Роман «Лавр» как манифест русского традиционализма

Роман-житие, "неисторический роман", как его называет сам автор Евгений Водолазкин (доктор филологических наук, специалист по древнерусской литературе) - описание судьбы и внутреннего становления знахаря-целителя Арсения. Получив от своего деда Христофора обучение по врачебному делу, Арсений вступает в жизнь со всеми ее сложностями, искушениями и испытаниями. С самого начала профиль Арсения выдает в нем человека, призванного духом и отмеченного особым даром, необычной харизмой. Он мобилизован какими-то высшими силами на служение людям. Он не от мира сего, но служит людям мира сего. Уже сразу в этом угадывается завязка страдания и боли.

Во время мора к Арсению в дом приходит Устина, бедная девушка, чья деревня была поражена эпидемией. Юный знахарь принимает ее как принимает всех, нуждающихся в помощи и спасении, кому грозит беда и кому больше некуда идти и не к кому обратиться. Арсений впускает ее в свой дом, укрывает, дает пристанище, и … они сближаются друг с другом. Слишком. И главное – без обязательного для человека Древней Руси церковного таинства. А это значит, их связь греховна и несет в себе боль, страдание, смерть и темный конец. Устина беременеет, но из-за страха осуждения и порицания Арсений не ведет ее на венчание. Тем более, непонятно как объяснить, что она спаслась от мора. Так любовь оказывается грехом, ребенок – результатом падения, и в добавок к этой осложненной ситуации перед родами, которые вынужден принимать сам Арсений, Устина не получает и причастия, ведь как объяснить духовнику ее положение?

Так и происходит самое страшное. Устина умирает в мучительных родах, ребенок рождается мертвым. Арсений практически теряет ум от боли и осознания своей причастности к произошедшему ужасу. Устина и ее некрещенный мертворожденный сын не заслуживают по представлениям той эпохи даже полноценных похорон – роженица не была повенчана, а ребенок умер некрещенным. Обоих хоронят в божедомке, особом месте вне христианских кладбищ, куда бросали трупы бродяг, нехристей, опой, колдуний и скоморохов. Вместе с Устиной умирает прежний Арсений, и рождается новый – Устин, взявший своим именем мужское версию имени своей возлюбленной, своей жертвы, своего греха. Так герой начинает свой путь – путь покаяния, подвигов и страданий, призванных избыть непреходящую душевную, метафизическую боль сорвавшейся с оси юности.

Позднее Арсений-Устин становится известным травником-лекарем, слава его простирается на всю Русь. Но и это только – этап. Позднее наступает время нового «перехода». И он движется по цепочке древне-русских духовных фигур -- юродивый-старец-пророк.  Юродивый Фома нарекает героя новым именем – отныне он Амвросий, и в свою очередь, он берет на себя подвиг юродства, достижения святости и бесстрастия в добровольном уничижении и атипичном—подчас вызывающем поведении.

Далее следует паломничество в Иерусалим с итальянским монахом Амброджио, а после возвращения из тяжелой поездки - принятие монашеского сана и так вплоть до высшего монашеского чина - схимы. Так из Арсения-Устина рождается Лавр - из боли души, наблюдавшей тело свой возлюбленной Устины брошенное в божедомку; из свидетельствования смерти ставшего близким монаха Амброджио; из наблюдения за стихиями во время штормов, в которых погибали матросы; из общей несправедливости мира и мора, покрывающего сетью русские (и не русские) земли; из бесконечных русских пространств и души, неподвластных пониманию как иностранцев, так и самих русских.

"Что вы за народ такой, - говорит купец Зигфрид. - Человек вас исцеляет, посвящает вам всю свою жизнь, вы же его всю жизнь мучаете. А когда он умирает, привязываете к его ногам веревку и тащите его, и обливаетесь слезами.
- Ты в нашей земле уже год и восемь месяцев, - отвечает кузнец Аверкий, - а так ничего в ней и не понял.
- А сами вы ее понимаете? - спрашивает Зигфрид.
- Мы? - Кузнец задумывается и смотрит на Зигфрида. - Сами мы ее, конечно, тоже не понимаем".

Вехи жизни человека Традиции
Арсений – Устин – Амвросий - Лавр

Жизнь Лавра, которая в житии делится на несколько циклов - детство/юность /зрелость /старость и "санньяса" (жизнь схимника, который полностью отрекается от мира) – жизнь человека Традиции.

В описании жития подвижника Лавра проявляется индоевропейский канон жизни человека Традиции (наглядно описаны в «Ману-смрити» и других писаниях индуизма) стремящегося к освобождению, состоящий из 4-х циклов. Роман, как и жизнь Лавра, разделен на четыре части: «Книга познания», «Книга отречения», «Книга пути», «Книга покоя». Согласно Упанишадам, освобождение становится возможным в том случае, если человек достойно проживает три ашрамы (три этапа жизни):
1) изучение Вед, ученичество (брахмачарья) - первая фаза жизни Арсения - обучение у его деда Христофора мудрости
2) Домохозяйство и жертвование собой во имя жены и семьи (грихастха) – семья Арсения, смерть Устины и дальнейшее принятия ее в себя – постоянный диалог с погибшей возлюбленной
3)  Годы лесного отшельничества (ванапрастха) – и юродство, и скитание, и Иерусалимское путешествие
4)  Эра последней ашрамы (санньяса) – связана в индуизме с уходом от мирских дел и полному посвящению себя духовному развитию, это период медитаций и приготовления к смерти. В индуистской традиции очень важным считалось умереть бездомным, нагим, одиноким, безвестным нищим. Именно так, умирает Лавр, будучи оклеветанным.

