Институционализация многополярности

Трансформация современной  структуры международного права. Уровни системы международного права

Рассмотрим теперь тонкий вопрос об институционализации многополярности. Многополярность, так же как однополярность и глобализация (мондиализм), представляет собой волевой концептуальный проект, который с необходимостью предшествует правовому оформлению и поэтому не может сам по себе иметь правовой характер. Этот проект является источником международного права, точнее, его трансформации от существующих форм к новым. Ни доктрина Монро, ни концепция Вудро Вильсона, ни теория «большого пространства» К. Хаусхофера и К. Шмитта не имели никакого правового статуса, но, будучи воплощенными (полностью или частично) в жизнь, они предопределили мировой баланс сил в международной политике, то есть на определенных этапах становились юридическими формами.

В системе международного права всегда есть несколько уровней:

• общие принципы, которые разделяет критическое количество участников международного процесса, способного эти принципы отстоять силой;

• интересы главных игроков мировой политики;

• существующее в данный момент силовое «статус-кво»;

• существующее в данный момент правовое «статус-кво»;

• закладываемые главными игроками перспективы на будущее.

Все эти пункты находятся в состоянии постоянной динамической трансформации и влияют друг на друга. Этим определяется общая структура международного права: в ней есть относительно постоянные моменты (там, где противоположные импульсы находятся в состоянии равновесия) и переменные моменты (там, где у каких-то игроков скапливается достаточно потенциала, чтобы изменить общие правила).

Переходное состояние современной системы международного права

В настоящий момент общая структура международного права представляет собой следующее:

• Вестфальская система, считающая суверенными признанные мировым сообществом (в лице ООН) национальные государства (то есть право национальных правительств проводить в своих границах политику, не зависимую от внешних сил) — «второй номос Земли», по К. Шмитту;

• инерциальные остатки Ялтинской системы, двухполюсного мира, что закреплено в составе Совета Безопасности ООН, где голосами обладают ядерные державы — «третий номос Земли», по К. Шмитту;

• влияние «однополярного момента», что проявляется в односторонних декларациях и действиях США и их партнеров по атлантистской коалиции относительно того, что считать зоной национальных интересов США (этой зоной объявлена вся территории планеты Земля в т. н. «доктрине Рамсфельда»347, формулировку которого относительно «превентивных ударов» несколько смягчил, но только по форме, Барак Обама);

• принципы глобализации, постепенно воплощающиеся институционально в транснациональные институты (например, такие, как международный Страсбургский Суд) и в системы обязательных правовых нормативов — демократии, прав человека, свободного рынка, то есть т. н. «общечеловеческих ценностей»).

В этой конструкции легко выделить основной вектор трансформации. Вес и значение однополярности и глобализации возрастают, система национальных государств и инерция двухполюсного мира слабеют. При этом наибольшие сдвиги отмечаются в ускоренном демонтаже ­Ялтинской системы и ликвидации остатков двухполярности. Беспрецедентный случай одностороннего вторжения вооруженных сил США и Великобритании в Ирак в 2001 году, его оккупация, уничтожение его законно избранного Президента, последующее создание марионеточного правительства и начало распада национальной государственности — и все это под надуманным предлогом наличия у Саддама Хусейна «химического оружия», доказательства чего так и не были представлены, а также вторжение в Афганистан и бомбежки Сербии показывают, что значение национального суверенитета отдельных государств становится все более и более относительным, а его силовая и правовая подоплека постепенно слабнет. Ведь никто из протестовавших против вторжения в Ирак государств — ни в Европе (Франция, Германия), ни в Евразии (Россия), ни в Азии (Китай) — не смогли политическими средствами остановить США и не посмели выдвинуть силовой аргумент, тем самым признав по факту «право сильного» на нарушение принципа суверенитета и создав, таким образом, прецедент, который рано или поздно может получить правовой статус.

В системе международного права происходит переход от «второго» и «третьего номоса Земли» к «четвертому». И в данный момент этим «четвертым номосом Земли» претендует стать глобализм и однополярность, а отнюдь не многополярный мир.

