Экзистенциальная теория общества

Имплицитная социология

Альфред Шюц, ученик Гуссерля, применил философскую феноменологию к области социологии¹. Благодаря этому он построил оригинальную теорию, обогатившую социологическую дисциплину. Нечто аналогичное вполне можно проделать в отношении философии Мартина Хайдеггера. Ни Хайдеггер, ни Гуссерль специально не занимались обществом и тем более социологией. Но глубина их методов и новизна взглядов на сущностные проблемы гносеологии и онтологии вполне допускают применение к различным областям знаний, включая те, которые сами они по тем или иным причинам обходили вниманием. Это будет вполне в духе мысли самого Хайдеггера, утверждавшего, что философия содержит в себе все остальные науки в парадигмальной форме, в свернутом виде. Поэтому извлечь из полноценной и оригинальной философии спектр имплицитно содержащихся в ней дисциплин – вопрос технический. В целом построение Четвертой Политической Теории во многом на основании философии Хайдеггера и представляет собой именно такое развертывание имплицитного содержания. А так как область политического тесно связана с областью социального, то набросок хайдегеррианской социологии будет чрезвычайно полезен в деле построения Четвертой Политической Теории в целом.
Сам термин «общество» (Gesellschaft) Хайдеггер почти никогда не употребляет², но термин «народ» (Volk), напротив, встречается в его текстах довольно часто. Мы преимущественно будем опираться на курс лекций летнего семестра 1934 года «Логика как вопрос о сущности языка»³ и на «Черные тетради»⁴, где Хайдеггер упоминает «народ» (Volk) чаще всего и где закладывает основы для дальнейшего развертывания своего имплицитного учения об обществе.

Volk als Dasein

Прежде всего следует обратить внимание на центральное понятие всей философии Хайдеггера – Dasein. Особенность Dasein’а состоит в том, что его нельзя рассматривать строго ни как индивидуальное человеческое бытие, ни как коллективное, то есть общественное. Dasein первичен и по отношению к индивидууму, и по отношению к обществу. Все человеческое происходит из Dasein’а, следовательно, Dasein прединдивидуален и праобщественен. Но при этом экзистенциальный анализ Хайдеггера соотносит самые различные стороны человеческого мышления, действия, культуры, привычек – то есть экзистирования – с Dasein’ом в целом. А значит, Dasein объясняет индивидуума, которого в себя включает целиком. В индивидуальном человеческом существе нет ничего, чего не было бы в Dasein’е. На этом и основана экзистенциальная аналитика. Все человеческое возводится к Dasein’у и находит в нем свое разрешение.В отношении индивидуума это эксплицитно. Но точно так же мы могли бы поступить и в отношении общества. Ведь общество и есть чисто человеческое. Следовательно, общество так же, как и индивидуум, коренится в Dasein’е и разрешается в нем. Как и у индивидуума, у общества должны быть экзистенциалы, и следовательно, мы вполне можем ставить перед собой задачу экзистенциальной аналитики общества. Dasein не индивидуален и не общественен (не коллективен). Но индивидуум, напротив, сводим к Dasein’у, содержится в нем. Но это же справедливо и в отношении общества. Общество также содержится в Dasein’е. Из этого вытекает, что общество может быть рассмотрено в оптике Dasein’а, как сам Dasein.

Важно, что Хайдеггер строго разделяет «я» (ich) и Selbst. Selbst выступает как общий корень для человека и для общества (народа). Хайдеггер говорит:

Das Selbst ist keine auszeichnende Bestimmung des Ich. Dies ist der Grundirrtum des neuzeitlichen Denkens. Das Selbst wird nicht vom Ich her bestimmt, sondern der Selbstcharakter ist auch ebensogut dem Du eigen, dem Wir und dem Ihr. Das Selbst ist in neuer Weise rätselhaft. Der Selbstcharakter ist nicht gesondert dem Du, dem Ich, dem Wir zugehörig, sondern all dem in gleich ursprünglicher Weise.⁵

Selbst не является исключительно определением эго, «я» (Ich). Это глубинное заблуждение мышления Нового времени. Selbst не определяется эго, «я» (Ich), напротив, свойство Selbst также присуще «ты», «мы» и «вы». Selbst является загадочным в каком-то новом смысле. Свойство Selbst не принадлежит исключительно только «тебе», «мне», «нам», но всем равно изначальным образом.

