Многополярный азиатский век (часть 2)

За семьдесят лет, с 1945 года, США значительно преуспели в установлении некоторых ключевых правил, действующих до сих пор. Эти правила гарантировали стабильность глобальных институтов, лежащих в основе современной системы многосторонних отношений. ООН, ключевые международные договоры о безопасности, конвенции и нормы по управлению общими пространствами – все пришло из той эпохи. Период с 1990 года ознаменовался торжеством либерального порядка и установлением проекта глобализации в рамках Атлантического союза.

Экономический императив перестроить послевоенную Европу требовал политических мер реагирования и военных средств. Сверхдержавы стали мировыми гарантами предсказуемости (в сфере торговли и безопасности) и, за счет своего расширения, многосторонности. Теперь эта задача переходит к Азии, но к той Азии, которая со времен Чингисхана не была под властью какой-то одной суверенной державы и которая упорно остается многополярной.

Азии необходимо построить мост между многополярностью и многосторонностью.

Это происходит в тот момент, когда многие оставшиеся институты находятся на грани распада, если не развалились вовсе. ООН больше напоминает не неправительственную организацию – как предполагалось ранее, – а аналитический центр. Она могла бы стать подходящей площадкой для обсуждения норм и правил, но не способна это реализовать. Образованная в 1995 году ВТО переживает преждевременный кризис среднего возраста. Так где взять новые институты для азиатского века? Где и среди кого проводить важные переговоры? Или настало время взглянуть в лицо суровой правде и признать, что правила, акторы, институты, соглашения и вопросы этики для азиатского века еще только предстоит открыть, написать и разработать?

Возможно, пора начинать новый проект, который создаст политическую Азию. Как атлантический порядок развивался на базе Бреттон-Вудского соглашения и системы ООН, так и Азии необходимо новое руководство, новый совет директоров и новая архитектура безопасности.

По крайней мере эта система должна состоять из трех местных акторов (Китай, Япония и Индия) и двух региональных заинтересованных сторон (США и Россия). Другие субрегиональные участники также должны быть вовлечены.

Саммит стран Восточной Азии, членами которого являются все эти государства, был предложен в качестве возможной основы для такой архитектуры. Однако его недостаточно для решения проблем Центральной и Западной Азии. Станет ли расширенный мандат для G20 (семь азиатских стран, плюс две, если включить Турцию и Россию) решением? Или же неизбежно создание новой организации?

Существуют три возможности – отдельные, но не взаимоисключающие. В начале XXI века политика в Азии напоминала подавленную неуправляемую мировую многополярность начала XX века. Понадобилось 50 лет и две войны, чтобы превратить этот беспорядок в многостороннее равновесие. Азия должна справиться лучше, быстрее и без внешнего раздражителя в виде большой войны. США могут создавать новые институциональные механизмы в Азии, «как греки-рабы управляли деятельностью римского императора» (аллюзия Гарольда Макмиллана на послевоенные отношения между Великобританией и США).

Если США решат завещать либеральный мировой порядок азиатским силам, наследницей станет Индия. Она не возьмет на себя роль великой державы – потому что азиатский регион слишком беспокойный и политически активный, чтобы управляться одним субъектом, – но будет просто связующей державой. Индия занимает уникальное и каталитическое положение, географически и идеологически простираясь по континенту. Но важно определить два фактора. Смогут ли США найти в себе силы выработать такой порядок, который не предоставит им почетного места, как было в трансатлантической системе? И сможет ли Индия убедить их действовать сообща и воспользуется ли шансом стать наследницей либеральной Азии?

Вторая возможность для азиатского порядка напоминает Венскую систему международных отношений (Система Европейского концерта) XIX века – нестабильную, но необходимую политическую коалицию крупных держав на континенте. Страны азиатской «Большой восьмерки» (Китай, Индия, Япония, Саудовская Аравия, Иран, Австралия, Россия и Америка) были бы связаны «браком по расчету», а их интересы –  ущемлены во имя совместного управления. Было бы трудно предсказать контуры этой системы, вероятно, она будет сосредоточена на предотвращении ударов по «основным» функциям управления в Азии, таким как сохранение финансовой системы, территориальных и политических суверенитетов и взаимозависимых механизмов безопасности. Учитывая, что каждый крупный игрок данной системы будут рассматривать ее в качестве специального механизма, высоки шансы изнурительного двустороннего или многостороннего конфликта за первенство. Так в свое время Система концерта уступила место Первой мировой войне.

Третья возможность – появление азиатской политической архитектуры, которая не предполагает США.

В этой системе — или, точнее, в совокупности подсистем — региональные экономические союзы и союзы безопасности играют важную роль в регулировании сферы их интересов. Как следствие, такие институты, как АСЕАН, Шанхайская организация сотрудничества, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), Совет сотрудничества стран Персидского залива и Ассоциация регионального сотрудничества Южной Азии станут «переходниками» управления. США останутся отдаленно связанными с этими подсистемами, но не будут ни инвестировать в них, ни становиться их членом.

Наша задача – оценить политическую подоплеку за формирующейся азиатской архитектурой. Все просто: будет ли она определена конкуренцией или сотрудничеством? Смогут ли США выработать политический порядок, похожий на существующие многосторонние системы или же затраты на создание прорывных институтов отвратят азиатские страны от участия в этом? И, наконец, сможет ли какой-нибудь достоверный паназиатский институт управления признать культурные, экономические и социальные различия, которые характеризуют континент? Задача для азиатского века – это не стремление к заветному совместному управлению, а диагностика средств для достижения устойчивой и открытой платформы.