Формальное и экзистенциальное право

Карл Шмитт. Решение

Выдающийся немецкий юрист и философ Карл Шмитт разработал концепцию решения в исключительных обстоятельствах.

Ernstfall (исключительные обстоятельства) – момент, когда принимается политическое решение в обстоятельствах, которые не могут быть регламентированы действующими юридическими нормами; в такой ситуации, которая не охватывается имеющимся законом, а если и охватывается, то недостаточно; когда действия в рамках закона приведут к существенным негативным последствиям. Можно привести яркий и свежий пример. Я очень скептически отношусь к так называемой эпидемии covid-19, но те действия, которые были предприняты многими странами (включая Россию) и которые в большей или меньшей степени не соответствовали действующему законодательству (qr-коды и т.п.), представляют из себя как раз решение, принятое в исключительных обстоятельствах. Если бы covid-19 представлял реальную опасность хотя бы в масштабе государства, то пример был бы совершенно адекватный – политическая власть выходила за пределы правовых норм для обеспечения безопасности общества, спасения жизней.

Однако Шмитт смотрел ещё глубже: решение в исключительных обстоятельствах предполагает ориентацию на традицию, культурные и ментальные особенности, историю того народа, правители которого принимают Решение. Истинное Решение принимается, когда социальные и юридические нормы как бы «разрываются» вместе с повседневным течением обыденной жизни. Таким образом, исключительные обстоятельства это не просто происшествие, катастрофа, это постановка народа и его политической системы в ситуацию, обращённую к его сущности, ядру, сердцевине, корню. Это естественно, когда правовые регуляторы отказывают. Откуда ещё брать почву для принятия Решения, на что ориентироваться?

Мартин Хайдеггер. Совесть, вина, решимость

В своём фундаментальном труде «Бытие и время» Мартин Хайдеггер сформулировал два понятия: Dasein (присутствие) и Das Man (люди, человеко-самость). Dasein (присутствие) является центральной темой «Бытия и времени» и одной из главных фигур философии Хайдеггера вообще.

Dasein (присутствие) представляет собой самую суть человеческой природы, дословно переводится с немецкого «вот-бытие». То есть можно сказать так: то, как есть Dasein (присутствие), это и есть собственно человек. Dasein (присутствие) это ядро и корень человеческой природы.

Однако Dasein (присутствие) имеет возможность существовать (экзистировать) в модусе собственности и модусе несобственности. Если говорить чуть упрощённо, он может существовать (1) полноценно, аутентично или (2) неполноценно, как бы ложным способом, не реализуя свой бытийный потенциал целиком. Характерной чертой второго способа является то, что он представляет собой «повседневное», обычное, привычное бытие присутствия; это и есть Das Man (человеко-самость).

В своём трактате Хайдеггер, исходя из описанной выше концепции, даёт понятия совести и вины, по существу – друг через друга, а уже на их почве – понятие решимости.

Итак, в самой структуре повседневного человеческого существования заложена ничтожность, поскольку изначально человек всегда экзистирует (реализует своё существование) в режиме несобственности (Das Man) – то есть утрачивает, ничтожит свою коренную сущность:

«Присутствие как повседневное бытие с другими оказывается на посылках у других. Не оно само есть, другие отняли у него бытие. Прихоть других распоряжается повседневными бытийными возможностями присутствия. Это бытие-с-другими полностью растворяет своё присутствие всякий раз в способе бытия других…Мы наслаждаемся, веселимся, как люди веселятся; мы читаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как люди смотрят и судят; но мы и отшатываемся от «толпы», как люди отшатываются; мы находим возмутительным, что люди находят возмутительным…Срединность следит за всяким выбивающимся исключением. Всякое превосходство без шума подавляется. Всё оригинальное тут же сглаживается как издавна известное. Всё отвоёванное становится ручным. Всякая тайна теряет свою силу» (с) «Бытие и время».