Selbst, таким образом, предшествует и единичному, и коллективному, является для них общей основой. Поэтому мы вполне можем поставить задачу изучить Selbst общества. Это предполагает совершенно особое к нему отношение.

Такое общество будет экзистенциальным обществом. И именно для общества, понятого таким образом, Хайдеггер и использует специальное слово – Volk. Volk – это то же, что и Dasein. Но только в своей философии Хайдеггер преимущественно занимается выявлением Dasein’а в человеке, философии, мышлении и культуре. И так как его не интересует проблема индивидуума самого по себе, то он постоянно переходит от человека к его экзистенциальному основанию – Dasein’у, чаще всего не уточняя саму структуру перехода. Поэтому слово Mensch (человек) в его философии, хотя и употребляется нечасто, но в большинстве случаев подразумевается. Причем всякий раз это Mensch als Dasein.
Но вполне легитимно предложить и другую траекторию выхода на Dasein – через общество. У Хайдеггера иногда мы видим и такой путь, намеченный лишь весьма приблизительно. И в этом случае он всегда использует слово Volk. Volk als Dasein.

Экзистенциальная структура Volk

Хайдеггер, описывая структуру народа (Volk), прямо говорит о гомологии с человеком.⁶ В традиционной метафизике в человеке выделялись три начала – тело, душа и дух. Так же мы обычно поступаем и с народом. Тело народа – это то пространство, которое он занимает, а также население, количество, демография, промышленность, экономика. Это войны и мирные договора, торговля и ремесла.

Душа народа – это предания, религия, культура, обычаи, нравы, этика.
И наконец, дух народа воплощен в философах, историках, правителях, которые ответственны напрямую за судьбы народа и государства.
Но Хайдеггер отбрасывает эту классическую стратификацию так же, как он отказывается от трихотомии при анализе человеческой личности. Эта таксономия есть следствие метафизики, причем конкретно платонической метафизики. Но Хайдеггер ставит именно ее под сомнение и стремится прорваться к изначальной стихии мышления. Поэтому он и выносит за скобки трихотомию человеческой структуры, чтобы снова – самым свежим из возможных путей – осуществить постановку вопроса о том, как мы относимся к Selbst, то о том, кто мы, как мы и зачем мы. Экзистенциальная аналитика, деструкция⁷ и возведение к Dasein’у служат именно этой цели.
Поэтому и понимание народа (Volk) не должно останавливаться на выделении трех уровней – тела, души и духа, но достигаться в новой оптике через соотношение народа с его Selbst, через приведение народа к Dasein’у.
В этом случае надежными характеристиками народа становятся только экзистенциалы. Прежде всего, это Sorge (забота) и бытие-к-смерти (Sein-zum-Tode).То, что мы называем «телом народа», или хозяйством, промышленностью, экономикой (Wirtschaft), в таком случае перестает быть отдельной областью, определяемой материальными факторами. Отныне это область заботы (Sorge). Народ озабочен. И не потому, что этого требуют объективные обстоятельства, он озабочен сам по себе, поскольку такова его сущность, его Selbst. Поместим народ в самые благоприятные условия, и он тут же найдет, о чем заботиться. Ведь у Хайдеггера забота – это аналог интенциального акта Гуссерля. Следовательно, хозяйство народа, его «тело», есть не что иное, как структуры его интенциональности. Экономика интенциональна. И это фундаментальный вывод хайдеггерианской социологии: неслучайно человек сопряжен с трудом и с производством. Произведение предметов с помощью техники и есть самая яркая форма интенциональности. Если в случае с наблюдаемыми природными объектами искусственность их конституирования не очевидна (для тех, кто не занимается философией), то в сфере хозяйства это эксплицитно. Все, созданное человеком, является интенциональными объектами.

