Дарья Платонова: «Надо обратиться к своей собственной идентичности»

(интервью портала Vespa)

Этим материалом Vespa открывает цикл интервью с наиболее яркими и интересными представителями современного национал-консервативного движения в России.

Открывает нашу большую серию интервью с политическим обозревателем аналитического портала Геополитика.ру  Дарьей Платоновой.  

***

Vespa: Давай обсудим сложившуюся обстановку за последний год на политических фронтах, как в России, так и в Европе, да и во всём мире. Так как за прошедший год мы все много чего видели: и победа Трампа в президентской гонке, и попытка Ле Пен прийти к власти, определенный триумф «Альтернативы для Германии», пробуждение консерваторов в Польше, укрепление консерваторов в Венгрии. Что это было? 

Платонова: Действительно, есть такая тенденция – формирование совершенно нового фронта, фронта который становится легальной и легитимной оппозицией глобалистской системе. Это новое явление, такой поворот произошел именно в 17-ом году, эти новые силы, назовем их условно «правой альтернативой», начали приходить к власти и становиться не просто лидером публичного общественного мнения, всевозможных опросов, но и реальной политической силой, обретать политический вес (например – колоссальный успех Ле Пен во время предвыборной компании, а также сам факт её прохождения во второй тур). Марин Ле Пен поняла логику политической истории: разделение на правые и левые партии осталось в прошлом, нынешний политический спектр – блок глобалистов против блока патриотов. Она встала на сторону патриотов – именно фронта. Против нее стояла фигура, совершенно размытая внешне (Макрон был то правым, то использовал левые политические риторические ходы), но внутренне – выражающая собой крайнюю глобалистскую модель. Макрона, кстати, в социалистической партии, из которой он вышел, называли «хамелеоном». Макрон вёл войну не с «правой» Марин Ле Пен, не с правым «Национальным фронтом», он вел войну с патриотизмом, с народом. Эта сила – уже ни правая, ни левая. В риторике Ле Пен объединены консервативные ценности, традиция, антииммигрантский дискурс с левой экономикой, это прорывная программа. Кстати, во многом «прорывной» её сделал Филиппо, который разнообразил партию левой экономической теорией. Сейчас, как мы знаем, Филиппо покинул партию.  

Vespa: Как считаешь, будут ли какие изменения в курсе партии? 

Платонова: Полагаю, что да. К сожалению, как не хотелось бы это констатировать, но для «Национального фронта» всё, что сейчас в нем происходит — это провал, поражение, «сдача позиций». Не уход Филиппо, а отклонение от своей новой повестки. 

Vespa: От синтеза правого и левого? 

Платонова: Да, именно. Это фактически была попытка реализации новой политической теории. Многие зовут это совершенно разными именами (и Четвертая политическая теория в том числе), но суть одна: объединение лучших элементов левой экономики (оставляя за бортом левую политику, т.е. без налета всяких гендерных теорий, квир-сатанизма), с правыми политическими элементами – такими как консерватизм, Традиция.  

Фото: Vespa

Vespa: Ситуация во Франции отражает общую ситуацию в Европе или Франция выделяется? Потому что, если смотреть поверхностно, то в Германии, кажется, другая ситуация, в Англии другая ситуация, на Востоке Европы другая ситуация. Или это просто явления одного порядка, просто немного выглядящие по-разному? 

Платонова: Мне кажется, что Франция была в авангарде этой битвы и на самом деле опередила на несколько десятилетий остальные европейские страны, потому что во Франции президентские выборы 2017 года были схваткой кандидата-глобалиста (ни левого, ни правого) с народным. В то же время остальная Европа (Германия, Австрия и Вышеградская группа и т.д.) действует все еще в регистре – правые против левых.  

Vespa: Т.е. по твоему мнению народные силы во Франции ждет победа? Лет через 5 или может быть 10. 

Платонова: Не думаю, партия Ле Пен сейчас погрузилась в кризис: тут и внутренние конфликты, поиск виноватого, и уход ключевых фигур (Филиппо). Внутрипартийные распри отклонили партию от того курса, которым она шла к победе. Парламентские выборы летом 2017 обернулись для партии провалом.  

Одновременно с этим во Франции есть еще одна сила, которая начала постепенно и очень медленно работать над синтезом левых и правых идей, это – Левый Фронт Меланшона. Это — радикальные левые, которых система тоже пытается то вовлечь себя, то вышвырнуть. В его политической программе есть позиции реализма в МО, а от левой доктрины (я не говорю про его однопартийцев) он берет именно антикапиталистический настрой, а не левый гендерквир стиль. 