Правовой статус многополярности

Поэтому вопрос о правовом статусе многополярности является сегодня наиболее актуальным в мировой политике. Он отражает ход битвы за структуру «четвертого номоса Земли», который может быть либо однополярным и глобалистским, либо многополярным. Между собой скрещиваются два проекта архитектуры будущего — проект Моря (глобализация) и проект Суши (многополярность).

Постепенная институционализация однополярности и глобализма на фоне сохранения элементов прежних правовых моделей (второго и третьего номоса) налицо. Некоторые круги США уже предлагают более отчетливое оформление этой правовой модели, когда говорят о целесо­образности создания вместо ООН (отражающей парадигмы прежних международно-правовых отношений) «Лиги Демократий»348. «Лига Демократий» мыслится как союз государств, которые полностью готовы подчиняться стратегии США и внедрять нормативы атлантизма и либеральной демократии в глобальном масштабе. Только «Лига Демократий» будет признаваться легальной и легитимной моделью международного права, а те, кто останется за ее бортом, правовым образом будут причислены к странам-изгоям за счет поражения в правах.

Формализация многополярного проекта и его оформление в правовой сфере пока не столь отчетливы, как в случае однополярного сценария. И тем не менее определенные действия по институционализации многополярности принимаются. Мы их здесь и рассмотрим.

Многополярность в российской доктрине Национальной Безопасности. Российско-китайская декларация многополярности 1997 года

Далеко не маловажен факт, что термин «многополярность» фигурирует не только в выступлениях высокопоставленных политических дея­телей, но и в ряде официальных документов. Таким образом, можно считать это первым шагом к институционализации этого понятия и его правового оформления.

Едва ли не впервые формула «многополярный мир» была употреблена в совместной российско-китайской декларации, принятой в Москве 23 апреля 1997 года. Она была подготовлена действующими Послами Китая и России в ООН — Сергеем Лавровым и Ванг Ксюексяном и подписана Президентами РФ Ельциным и главой КПК Дзян Дзимином349. В ней утверждалось, что «ушедший в прошлое двухполярный мир должен уступить место многополярному»350. В тот период большого значения этой формуле никто не придал, но факт заслуживает внимания.

Стратегия Национальной Безопасности Российской Федерации до 2020 года

В наше время мы находим обращение к многополярному миру в действующей Концепции Национальной Безопасности Российской Федерации, сформулированной в документе «Стратегия Национальной Безопасности Российской Федерации до 2020 года», утвержденном Указом Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 537351.

Многополярность упомянута в самом начале — в пункте № 1:

«1. Россия преодолела последствия системного политического и социально-экономического кризиса конца XX века — остановила падение уровня и качества жизни российских граждан, устояла под напором национализма, сепаратизма и международного терроризма, предотвратила дискредитацию конституционного строя, сохранила суверенитет и территориальную целостность, восстановила возможности по наращиванию своей конкурентоспособности и отстаиванию национальных интересов в качестве ключевого субъекта формирующихся многополярных (разрядка наша. — А. Д.) международных отношений»352.

Пункт № 25 этого же документа гласит:

«25. Национальные интересы Российской Федерации на долгосрочную перспективу заключаются:

• в развитии демократии и гражданского общества, повышении конкурентоспособности национальной экономики;

• в обеспечении незыблемости конституционного строя, территориальной целостности и суверенитета Российской Федерации;

• в превращении Российской Федерации в мировую державу, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнерских отношений в условиях многополярного мира (разрядка наша. — А. Д.)»353.

Есть упоминание о многополярности и в 24-м пункте этого документа:

«24. Для обеспечения национальной безопасности Российская Федерация, наряду с достижением основных приоритетов национальной безопасности, сосредоточивает свои усилия и ресурсы на следующих приоритетах устойчивого развития:

(…) стратегическая стабильность и равноправное стратегическое парт­нерство, которые укрепляются на основе активного участия России в развитии многополярной модели мироустройства (разрядка наша. — А. Д.)»354.