Важно отметить, что в каждый из этих жизненных этапов в Традиции – происходила смена имени. Так, мы, читатели, становимся свидетелями последовательности из 4-х персонажей – Арсения, Устина, Амвросия и Лавра – каждый из которых проявляет в себе 4 разных этапа становления человека в индоевропейской Традиции. 

«Я был Арсением, Устином, Амвросием, а теперь вот стал Лавром. Жизнь моя прожита четырьмя непохожими друг на друга людьми, имеющими разные тела и разные имена. Жизнь напоминает мозаику и распадается на части», - говорит Лавр.

Быть мозаикой – еще не значит рассыпаться на части, ответил старец Иннокентий. Ты нарушил единство своей жизни, отказался от своего имени и от самой личности. Но и в мозаике жизни твоей есть то, что объединяет все отдельные ее части – это устремленность к Нему (Богу – прим. автора). В Нем они вновь соберутся» - отвечает ему старец Иннокентий.

Четыре разных жизни, этапа, образа, лица-личины – сливаются в одно лицо.  Прохождение четырех жизненных этапов в романе – это последовательное восхождение человека от низшего к высшему, от материального проявления к высшей реализации - теургическому таинству. Описанное в Лавре - это неоплатонический опыт возвращения души к своему источнику, Благу, Единому. Роман может быть рассмотрен в неоплатонической схеме восхождения тварного, порожденного к своему неизреченному источнику.

Эти четыре периода в жизни главного героя также имеют и социальное, кастовое измерение: ведь восхождение от одного этапа к другому – это также смена социального статуса. От ученика к «мужу», от «мужа» к отшельнику, от отшельника к монаху и схимнику. Все это есть движение по вертикальной оси социальных слоев: и если в первой части у Арсения есть владение – дом, книги, травы, небольшая территория, то в конце книги он не имеет даже стен – приютом ему становятся каменные своды, деревья, лес. Так, проходя в новый этап Арсений расстается даже с книгами Христофора. Новому герою, стражнику-философу, не подобает иметь частную собственность. Он не может ничего иметь, ведь обладание чем-то означает ослабление напряжения созерцания высшего. В конце романа Лавр не имеет ничего, вся еда его –еда птиц и зверей, он не принадлежит более и самому себе. Он принадлежит Абсолюту.
 

Проблема времени и вечности в романе Лавр

Одной из главных тем романа является проблема толкования времени: время материальное в «Лавре», следуя за платонической топикой, понимается как "движущееся подобие вечности". В романе будто бы сосуществуют два измерения - время линейное, ведущее к концу (эсхатологическая линия приходит в романе с Запада - Амброджио приезжает на Русь для поиска ответа на вопрос о дате конца света), иудео-христианское и измерение вечного –мифологического, берущего свои истоки в античной традиции, в христианстве ставшее измерением кругового цикла богослужений, который одновременно, оказывается будто бы спиралевидным и оборачивается в парадокс: воспроизводящиеся события-церковные праздники, каждый раз происходят «заново», сбываются как будто бы их ранее не было. Каждый раз события, схожие по смыслу, предстают различающимися (разговор Лавра со старцем Иннокентием : «Возлюбив геометрию, движение времени уподоблю спирали. Это повторение, но на каком-то новом более высоком уровне»). Даже само повествование, житие Арсения воспроизводит спираль – многие события  в романе сходны, но каждый раз происходят на новом «более высоком уровне» ( например, в конце его жизни – Арсений, уже Лавр,  вновь принимает роды, на этот раз роженица не погибает, и ребенок остается жить).

«Есть сходные события, продолжал старец, но из этого сходства рождается противоположность. Ветхий завет открывает Адам, а Новый завет открывает Христос. Сладость яблока, съеденного Адамом, оборачивается горечью уксуса, испитого Христом. Древо познания приводит человечество к смерти, а крестное дерево дарует человечеству бессмертие. Помни, Амвросие, что повторения даны нам для преодоления времени и нашего спасения».

Сосуществование двух измерений -  временного и вечного - проявляется даже в самой структуре повествования: так в Лавре причудливым образом переплетаются описания Средневекового русского быта с современными эпизодами, главный герой живет с мертвыми – с ними он постоянно говорит, обращается к ним, спорит, рассказывает о своих переживаниях. Такая структура во многом коррелирует с постмодернистскими романами. Безусловно, Водолазкин – постмодернист в своей технике. Однако, наполняя «коллаж» сюжетами разных вех, превыше техники он ставит глубинные традиционалистские смыслы. В романе особо тонко и наглядно отображено сосуществование нескольких временных эпох: то мы находимся в средневековой Руси, то мы перемещаемся в современный мир с исследователями, книголюбами и историками, то мы оказываемся свидетелями советской терминологии - Водолазкину очень ловко и органично удалось показать синхроничность, параллельное существовании нескольких эпох и измерений. Как в романе сосуществует несколько временных срезов, так и в нас сегодня присутствует и архаическое, и будущее. Мы сегодняшние - это и наши предки, смотрящие через наши глаза на стремительно меняющийся мир, и наши будущие дети.

Роман «Лавр» - это масштабный манифест русского традиционализма, это воплощение русского парадокса о сосуществовании времени и вечности в нас, это индоевропейский канон жития, облаченный в образ средневекового знахаря, это миф о вечном возвращении и прорезании этого мифа стрелой времени, движущегося к концу Света. «Лавр» - это манифест движения по вертикали. Того, которое мы позабыли за суетой повседневности. И так явственно являющего себя во времена мора. Тогда и сейчас.

«А разве Христос не общее направление, спросил старец. Какого же направления ты еще ищешь? И не увлекайся горизонтальным движением паче меры. А чем увлекаться, спросил Арсений. Движением вертикальным, ответил старец и показал вверх»