Желать, чтобы народ ничего не создавал искусственно, чтобы он не вовлекался в стихию τέχνη – все равно, что лишить его интенциональности (Sorge). Но это и есть Dasein, который не может не быть озабоченным.
Но если «тело народа» в экзистенциальной аналитике оказывается таковым, то его «душа» и «дух», то есть культура и философия, не будут надстройкой над материальным основанием, но обнаружатся как другие издания все той же заботы – Sorge. Ведь создание произведения искусства или философской системы есть не что иное, как результат озабоченности, как интенциональный акт. Причем трудно сказать, где этот интенциональный акт чище и изначальнее – с одной стороны, у простыхлюдей (тружеников) стихия заботы выражена более непосредственно и глубинно, а поэты и мыслители оперируют со вторичными, деривативными, понятиями, но с другой стороны, именно поэты и мыслители стоят ближе к рискованной сущности творческого акта. Труженик более экзистенциален, в нем Sorge ярче и непосредственнее. Поэт или мыслитель в этом ему уступают, но зато они обращены к стихии смерти, к ничто, поскольку их творческий акт откровенно опасен. Они соотносятся со смертью непосредственно. Это и имел в виду Гегель в своем знаменитом пассаже про Господина и Раба в «Феноменологии духа»⁸.

Поэтому экзистенциальный подход требует другого – в свою очередь, экзистенциального – структурирования народа. По Хайдеггеру, это ведет к выделению двойного горизонта.
Volk в целом – это Dasein. Но в узком смысле Volk – это Dasein, который дан наиболее непосредственно. В нем экзистенциалы действуют в полной мере и с полной мощью. При этом мощь здесь двойственна: она и чище отражает заботу (Sorge) – именно поэтому большинство людей в любом обществе и любой культуре работают, трудятся и производят – и в то же время заслоняет своим силовым потоком зияние смерти. Поэтому народ (Volk) в узком смысле – это бегство от смерти. И именно поэтому в обычном состоянии народ труслив (Furcht), но при этом не знает ужаса (Angst).
Другим полюсом – горизонтом – народа (Volk) являются те, кого Хайдеггер называет единственными (die Einzelne). Это та инстанция, где Dasein восходит к самому себе, то есть к столкновению с бытием (Sein).Соотношение между народом и единственными Хайдеггер описывает в «Черных тетрадях»:

Das Volk: die Behütung und Ausführung der Ermächtigung des Seins. Diese aus der Furchtbarkeit der Geworfenheit, deren erst wesentliche Vereinzelung eben das Volk – und dessen grosse Einzelnen bleiben. Das Wesen dieser Einzelnen aus und in der Vereinzelung als Volk zu begreifen.⁹

Народ: охранительное сокрытие и изначальное проявление легитимации бытия. Это проистекает из плодотворения заброшенности, чьим сущностным вос-соединением является народ, а чьим величием остаются единственные (единицы). Бытие (сущность) же этих единственных следует постигать из и внутри вос-соединения как народа.

Между народом и единственным стоит специальное слово Vereinzelung. Оно необходимо Хайдеггеру, чтобы сопрячь между собой единственных (die Einzelne) и народ (Volk). Народ – это такой собор «единственных», где они могут и не могут более оставаться единственными. Собор как вос-соединение единственных и есть Ver-einzelung. Но выбор Vereinzelung вместо Vereinigung (например) показывает не только, что нечто соединяется, но что соединяемое (единица, единственное) не перестает оставаться единственным. Более того, народ не есть предшествующая единственным и их расчленению база; он уже сам по себе есть процесс дифференциации и интеграции. Любой в народе может стать единственным, и это намечено в нем самом. Но становится единственным – то есть великим – только некоторый, отдельный, ставящий акцент своегоэкзистирования на Selbst в его чистом виде. При этом он не противопоставляет себя народу и даже не выделяется из него: ведь народ и есть Selbst и именно он, народ как Selbst, и дает единственному его содержание, его бытие и его цель.