Критика однополярного мира В. В. Путиным и евразийские тезисы

Термин «многополярность» перешел в этот действующий в настоящий момент документ из предшествующих аналогичных ему текстов. В частности, вскоре после избрания Президента В. В. Путина 10 января 2000 года он издает Указ № 24 «О Концепции Национальной Безопасности Российской Федерации»355, где в первом разделе, «Россия в мировом сообществе», прямо провозглашается курс на многополярность:

«Положение в мире характеризуется динамичной трансформацией системы международных отношений. После окончания эры биполярной конфронтации возобладали две взаимоисключающие тенденции.

Первая тенденция проявляется в укреплении экономических и политических позиций значительного числа государств и их интеграционных объединений, в совершенствовании механизмов многостороннего управления международными процессами. При этом все большую роль играют экономические, политические, научно-технические, экологические и информационные факторы. Россия будет способствовать формированию идеологии становления многополярного мира на этой основе (разрядка наша. — А. Д.)»356.

Чтобы не оставалось иллюзий в отношении того, чему противопоставляется многополярный мир, курс на строительство которого открыто провозглашен в этом тексте, следующий за ним абзац прямо осуждает однополярную систему миропорядка:

«Вторая тенденция проявляется через попытки создания структуры международных отношений, основанной на доминировании в международном сообществе развитых западных стран при лидерстве США и рассчитанной на односторонние, прежде всего военно-силовые, решения ключевых проблем мировой политики в обход основополагающих норм международного права»357.

Этот подход недвусмысленно осуждается. Более развернутую критику однополярного мироустройства Владимир Путин дал в своей знаменитой Мюнхенской речи спустя семь лет — в 2007 году358, продемонстрировав тем самым, что решимость российской власти противодействовать американской гегемонии и ее политике двойных стандартов является осознанной и долгосрочной стратегией. В. Путин, в частности, сказал:

«Чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере — и навязывается другим государствам»359.

А закончил эту речь он чрезвычайно важными словами: «Россия — страна с более чем тысячелетней историей, и практически всегда она пользовалась привилегией проводить независимую внешнюю политику. Мы не собираемся изменять этой традиции и сегодня»360.

Та же по смыслу идея была сформулирована и в «Концепции Нацио­нальной Безопасности 2000 года», в первом пункте которой мы видим, как и в словах Путина в Мюнхене, прямое обращение к геополитике, евразийству и тематике Heartland’а:

«Россия является одной из крупнейших стран мира с многовековой историей и богатыми культурными традициями. Несмотря на сложную международную обстановку и трудности внутреннего характера, она в силу значительного экономического, научно-технического и военного потенциала, уникального стратегического положения на Евразийском континенте объективно продолжает играть важную роль в мировых процессах»361.

Игнорирование темы многополярности в российском экспертном сообществе

Надо отметить, что ни первый документ, подписанный В. В. Путиным в 2000 году, ни действующая «Стратегия Национальной Безопасности», утвержденная Президентом Д. А. Медведевым, совершенно не обсуждались в российском обществе — ни в кругу экспертов, ни в широких аудиториях, а обсуждение Мюнхенской речи толковалось лишь эмоционально и поверхностно.

Более того, можно заметить устойчивое нежелание российской элиты, и в первую очередь МИД РФ, всерьез определять понятие многополярности и делать хотя бы какие-то шаги в его конкретизации и построении программы действий. Возможно, причина этого лежит в том, что любое более или менее содержательное толкование многополярности неминуемо приведет к необходимости формулировать открыто ряд позиций, которые по объективным причинам непременно вызовут недовольство США. Любое серьезное осмысление многополярности приводит нас к остро стоящей дилемме: либо однополярный, либо многополярный мир. А это предполагает четкий и ясный выбор. Поскольку США строят однополярный глобальный мир (в одиночку, как предлагают неоконсерваторы или сторонники «Лиги Демократий», или вместе с «младшими партнерами», как предлагают апологеты многостороннего подхода и, в частности, администрация Президента Обамы) и не собираются сворачивать с этого пути, то внятная декларация ориентации на многополярность означает прямой вызов США. А к такому повороту событий не готово ни российское общество, ни правящая элита. Это и создает определенный диссонанс. В основных документах, определяющих военно-политическую стратегию России в международной сфере, недвусмысленно зафиксирован курс на многополярность, вместе с тем конфликтность такого подхода, заложенного в гео­политическом смысле такой ситуации, аккуратно ретушируется в общественных дебатах и российских СМИ.

