению этого чиновника страхи Америки по поводу русской гегемонии просто слишком надуманны, чтобы их серьезно рассматривать.

 

Во время других встреч с руководящим составом Института Международных отношений я использовал другую тактику, пытаясь объяснить, что русские привели в замешательство президента США Барака Обаму в Сирии. Обама не хотел атаковать, когда были использованы отравляющие газы в Сирии, так как это было тяжело в военном отношении, потому что если бы он сверг сирийского президента Башара Аль Ассада, это оставило бы страну во власти суннитских джихадистов. Соединенные Штаты и Россия имеют схожие интересы, утверждал я, и попытка России привести в замешательство президента, сделав вид, что Путин вынудил его отступить, запустила такой ответ США по Украине. Если честно, я думал, мое геополитическое объяснение было намного более связным, чем этот аргумент, но я попробовал и его. Обсуждение проходило во время обеда, но свое время я потратил на объяснения и споры, а не на еду. Я обнаружил, что могу держаться геополитически, но они справлялись со сложностями администрации Обамы так, как у меня никогда не получится.

 

 

Самым важным вопросом было что же последует дальше. Очевидный вопрос, распространится ли украинский кризис на Прибалтику, Молдову и Кавказ. Я поднял его на встрече с чиновником из МИДа. Он настойчиво подчеркивал несколько раз, что кризис дальше не пойдет. Я понял это так, что не будет русских массовых беспорядков в Прибалтике, волнений в Молдове и военных действий на Кавказе. Я думаю, он был искренен. С русских и так достаточно. Они должны управляться с Украиной, справляться с действующими санкциями, терпеть экономические проблемы. У Запада есть ресурсы, чтобы справиться со множеством кризисов. России необходимо сдержать этот кризис на Украине.

 

 

Россия удовольствуется каким-то уровнем автономии для русских в восточных областях Украины. Насколько большой автономией мне неизвестно. Им необходим сильный жест, чтобы защитить свои интересы и утвердить собственную значимость. Их точка зрения, что региональная автономия существует во многих странах, убедительна. Но история говорит, что побеждает сильнейший, и Запад использует свою силу, чтобы посильнее надавить на Россию. Однако очевидно, что нет ничего опаснее, чем раненый медведь. Лучше его убить, но убить Россию, как показывает история, нелегко. 

 

Я уехал с двумя ощущениями. Первое, что Путин был в большей безопасности, чем я думал. В целом, это не так много значит. Президенты приходят и уходят. Однако это напоминание, что то, что дискредитировало бы западного лидера, может не затронуть лидера Российского. Второе, русские не планируют кампанию агрессии. В этом я более обеспокоен – не потому что они хотят куда-то вторгнуться, но потому что нации часто не осознают, что может произойти, и они могут отреагировать таким образом, что удивят самих себя. Это самое опасное в данной ситуации. Это не то, что планировалось и кажется совершенно доброкачественным. Опасно такое действие, которое произошло неожиданно, как для других сторон, так и для России.

 

В то же самое время мой общий анализ остается неизменным. Что бы Россия не могла сделать где-то еще, Украина для нее фундаментально стратегически важна. Даже если восток получил бы какой-то уровень автономии, Россию будут глубоко волновать взаимоотношения остальной части Украины с Западом. Как бы трудно не было это измерить западным умом, история России – это история буферов. Состояние буфера спасает Россию от вторжения с Запада. России нужна такая договоренность, которая бы оставила Украину по крайней мере нейтральной.

 

Для Соединенных Штатов любая возрождающаяся мощь в Евразии запускает автоматически ответ, выношенный вековой историей. Как бы ни было трудно это понять русским, почти полвека истории «холодной войны» сделали США гиперчувствительными к возможному появлению такой России. Соединенные Штаты провели последнее столетие, блокируя объединение Европы под знаменем единой враждебной силы. Чего Россия хочет и чего Америка боится – весьма разные вещи.

У Соединенных Штатов и Европы проблема  с пониманием страхов России. У России проблема с пониманием страхов Америки. Но страхи обоих реальны и законны. Это не вопрос непонимания между странами, но вопрос несопоставимых императивов. Вся добрая воля мира – а ее бесценно малое количество – не способна решить проблему двух держав, которые вынуждены защищать свои интересы, и, занимаясь этим, заставлять других чувствовать угрозу. Я многое понял за эту поездку. Я не понял как разрешить эту проблему, кроме того что по самой меньшей мере каждый должен понимать страхи другого, даже если не может их успокоить.