И вот когда человек осознаёт, что находится в таком состоянии несобственности (Das Man), он по-настоящему встаёт лицом перед своей экзистенциальной, фундаментальной, первозданной виной: именно в попадании в такое состояние «ложного», рассеянного существования заключается абсолютная вина. Проще говоря: человек виноват в том, что утратил свою исконную природу. Только на основании такой вины возможны все остальные производные виновности и вообще провинность как таковая. Однако подавляющее большинство людей, упавших в мир, не может и не хочет видеть этой вины, и продолжает существовать в рассеянной, чужой повседневности. Таким образом, понятие вины раскрыто.

Далее, что такое совесть? Совесть – это зов Dasein, обращённый к себе самому, растворённому в повседневности и людях, то есть к человеко-самости. Совесть сообщает человеко-самости о том, что она виновна в отказе от собственного, аутентичного существования (экзистирования). Совесть это то, что ставит человека перед его самой первозданной виной и обращает его таким образом к самой его сути, которую он ранее виновно утратил.

А что такое решимость? Почти дословно, это лежащая в воле-иметь-совесть готовность «бросить себя» на своё бытие-виновным. Проще говоря, под решимостью нужно понимать готовность во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило, каким бы ужасным ни казалось, встать лицом к лицу к своей первозданной вине, признать её, поставить диагноз и получить таким образом возможность это виновное состояние преодолеть, отвоевать себе собственное, аутентичное существование.

Раскольников. Преступление законодателя

Одним из элементов теории Раскольникова в «Преступлении и наказании» являлся такой тезис: «Все законодатели и установители человечества (Ликург, Солон, Магомет, Наполеон) были преступниками, так как, устанавливая новый закон, безусловно нарушали старый закон, и при этом не останавливались перед пролитием крови тех невинных, кто доблестно, честно сражался за старый закон. Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы».

Теория Раскольникова ни в коей мере нами не одобряется. Однако всё, что стало теорией, с необходимостью должно содержать в себе элементы истины и верных причинно-следственных связей, поскольку в противном случае это не могло бы получить статус теории. Между тем, Раскольников действительно разработал теорию, это факт. Соответственно его концепция содержит не только плевелы, но и зёрна. Мысль о том, что новые законы, по сути, всегда нарушают прежний закон – как раз такое зерно, которое нам интересно.

Формальное право

Базируясь на приведённых разысканиях Карла Шмитта, Мартина Хайдеггера и Ф.М. Достоевского, утвердим некоторые подходы к праву и юриспруденции, которые из них можно наметить.

В рамках действующего закона в принципе невозможно решение. Когда мы употребляем выражение «решение суда», действительный смысл искажается. Судья не может, оставаясь в пределах закона, принять решение, как не может его принять в этих пределах и никто другой. Вынося так называемое «решение», судья должен не просто соблюдать, а целиком и полностью руководствоваться определённым набором правил, которые установил не он. Если судья выходит за рамки означенных правил или неверно их трактует, то в некоторой степени сам становится нарушителем (или даже преступником). Поэтому, если мы хотим передать реальное положение дел, то должны сказать так: руководствуясь законом и соблюдая его, судья лишь делает выбор из предоставленных ему внешней силой возможностей; только когда судья или кто-то другой выходит за границу закона, тогда он принимает решение.

Таким образом, развивая логику Шмитта и распространяя её и за пределы политического, необходимо констатировать, что в рамках повседневной юриспруденции нет места решению, даже если что-то ошибочно поименовано этим титулом. Настоящее решение неразрывно связывается с виной, так как выходит за повседневный закон, что отсылает нас к решимости у Хайдеггера.

Однако стоит зафиксировать, что, как было показано выше, решимость у Хайдеггера не порождает вину и не является виновным действием; решимость даёт импульс к тому, чтобы свою уже наличную вину осознать и искупить, а вина эта заключается в измене самому себе. Решение и решимость – это способ прекратить выбирать из навязанных вариантов и выбрать свой собственный; это способ переключить следование формальному закону павшей повседневности и задать себе ориентацию на подлинный закон совести и бытия. Вина перед повседневностью обращается в снятие вины перед самим собой.