Тем не менее, мы имеем дело с важным фактом: курс на многополярность заложен в основных стратегических документах России и, значит, имеет определенный правовой статус в национальном законодательстве, а следовательно, мы имеем дело с первой стадией его институционализации.

Международные организации, способные стать основой многополярного миропорядка в правовом поле. ООН на современном этапе: геополитический анализ

С точки зрения многополярности можно посмотреть и на Организацию Объединенных Наций — в той форме, в которой она существует в актуальных геополитических условиях. ООН представляет собой итог предшествующей стадии глобализации, связанной с Вестфальской системой и отчасти с двухполюсным миром. В ООН мы имеем дело с парадигмой международного права, соответствующей «второму» и «третьему номосу Земли», по К. Шмитту, тогда как сегодня, в целом, мы постепенно переходим к «четвертому номосу Земли» (либо однополярному, либо многополярному). Именно поэтому наиболее радикальные сторонники однополярности и глобализации все чаще выступают с критикой ООН, и даже с призывами к роспуску этой организации.

На месте ООН представители жесткой американоцентричной однополярности предлагают создать «Лигу Демократий» во главе с США, а мондиалисты — «мировое правительство». Это два направления правового оформления новой расстановки сил в мире. В такой ситуации ООН становится консервативным институтом, сдерживающим тенденции развития глобализации. Хотя изначально ООН (как и Лига Наций, которая была ее предшественницей между Первой и Второй мировыми войнами) задумывалась как инструмент «глобализма», ее формат, с учетом краха двухполярного мира и ухода социалистического лагеря и СССР с мировой арены, устарел и тормозит институционализацию и легализацию иной картины мира.

В такой ситуации, если процессы глобализации пойдут по атлантистскому сценарию, реформирование (начиная с изменения структуры Совета Безопасности, о чем уже сегодня идет речь), а затем и роспуск ООН будут неизбежны. Однако переходные условия настоящего момента позволяют использовать ООН и сторонникам многополярного мира. Не представляя собой институт многополярности в чистом виде, перед лицом активизации однополярных и глобальных тенденций ООН может выполнять, временно и прагматически, защитную функцию, противодействуя этим тенденциям по инерции и самой структуре своего устройства. Это прекрасно осознают в США, подвергая ООН все более жесткой критике, высмеивая ее несостоятельность и недееспособность, укоряя в растрате впустую средств, выделяемых на ее содержание362, и т. д. В такой ситуации сторонники многополярного мироустройства вполне могут использовать ООН как прикрытие для организации более эффективных институтов многополярности. Воспринимая ООН как форму уходящего миропорядка, пока еще выживающую в тени его постепенного распада, и продлевая как можно дольше эту постепенность, можно попытаться в старых рамках заложить основы новых правовых институтов.

Если следовать этой линии осознанно и последовательно (как и поступает сегодня Российская Федерация, активизировавшая свою деятельность в ООН с 2007 года и увеличившая свою долю в финансировании этой организации), можно достичь определенных результатов:

• продлить сопротивление процессу однополярной глобализации и тем самым выиграть время для подготовки собственно многополярных структур и институтов (это наиболее вероятный проект);

• превратить ООН в момент окончательного кризиса в отношениях с США и перехода США к учреждению «Лиги Демократий» в собственно «многополярную структуру» (этот сценарий менее вероятен, так как ему будут активно противодействовать атлантистские силы, которые явно не оставят без боя такой институт своим стратегическим противникам).