Geworfenheit, заброшенность – это хайдеггеровский экзистенциал, аналогичный субъекту. Можно сказать, что народ и есть субъект, то есть горизонт заброшенности. И эта заброшенность прорастает в народе во всех направлениях. Предельной высотой такого прорастания становятся единственные (die Einzelne). Но эта высота есть одновременно глубина и возвращение внутрь народа, ведь именно народ есть «проявление легитимации бытия». И единственный достигает бытия только в народе и через народ, поскольку народ и есть бытие, вот-бытие, Dasein.

Схема экзистенциальной структуры общества

Мы можем представить структуру общества в оптике «экзистенциальной социологии» в следующей схеме.  

Здесь мы видим ясно единство философского и социологического понимания Dasein’a. Хайдеггер описывает судьбу западного Dasein’а как развертывание остывания вопроса о бытии, как забвение о бытии. Но решение (Entscheidung) о том, помнить о бытии (Sein) или забыть о нем, думать о нем или сосредоточиться на сущем (Seiende), принимает всегда и только сам Dasein. Это основной тезис хайдеггеровской философии. Поэтому и возможно Новое Начало философии – Dasein может принять решение экзистировать аутентично. Но может принять решение экзистировать неаутентично. Во втором случае власть передается das Man’у, который и есть «я» или «мы» (или «все») неаутентично экзистирующего Dasein’а. В этом случае утверждается отчужденная метафизика и Machenschaft, техника. Единственные в таком случае становятся все менее отличимы от das Man’а – они более не цари и не правители, но «депутаты», «уполномоченные» и откровенные «шуты», «канатные плясуны». Такими являются и политические вожди, и философы, и деятели культуры. Но не они ответственны за этот выбор. Точнее, решая экзистировать неаутентично, они выступают не отдельно и обособленно от Dasein’а, но действуют так вместе с Dasein’ом. Das Man учреждается и конституируется общей волей. Это экзистенциальный акт, в ходе которого заброшенное присутствие отворачивается от бытия, то есть от своей сущности, от своего Selbst.
Все это очевидным образом проявляется и в социологии. Как философия Нового времени представляет собой систематическое забвение о бытии, так политические и общественные учения Нового времени выражают тот же самый процесс в своей сфере. Поэтому все типы общественного устройства Нового времени, равно как и все формы политических идеологий (сводимые к трем основным – либерализм, коммунизм и фашизм¹⁰) представляют собой вариации отчужденного общества, где, в конце концов, доминирует das Man, центральная фигура Machenschaft.
Но при этом общество (в смысле Gesellschaft), понятое как современное общество, общество Модерна (в отличие от премодернистского Gemeinschaft, то есть общины) не обладает набором строго автономных критериев, хотя и настаивает на этом – причем в трех основных версиях (по числу главных политических теорий). Все предлагающиеся критерии суть не что иное, как искаженные и отчужденные, переработанные das Man’ом и стихией Machenschaft’а экзистенциалы Dasein’а.
Это начинается с самого субъекта. В философии Модерна его утвердил Декарт. В трех политических теориях Модерна мы имеем дело с тремя более узкими толкованиями субъекта.
Либералы интерпретируют субъект как индивидуум, коммунисты – как класс, фашисты – как государство, нацию или расу (национал-социализм). Но Хайдеггер показывает, что субъект – это конструкт Нового времени, возведенный над забытым, погребенным под ним Dasein’ом. Поэтому философская деструкция и начинается с демонтажа субъекта и прорыва к Dasein’у. Если теперь спроецировать это на общество (социологию), мы увидим, что все три субъекта политических теорий Модерна (либерализм, коммунизм и фашизм) игнорируют народ (Volk), который и есть Dasein. Следовательно, деструкция в экзистенциальной социологии должна начинаться с демонтажа индивидуума, класса и национального государства, с тем чтобы обнаружить в их основе истинную экзистенциальную основу, подвергающуюся отчуждению, искажению и забвению, то есть народ (Volk).