Что из этого следует в области практической юриспруденции и законодательства? Что установленный очередными реформаторами, «преступниками» (по Раскольникову) закон ветшает быстрее течения действительной жизни. Зов совести народа всё настойчивее и громче говорит ему о необходимости если не достичь сразу, то хотя бы двинуться в направлении аутентичного существования. Этот зов требует создания таких условий, при которых могут приниматься настоящие Решения. В противном случае закон и право формализуются, мертвеют, постепенно всё больше утрачивают связь с Истоком, которым первоначально всегда является Бог (хотя конечно не в вульгарном смысле «Декларации независимости США», провозгласившей так называемые Богом данные «неотчуждаемые права человека»). Результаты этого омертвения мы видим невооружённым взглядом, когда закон и суд превращаются в соревнование нечистых на руку юристов и/или инструмент защиты правящей группы лиц: в формально правильную юридическую форму облекается любая несправедливость, разной степени грамотности адвокаты и прочие дельцы от права более или менее искусно обосновывают и защищают грязь. Точечные реформы в рамках прежней парадигмы (даже если по объёму они вроде бы внушительны) принципиально ничего изменить не могут.

В связи с этим напрашивается вывод, что пока не утверждён такой порядок, при котором с «законодателей и установителей человечества» будет снят статус преступников, а вернее для них не устранена необходимость прибегать к соответствующим методам, действующие правовые системы нельзя признать полностью адекватными с точки зрения аутентичного, собственного существования. Все эти системы не предоставляют надёжных инструментов для того, чтобы посмотреть в глаза самим себе, вернуться к истоку своего бытия через зов совести и не травматично обновить обветшалый, формализованный, пустой закон.

Более того, нынешние правовые системы во многом являются прямым следствием патологического усложнения хозяйственных и финансовых взаимоотношений, для регулирования которых требуется всё больше инструментов. И в этом процессе всё дальше задвигается на задний план первозданная идея Закона, которая опять же доступна любому человеку сама по себе, без чьего-либо посредничества – при условии постановки себя перед лицом своего бытия и самости, а также надлежаще организованного воспитания граждан. Платон в фундаментальном диалоге «Государство» писал так:

«-Но скажи, ради богов, отважимся ли мы устанавливать какие-либо законы, касающиеся рынка, то есть насчёт тех сделок, которые там заключаются, а если угодно, то и насчёт отношений между ремесленниками, перебранок, драк, предъявления исков, назначения судей? А тут ещё понадобится взыскивать и определять налоги…

- Не стоит нам давать предписания тем, кто получил безупречное воспитание: в большинстве случаев они сами без труда поймут, какие здесь требуются законы…А если нет, вся их жизнь пройдёт в том, что они вечно будут устанавливать множество разных законов и вносить в них поправки в расчёте, что таким образом достигнут совершенства».

А что есть в своей коренной сути то самое безупречное воспитание? Это формирование нравственных качеств, позволяющее исполнять Божественные заповеди и пробуждающее зов совести, ставящий человека перед своим самым собственным, аутентичным бытием.

Таким образом, нами показано, что современное право и закон регулируют общественную жизнь в рамках несобственного, неподлинного существования «человеко-самости, растворённой в людях». Живой корень Божественного закона всё сильнее размывается и дробится. Законы и право пишутся для юристов и дельцов. Народу брошены рудиментарные клочки закона, главная функция которых просто не дать друг друга перегрызть. Решению не оставлено места.

Экзистенциальное право. Международные отношения

Хайдеггер писал, что Dasein (присутствие) один/одно и не отличается у разных людей. В определённой степени, на Высшем уровне, это верно – все люди имеют одинаковую, сопричастную Божественному природу: Бог в одном человеке не может в своей абсолютной сущности отличаться от Бога в другом человеке. Но поскольку Бог в человеке не воплощает своей абсолютной, трансцендентной, неизменной сущности, а проявляется в сотворённом, относительном и конечном, то эти проявления приобретают дифференцированный, текучий характер, как и всё в тварном мире.

Соответствующие различия мы находим не только в отдельном человеке, но и в более концентрированных, обобщённых формах в народах (этносах), прошедших разный культурный, исторический, религиозный и т.п. путь: «Что русскому хорошо, то немцу смерть».