БРИКС: геополитика «второго мира»

Примером первого приближения к разработке многополярной международной структуры является создание неформального клуба «БРИК», созданного на основе четырех стран — Бразилии, России, Индии и Китая363. В него изначлаьно входили четыре государства: три державы евразийские — Россия, Индия, Китай, и одна латиноамериканская — Бразилия, с ярко выраженной принадлежностью к «цивилизации Суши», представляющих собой «большое пространство» и являющихся бесспорными лидерами в своих регионах. Кроме того позднее в организацию вступила Южная Африка, превратив БРИК в БРИКС.

«БРИКС» выражает собой формы геополитического самосознания тех держав, которые, с одной стороны, имеют огромные достижения в экономической, военно-технической и ресурсной сферах, но вместе с тем существенно уступают странам Запада, существенно превосходя при этом все остальные незападные страны. Три державы обладают ядерным оружием (Россия, Китай, Индия), а Бразилия, по мнению некоторых ресурсов, близка к этому364. Китай и Индия в общей сложности насчитывают больше двух миллиардов населения. Россия обладает гигантскими территориями и природными ресурсами, а также сохраняет достаточно высокий военно-технический потенциал. Бразильская экономика развивается ускоренными темпами, превращая страну в регионального лидера и ядро всей Латинской Америки. Если сложить стратегический потенциал всех этих стран, то совокупно по многим параметрам он сопоставим со стратегическим потенциалом стран Запада, а в некоторых аспектах — и превосходит его365.

При этом все четыре страны находятся в состоянии активной модернизации и впитывают — по разному алгоритму — те технологические возможности, которые предоставляет глобальный мир и мировая экономика.

В однополярной конструкции страны БРИКС мыслятся строго по отдельности, как промежуточные пояса между «ядром» и «мировой периферией». Элиты этих стран при таком подходе должны постепенно интегрироваться в мировую элиту, а массы — смешаться с другими низшими социальными стратами из соседних обществ, в том числе и из менее развитых через поток миграции, и утратить, таким образом, культурную и цивилизационную идентичность. То обстоятельство, что в странах БРИКС развертываются глобализационные процессы, дает основание глобалистам полагать, что эти страны постепенно встроятся в общую систему однополярности.

Но с точки зрения многополярности функции БРИКС могут быть совершенно иными. Если эти четыре страны смогут сформулировать общую стратегию, оформить консолидированные подходы к основным вызовам современности и разработать совместную геополитическую модель, то мы получим готовый мощный международный институт многополярного мира, обладающий колоссальными техническими, дипломатическими, демографическими и военными ресурсами.

БРИКС можно осмыслить как потенциальный «второй мир»366. По определенным параметрам он будет отличаться и от «первого мира» («ядра», Запада) и от «третьего мира» («мировой периферии»). Если подойти к этому не с чисто количественных позиций (ресурсы, экономика, население, технологии и т. д.), но с учетом качественной особости обществ этих стран, то есть с позиции культуры и цивилизации, то можно увидеть в БРИС нечто совершенно новое и оригинальное.

В однополярной перспективе «второй мир» (БРИКС) подлежит разделению на два сегмента: на элиты, интегрирующиеся в «первый мир», и массы, сползающие в «третий мир» и с ним смешивающиеся. Так оно происходит в ходе инерциального развития событий. Но если БРИКС осмыслит свою историческую функцию не как простой этап в становлении глобальной мировой системы (И. Валлерстайн), а как новую парадигму, которая выработает иную стратегию, сохранит пропорции между элитами и массами в рамках общего цивилизационного проекта, то «второй мир» может стать серьезной альтернативой «первому» и указанием пути (и спасением) для «третьего». В этом случае формат простого «клуба» четырех стран, имеющих много общих черт в современном моменте развития, может органически перерасти в основу мощной мировой организации, способной диктовать остальным участникам мирового процесса свои требования в ультимативной форме (если это потребуется), а не просто сообщать частное мнение об одобрении или неодобрении того или иного действия США и его партнеров (как это имеет место сейчас).

Представим себе такую ситуацию. США собираются начать военную операцию в Ираке. Франция и Германия «не одобряют» такого шага. А четыре ядерные страны — Бразилия, Россия, Индия и Китай — говорят: «Нет, вы этого не сделаете!» Жесткость ультиматума будет подтверждена совокупным геополитическим потенциалом. Поодиночке США могут нанести непоправимый урон каждой из этих стран в отдельности — в военной, экономической, политической сферах. Но всем четырем странам — исключено.