Проект аутентичного общества: экзистенциальная Империя

Здесь мы переходим к проективной стороне хайдеггерианства – к его представлению о том, каким должно быть общество, если Dasein делает выбор в пользу аутентичного экзистирования, то есть самого себя (Selbst). Это и есть собственно социологическая и даже политическая программа – Entwurf – Четвертой Политической Теории.
Прежде всего, все зависит от решения (Entscheidung), причем решения, принятого Dasein’ом в пользу аутентичного экзистирования. Но решение принимается не кем-то одним, не определенной группой лиц (пусть правящей и влиятельной), не философской школой, но и не всеми вместе. Для решения, о котором идет речь, не существует ни процедур, ни правил. Оно есть нечто большее. В нем Dasein обращается к самому себе, осуществляет поворот (Kehre), решается на самого себя, рискует быть. И здесь Dasein напрямую обращается к собственной конечности, то есть взаимодействует со стихией смерти. Обращается к смерти весь Dasein целиком, но выдерживают это обращение только отдельные, редкие – единственные (die Einzelne). В них-то решение и проявляется, дает о себе знать. Но принимают его не они сами по себе. Они способны его вынести, но не способны принять. Решение принимает народ (Volk), хотя сам по себе, в узком – онтическом – смысле он не способен его вынести.
Поэтому проект аутентичного общества принимается синхронно и целокупно народом как Dasein’ом. Но выражается он через единственных (die Einzelnen), которые становятся его носителями. Они-то и есть истинные правители Империи Нового Начала.
Хайдеггер пишет:

Die Metaphysik des Daseins muss sich nach ihrem innersten Gefüge vertiefen und ausweitern zur Metapolitik «des» geschichtlichen Volkes.¹¹

Метафизика Dasein’а должна быть углублена и расширена в своей внутреннейшей структуре до метафизики (конкретного) исторического народа.

Это значит, переход от философии к социологии (к обществу) и политике есть прорыв в сферу исторического. Именно в историческом, в историале (das Geschichtliche и еще точнее, das Seynsgeschichtliche), решение Dasein’а обретает свой закономерный масштаб. Общество, где правит das Man, заведомо антиисторично, внеисторично. И даже если там постоянно говорят об «истории», то понимают ее как отчужденный рок, как τέχνη, как искусственное обоснование и оправдание полностью отчужденной заботы, занимающей все пространство сиюминутного. Такая «история» есть не что иное как поддельное (антифеноменологическое) обоснование необходимости труда. Народ становится по-настоящему историческим (geschichtliche) только тогда, когда выбирает аутентичное существование. Но тогда он сталкивается со своей конечностью, то есть с риском. И это столкновение имеет имя – война, отец вещей, по Гераклиту. Элиты всех политических образований – государств – так и формировались: это ранг воинов, господ, вступающих в личные отношения со смертью. Философы суть те из них, кто настолько зачарован смертью и конечностью существования, что делает смерть главной темой своего наличия, стремясь проникнуть в глубь бытия на самую границу с ничто. Воины и философы, а также поэты делают бытие историческим, а историю наполняют онтологическим содержанием. В этом случае народ становится полным и насыщенным. Его забота – труды, попечения,влечения, настроения – приобретает опору в бытии, возводится к корням. Народ, обретший историческое измерение, становится народом бытия. Он не только существует, он отныне есть.

Для Хайдеггера и для Четвертой Политической Теории это и является политическим и общественным проектом. Хайдеггер пишет в «Черных тетрадях»:

Das eigentliche, aber fernste Ziel: die geschichtliche Grösse des Volkes in der Erwirkung und Gestaltung der Seinsmächt.

Das nähere Ziel: das Zusichselbstbekommen des Volkes aus seiner Verwurzelung und aus der Übernahme seines Auftrags durch den Staat.
Das nächste Ziel: die vorläufige Schaffung der Volksgemeinschaft – als das Selbst des Volkes.¹²

Самая главная, но самая далекая цель: историческое величие народа в осуществлении и оформлении мощи бытия.

Более близкая цель: становление народа самим собой из утраты корней и чрезмерной ангажированности в государство.
Самая близкая цель: предварительная организация народной общности как Selbst народа.