Но важно подчеркнуть, что все этнические модификации аутентичного существования, пусть и разными методами, должны ставить народ перед его собственным бытием посредством зова совести. Если этот критерий не соблюдается, значит народ «растворился в людях». Думаю, нет смысла расшифровывать значение этой печальной метафоры. Следовательно, именно на условиях соответствия указанным критериям должны строиться аутентичные правовые системы того или иного народа, с обеспечением инструментария для принятия Решений, причём не только в исключительных обстоятельствах: ведь путём принятия своевременного Решения, выходящего за рамки формальных норм права, можно осуществить профилактику и не допустить наступления исключительных обстоятельств.

Что касается международных отношений, то очевидно, что сохранение возможности собственного, аутентичного существования народа должно иметь приоритет над формальными нормами международного права, тем более в их нынешнем состоянии, когда они напоминают что-то среднее между блатными понятиями и инструкцией к освежителю воздуха. Периодически проводящиеся толковища и шабаши ЕС и G7 вызывают дрожь.

Продолжая размышление в этом контексте, констатируем, что с 1991 года Россия впала в состояние неподлинного существования, растворения и рассеяния. Инструменты чуждого формального права изломали и истрепали как общественное бытие народа, так и многих отдельно взятых людей. Пропасть между сущностью русского человека и той политически-законодательной средой, в которую он оказался помещён, была поистине колоссальна и трагична, что нашло выражение в двух на первый взгляд противоположных процессах: (1) тотальное обнищание и бандитизм 90-х и (2) тотальное развращение так называемых «сытых» 00-х с их отвратительной культурой менеджеров среднего звена, хвалящихся фотографиями с курортов, впадающих в восторг от пьянки на корпоративе, «творчества» группы «Ленинград» и Камеди Клаб, узнающих себя в песне Слепакова «Каждую пятницу». В сущности, то и другое личины одного процесса – деградации и расщепления смыслового ядра русского народа.

Однако ситуация сама развивалась таким образом, что всё ближе подводила наше государство к тем самым исключительным, критическим обстоятельствам, требующим Решения и встречи лицом к лицу со своим самым собственным бытием через зов совести, а следовательно – применения норм экзистенциального права. Две точки, в которых ткань повседневного существования нашей человеко-самости разорвалась – это 2014 и 2022 год.

Если при присоединении Крыма в 2014 году мы просто вспомнили о самом наличии экзистенциального уровня права, то начало специальной военной операции 24 февраля 2022 года – это Решение. Это решимость, воля-иметь-совесть и встать лицом перед своей виной (виной в страшном разделении русского народа, утрате идентичности, территорий, людей, идеи, предательстве своего же менталитета) и вырваться из «потерянности в людях». В концепции того же Хайдеггера – обратить взор непосредственно на свою смерть, реализовать бытие-к-смерти. Но не стоит расценивать это как депрессивную тенденцию, ведь суть этой мысли совсем в другом. Представьте себе человека, который точно знает, что завтра ему умирать, но сегодняшний день он может прожить как ему угодно. Вот это и есть жизнь в постоянной памяти о своей смерти, и именно тогда, когда человек знает наверняка, что живёт последний день, он будет проживать этот день наиболее подлинным образом – делать самое главное, не размениваясь на мелочи. Ведь ровно об этом прекрасные строки:

«С любимыми не расставайтесь,

Всей кровью прорастайте в них,-

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

Когда уходите на миг».

Только ежеминутное понимание своей смертности снимает с жизни всю наносную шелуху, заставляет не откладывать на завтра, не ссориться по пустякам, не убивать время, делать только что-то стоящее.

24 февраля 2022 года Россия через зов совести и Решение пришла к осознанию своей экзистенциальной вины, которую необходимо снять, поставив себя лицом к лицу со своим самым собственным бытием, со смертью и реализовав экзистенциальное право.

Необходимо сказать, что наш геополитический противник действует абсолютно аутентично для себя, по всем атлантистским канонам, а значит – эффективно, хотя мы и наблюдаем бреши в его структуре, выражающиеся в слабоумных правителях, а это немаловажно, какими бы марионетками они не были. Однако ступив на путь Решения и, как следствие, экзистенциальной ответственности, нам нельзя позволить себе в дальнейшем скатиться к полумерам и методикам несобственного существования, парадигма Континента и Государства-Цивилизации должна быть выдержана от и до. Ставки на арене экзистенциального правосудия слишком высоки.