Таким же образом могут решаться и другие вопросы, мнения по которым полярно расходятся у сторонников однополярного и многополярного мира — проблемы Сербии, Афганистана, Грузии, Тибета, Синьцзяня, Тавайн, Кашмира, а также ряд локальных проблем в Латинской Америке. Конечно, США постараются не создавать ситуаций, предполагающих заинтересованность в выработке общей позиции странами БРИК каждой из стран одновременно. На это и делается вся ставка, поскольку по отдельности с каждой из стран «второго мира» можно отношения уладить.

Но смысл многополярности в том и состоит, чтобы выработать правила международного порядка, которые отвечали бы не частной ситуации, в которой отдельная, пусть крупная, держава получает желаемое, но общему принципу, когда США и их союзникам вообще невозможно было бы развязывать острый конфликт в одностороннем порядке, не считаясь более ни с кем. Вторжение США в Ирак глубоко не затронуло ни Китай, ни Россию, ни Индию, ни Бразилию. Вторжение в Афганистан было сиюминутно (так казалось, по крайней мере) выгодно России и отчасти Индии (блокирование очага воинственного радикального ислама). Но серия подобных шагов со стороны США рано или поздно возведет такую манеру поведения в принцип и положит в основу правовой модели — как мы видим в проекте «Лиги Демократий». Поэтому США необходимо в подобных случаях жестко останавливать — заранее и по принципиальным причинам, а не из-за того, что нечто ситуативно выгодно или невыгодно той или иной стране «второго мира». Тут-то и проявляется закон «разделяй и властвуй» («divideetimpera», на латыни). Если «второй мир» будет консолидирован общей многополярной философией, стратегией и геополитикой, он будет недоступен однополярным интригам и сможет двигаться прямым путем к своей институционализации и приданию многополярным правилам правового характера.

Сегодня БРИКС как организация находится в самом начале большого пути, и никто не может обещать, что этот путь будет легким. Однако существующая форма клуба четырех великих держав уже представляет собой форму, прообраз международной структуры, которая могла бы постепенно стать институциональным ядром многополярного мира.

Шанхайская Организация Сотрудничества  и ее геополитические функции

Другой структурой, которая имеет признаки многополярного института, является Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС)367. Она задумана как форма постоянных консультаций ряда крупных держав Евразийского континента по поводу региональных проблем и вызовов, касающихся каждой из них. Сама идея ШОС свидетельствует о многополярном подходе, так как основана на предпосылках, что локальные проблемы должны решаться теми странами и теми обществами, которые имеют к ним прямое отношение. Глобальные инстанции при этом оставляются в стороне.

В ШОС на постоянной основе участвуют Россия, Китай, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан. Этими странами эта организация и была учреждена в 2001 году после того, как Узбекистан принял решение присоединиться к «Шанхайской пятерке», образованной Россией, Китаем, Казахстаном, Таджикистаном и Киргизстаном в период с 1996 по 1997 год в ходе подписания друг с другом ряда соглашений по военному сотрудничеству. При формальном равноправии всех участников ШОС диспаритет потенциалов очевиден: в основании этой организации стоят Китай и Россия, а остальные страны, из числа бывших союзных респуб­лик Средней Азии, представляют «буферный регион», в котором традиционно сильно российское стратегическое присутствие и постепенно нарастает китайское. Чтобы согласовывать эти процессы и учитывать позиции стран Средней Азии, а также решать технические вопросы (противодействия терроризму, наркоторговле, сепаратизму, организованной преступности и т. д.), ШОС и была создана.

Россия и Китай недвусмысленно выражают свою ориентацию на многополярный мир, что полностью соответствует и позициям остальных участников ШОС, поэтому данная организация может рассматриваться как один из многополярных институтов.