Эти этапы особенно важны в том случае, если, как в личной истории Хайдеггера, переход к Четвертой Политической Теории протекает или по меньшей мере задумывается изнутри Третьей политической теории. Именно поэтому близкой целью является преодоление «чрезмерной ангажированности в государство». Государство – это имя das Man’а в Третьей политической теории (фашизме, национализме). И деструкция государства – как аппарата, как Machenschaft – первая теоретическаязадача Четвертой Политической Теории. Без этого народ (Volk) как «субъект» истории, как Dasein не будет обнаружен и идентифицирован.

В более широком контексте политических систем Модерна можно перефразировать хайдеггеровскую последовательность следующим, обобщенным, образом:
1. пробуждение народа как самого себя (Selbst);
2. прокладывание пути через отчужденные, навязанные Модерном формы субъектности – индивидуум, класс, государство (нация, раса), с их параллельной (феноменологической) деструкцией (это зависит от того, с какой стартовой позиции начинается реализация проекта Четвертой Политической Теории – изнутри либерального, коммунистического или националистического общества);
3. выход на горизонт великой истории (die geschichtliche Grösse des Volkes), вступление в права онтологического историала как обретение народом собственного бытия.

Народ и его Бог: религия Selbst

Последнее, на что стоит обратить внимание в самом первом приближении к экзистенциальной социологии, это вопрос религии. Для многих именно он может показаться самым проблематичным в философии Хайдеггера и в Четвертой Политической Теории в целом.Сам Хайдеггер понимает проблему богов или Бога в неразрывной связи с народом. Он приводит в «Черных тетрадях» слова Шатова из «Бесов» Достоевского:

А у кого нет народа, у того нет и бога!¹³

И полностью с ними соглашается. Народ и Бог связаны между собой неразрывно. Бога вообще нет без народа. Ведь Бог, который есть, создает человека. Но человек в экзистенциальной оптике есть Dasein, а следовательно, народ (Volk). Бог, творя мыслящее, говорящее, думающее начало, творит народ. И без народа, вне народа такого начала нет. А если его нет, то и засвидетельствовать Бога, воспеть Его, прославить Его некому. Поэтому мысль о Боге вне мысли о народе, в отдельности, будет бессмысленной – на каком языке, в каких формулах и в каком порядке велась бы такая речь?! Народ в теологии можно игнорировать, но само по себе это ни к чему, кроме как глубинному искажению, не приведет. Если религия жива, если она экзистенциальна, то она должна быть народной в самом глубоком смысле этого слова.
Поэтому Хайдеггер, размышляя о проекте пробуждения народа, пишет:

Wagen wir noch einmal die Götter und mit ihnen die Wahrheit des Volkes?¹⁴

Отважимся ли мы еще раз иметь богов и вместе с ними истину народа?

Бог (или боги) – это истина народа (die Wahrheit des Volkes). Но это также его бытие, бытие, которое есть он сам, в своем внутреннем истоке, в своем тождестве, в своем Selbst. Неважно, имеем ли мы дело с политеистической или монотеистической версией, признаем ли акт творения или манифестации. Отношение народа к Богу глубже этих вторичных параметров. Народ есть тогда, когда у него есть Бог. Если он решается быть, он решается на то, чтобы иметь Бога, и соответственно, на то, чтобы иметься у Бога, принадлежать ему.

В хайдеггеровской версии конкретизация религии не является определяющей. Важнее другое – насколько живым является Бог, насколько могущественно его бытие, и следовательно, насколько оживляется Им народ, созидающий свое историческое измерение. Без Бога народ вообще не может быть, и ни о каком историале речи идти не может. Но наличия культа, институтов и обрядов еще не достаточно. Религия может существовать и в обществе das Man'а. В этом случае она будет еще одним полем заботы – то есть политической, экономической или социальной инстанцией. В такой религии Бог умирает, и когда приходят чисто светские политические режимы Модерна (либерализм, коммунизм и фашизм) они не столько «убивают» Его, сколько констатируют уже случившуюся смерть. Поэтому Хайдеггер обращается не к следствиям, а к причинам: на веру надо отважиться, решиться. Ведь Бог есть смерть человека¹⁵. Он воплощает в себе ту пропорцию, в которой пределы мыслящего наличия устанавливаются строго и безжалостно. Мы становимся смертными только перед лицом Бессмертного. Но и людьмимы становимся в этот самый момент. Бог творит только то, что есть. Но это и есть Dasein.

В Четвертой Политической Теории религия не является данью традиции, это не просто рудиментарная черта прошлого – тем более в прошлом у нас атеистический Модерн. В Четвертой Политической Теории народ решается иметь Бога. И это решение принимает сам Dasein, Dasein как народ (Volk). И если Четвертая Политическая Теория в метафизике, философии и социологии является революционной (консервативно-революционной), то и в сфере религии она должна быть такой же. Поэтому вера пробужденного к истории народа – это рискованная вера в Живого Бога, в Selbst Бога, в Бога как антитезу его институционализированного симулякра – Великого Инквизитора. Великий Инквизитор Достоевского – это тот титул, который das Man носит в сфере религии. Поэтому религия народа будет живой и аутентичной, только если это будет религия Selbst.

1. Schütz A. The Phenomenology of the Social World. Evanston, IL: Northwestern University Press, 1967.
2.   А когда употребляет, то толкует его в духе Гегеля – как искусственное сочленение атомизированных индивидуумов эпохи Модерна, что у него ни малейшей симпатии не вызывает.
3. Heidegger M. Logik als die Frage nach dem Wesen der Sprache. Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 1998.
4. Heidegger M. Überlegungen II-VI. (Schwarze Hefte 1931 – 1938). Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2014; Idem. Überlegungen VII-IX. (Schwarze Hefte 1938/39). Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2014; Idem. Überlegungen II-VI. (Schwarze Hefte 1939-1941). Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2014.
5. Heidegger M. Logik als die Frage nach dem Wesen der Sprache. Op. cit. S. 38.
6. Heidegger M. Logik als die Frage nach dem Wesen der Sprache. Op. cit.
7. Деструкция или феноменологическая деструкция, как ее понимает Хайдеггер в «Sein und Zeit» (Heidegger M. Sein und Zeit. Tübingen: Max Niemeyer, 1972), есть помещение идеи, концепта, теории, высказывания в историко-философский контекст, который, по Хайдеггеру, есть конкретный процесс забвения бытия или оставления бытием человеческой истории (Seinsgelassenheit).
8. Гегель. Феноменология духа. СПб.: Наука, 1992.
9. Heidegger M. Überlegungen II-VI. (Schwarze Hefte 1931 – 1938). Op. cit. S. 98.
10. Дугин А.Г. Четвертый Путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию. М.: Академический проект, 2014.
11. Heidegger M. Überlegungen II-VI. (Schwarze Hefte 1931 – 1938). Op. cit. S. 124.
12. Heidegger M. Überlegungen II-VI. (Schwarze Hefte 1931 – 1938). Op. cit. S. 136.
13. Достоевский Ф.М. Бесы. М.: Мир книги, Литература, 2008. С. 221. В другом месте в «Идиоте» Достоевский говорит устами князя Мышкина: «Кто от родной земли отказался, тот и от бога своего отказался» (Достоевский Ф.М. Идиот. Часть 4. М.: Мир книги, Литература, 2008. С. 81) В этом случае выражение «родная земля» следует также понимать экзистенциально. Хайдеггер считал Землю одним из полюсов Четверицы (Geviert), при этом показательно, что метафизически сближал он Землю (Erde) именно с русским народом и Русью (Russland) в целом.
14. Heidegger M. Überlegungen II-VI. (Schwarze Hefte 1931 – 1938). Op. cit. S. 183.
15. В 62 фрагменте Гераклита читаем: θάνατοι θνητοί, θνητοὶ θάνατοι, ζῶντες τὸν ἐκείνων θάνατον, τὸν δὲ ἐκείνων βίον τεθνεῶτες. «Смертные бессмертны, бессмертные смертны; боги живут смертью людей, люди умирают жизнью богов».