Показательно, что в ШОС вступили Индия и Пакистан, а на очереди стоят Иран и Монголия, то есть практически все крупные государства, имеющие непосредственное отношение к Цент­рально-Азиатскому региону. Если вновь обратиться к стратегическим аспектам многополярной теории, то мы увидим в ШОС потенциал для формирования полноценной коалиции Heartland’а, то есть того четвертого полюса, который является ключевым для построения квадриполярной архитектуры.

Россия, Иран, Индия и Пакистан являются главными узлами в зоне евразийской пан-идеи. А Китай, со своей стороны, опорой многополярности и соседней державой, от которой во многом зависит строительство многополярного мира. То есть в ШОС, если предположить участие в ней стран-наблюдателей на постоянной основе, мы имеем дело с мощнейшим инструментом глобальной политики, функционально сопоставимым с БРИКС (тем более что в ШОС присутствуют три из пяти стран БРИКС), но имеющим привязку к Евразийскому континенту.

Даже предварительные консультации по частным вопросам в таком составе уже превращают эту организацию в самостоятельную мировую силу. А проведение совместных военных учений (как это ежегодно имеет место, начиная с 2007 года) при благоприятных обстоятельствах вполне может стать основой военно-стратегического партнерства, а может быть, и «Евразийского Альянса», симметричного Альянсу Северо-Атлантическому (НАТО).

ШОС представляет собой еще один пример постепенного правового оформления многополярности368. А тот факт, что официальные декларации ШОС постоянно опровергают политический или стратегический характер этой организации, лишь показывает, что ее руководители стараются максимально отложить момент прямой конфронтации с глобализмом и однополярным миром, действуя по той же логике, что и при отказе от прояснения геополитического и стратегического смысла «многополярности» (о чем речь шла ранее).

Интеграционные организации постсоветского пространства

Рассмотрим более узкие интеграционные структуры, затрагивающие непосредственно территорию Heartland’а. К ним относятся:

• Евразийское Экономическое Сообщество, сокращенно ЕврАзЭС (Россия, Беларусь, Казахстан, Киргизия, Таджикистан)369;

• Организация Договора о Коллективной Безопасности, сокращенно ОДКБ (Россия, Беларусь, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Армения)370;

• Таможенный союз (Россия, Казахстан, Беларусь)371;

• Единое Экономическое Пространство (Россия, Казахстан, Беларусь, Украина);

• Союзное Государство России и Белоруссии372.

Все эти организации ставят перед собой задачи новой интеграции Heartland’а в новых условиях и так или иначе ориентированы в первую очередь на Россию и на воссоздание вокруг нее общего «большого пространства». Такая цель и политическая география участников показывает, что эти организации нацелены на создание многополярного мира, в частности, на создание полноценного полюса четвертой зоны (евразийской пан-идеи). С геополитической точки зрения все они являются чисто евразийскими по своему качеству. При этом надо заметить, что евразийская философия интеграции пока разработана довольно слабо и фрагментарно. Единственно, что не подлежит сомнению: интеграционные процессы в рамках этих институтов не основаны ни на прямой территориальной экспансии России (как это было в период Российской Империи), ни, что очевидно, на основе коммунистической идеологии (как это было в советский период). Поэтому логично предположить, что философия интеграции постсоветского процесса будет многополярной и евразийской, то есть основанной на учете культурной, этнической и исторической самобытности каждого общества, вступающего заново в единое историческое «большое пространство» воссоздаваемого на новом историческом витке Heartland’а. Определенные шаги в этом направлении предпринимаются политическим руководством Казахстана, чей Президент Нурсултан Назарбаев открыто исповедует евразийские взгляды373. Именно он являлся инициатором создания большинства интеграционных структур, а в 1994 году в МГУ озвучил авангардный проект создания «Евразийского Союза» — как прямого аналога Европейского Союза, и даже предложил проект его «Конституции». Однако со стороны других участников этих структур, включая саму Россию, большого интереса к этой теме не проявляется, самым мягким объяснением чему (как мы уже неоднократно видели), вероятно, является нежелание обострять раньше времени отношения с США.

Вместе с тем США прекрасно осознают, что все интеграционные процессы на постсоветском пространстве неминуемо ведут к усилению Heartland'а и, следовательно, представляют собой угрозу американской военной гегемонии. Эти опасения находят выражение в официальных документах американского руководства — таких, как «план Вулфовица», настаивающий на том, что главной задачей американской стратегии безопасности является недопущение возникновения на территории Евразии блока, способного проводить самостоятельную политику без учета интересов США в регионе374. Поэтому в США была разработана система альтернативной организации постсоветского пространства. Смысл ее состоял в том, чтобы:

• оторвать страны СНГ от России;

• сблизить их с США и Евросоюзом;

• начать процесс интеграции их в НАТО;

• выстроить на пространстве СНГ антироссийскую коалицию;

• заменить в странах СНГ дружественные России или, по меньшей мере, нейтральные, политические режимы на антироссийские, прозападные и глобалистские;

• разместить в проамериканских странах американские военные объекты.

Для этой цели США и, в частности, фонд мондиалиста Дж. Сороса активно провоцировали «цветные революции» в Украине, Грузии, Молдове (попытки делались в Беларуси, Армении и Киргизии). А те страны, которые оказались в сфере влияния атлантизма, создавали собственные антироссийские. Антиевразийские коалиции — такие как ГУАМ375 (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова) или эфемерное «Содружество демократического выбора», провозглашенное Ющенко и Саакашвили в 2005 году (Украина, Грузия, Литва, Латвия, Эстония, Молдова, Словения, Македония, Румыния).

Таким образом, все постсоветское пространство было поделено на евразийскую (интеграционную) и атлантистскую (дезинтеграционную) зоны. Обе зоны были включены в правовые и институционные процессы, которые призваны были зафиксировать структуру этих пространств в юридической форме — либо в однополярном (атлантистском, глобалистском), либо в многополярном (евразийском) ключе. Поэтому, несмотря на то, что интеграционные процессы на постсоветском пространстве и их институциональное оформление носят локальный характер, по своему значению они имеют глобальный масштаб — ведь речь идет о выполнении необходимого условия многополярного мира: воссоздания политического пространства Heartland’а в объеме, необходимом для того, чтобы стать полноценным полюсом квадриполярной конструкции.

Все интеграционные структуры постсоветского пространства имеют различный характер.

ЕврАзЭс представляет собой экономическую структуру, призванную объединить экономики входящих в него стран.

ОДКБ — военно-политический союз.

Таможенный союз, запущенный только к 2010 году, — реально действующий механизм, интегрирующий территории России, Казахстана и Беларуси в единую зону с полностью идентичной системой экономического законодательства (в рамках Таможенного союза все трансакции, транспортные тарифы и т. д. осуществляются так, как если бы они находились в пределах единого государства).

Союзное Государство России и Беларуси — одобренная политическим руководством обеих стран и ратифицированная парламентами инициатива по созданию единой наднациональной государственности с общей системой управления, единым парламентом и т. д. Союз существует юридически, но его практическая реализация сталкивается с целым рядом трудностей.

Единое Экономическое Пространство — провозглашенная в 2003 году президентами четырех стран (России, Казахстана, Беларуси и Украины) инициатива экономической интеграции. Отличается от ЕврАзЭС и Таможенного союза присутствием Украины, ради которой и был предложен особый формат, которая в то время собиралась вступить в ВТО, а в 2008 году вступила. Интеграция с Украиной шла с большим трудом, не случайно эта страна стала членом антироссийского блока ГУАМ. Когда же Президент Кучма пошел на осторожное сближение с Москвой в 2003 году, прозападные силы (с опорой на США) осуществили «оранжевую революцию», задачей которой, в частности, был срыв вступления Украины в ЕЭП.

Таким образом, институционализация интеграционных инициатив на постсоветском пространстве, как мы видим, имеет не локальный, а глобальный характер, так как ее успех резко повышает шансы на создание многополярной системы, а ее провал, напротив, усиливает позиции сторонников американской гегемонии и глобализма.

 

Глава из учебника Теория Многополярного Мира