Vespa: На прошлом заседании дискуссионного клуба «Прометей» ты упоминала о зарождающимся движении альтернативных левых и о том, что это движение может быть интересно правым. Можно ли разъяснить позицию, чем нам могут быть близки левые? 

Платонова: Доминирующие версии левого движения на Западе принимают капитализм. Аргументация разная, в основном размышление следующего характера: «надо принять капитализм, дать ему волю взрасти и разрушить себя изнутри». Есть иные точки зрения: об одной из них, я хотела бы упомянуть – альтернативные левые – совершенно новое движение, зародившееся как реакция на отступления левых течений от антикапиталистической борьбы. Эти альтернативные левые на первый план своей битвы ставят борьбу с империализмом, капитализмом и либеральной гегемонией.  

Vespa: Это чем-то напоминает раскол между большевиками и меньшевиками сто лет назад в России 

Платонова: Совершенно точно. Так вот, альтернативные левые (alt-left) это те, кто не согласен с этим мейнстримовым явлением акселерационизма (интерпретирую в данном контексте как позицию поддержки и стимуляции процессов углубления и расширения системы капитализма в надежде на то, что это приведет к ускорению самодеструктивных тенденций данной системы и в конечном итоге к ее краху) и те, кто призывает не отступать от антиимпериалистической и антикапиталистической войны, не забывать и  не предавать интересы пролетариата, а также противостоять культурному марксизму, которой сейчас стал доминирующим среди левых движений. Культурный марксизм – смещение поля битвы от экономики к культуре, где главной целью битвы культурный марксизм объявляет смещение традиционных буржуазных институтов (например, семьи, церкви и т.д.).  

Фото: Vespa

Vespa: Можно ли максимально кратко сформулировать, на что же опираются альтернативны левые – какая идея, какой мир лежит в основе их парадигмы? 

Платонова: Я думаю, что это довольно сложно осуществить, т.к. если у альтернативных правых есть доктрина Традиции и идентичности, связанной с землей, народом и верой, то у левых этого понятия нет. Они не верят в Традицию и их основным постулатом является то, что Традиция уже погибла, поэтому необходимо действовать в новом обществе, в обществе Модерна. Что же касается их основной идентификации — то это точка антиимпериализма и попытка создания полюса контргегемонии (непринятие капиталистического мира). 

Vespa: То есть это работа через отрицание и пока у них не сформулировано никакой созидательной концепции по большому счету? 

Платонова: Если их об этом спрашивать, то они будут утверждать о новом мире без гегемонии, без капиталистической эксплуатации рабочего класса. 

Vespa: Это что-то вроде теории Кропоткина, такой анархизм или народничество. В общем ничто не ново. А если вернуться в российские реалии, опять же на прошлом заседании дискуссионного клуба «Прометей» мы говорили о внутрироссийской консолидации правых, альт—правых, традиционалистов, монархистов вокруг общей идеи. Насколько это реально сейчас и насколько это коррелирует с настроением на Западе? Есть ли у нас точки соприкосновения с правыми в Европе по этим вопросам? 

Платонова: Я бы была очень осторожна с выделением в России правых и левых политических контуров. У нас все совершенно непохожее на Запад, особый тип жизни – археомодерн.  Наши коммунисты путешествуют на Афон, а правые могут быть ультраатеистами и защищать леволиберальные ценности. У нас вообще такого деления на левых и правых нет. Можно, конечно, с натяжкой отнести КПРФ к левому флангу, но как же их правые установки в религии?  Новой доктриной, вокруг которой могли бы объединиться и правые, и альтернативные левые, и все, кого вы назвали – мог бы стать национал-большевизм. Устряловский национал-большевизм является важной политической моделью для Российской Империи. Посмотрите, как русский народ чуток к социализму и как он его принимает. Практически как религию, как веру, и СССР было государством религиозного толка, только вместо Бога, почитался советский человек, посмотрите, сколько мистики в раннем коммунизме (Богданов с его идеей переливания крови и сотворения вселенского советского человека). И одновременно наша любовь к традиции, наш консерватизм. Русский дух всегда ищет какие-то идеалы, в которые он будет верить, он ищет высшее начало, превыше его самого, данное Богом. Русская интерпретация и левого, и правого совершенно отлична от западной, и поэтому непрост наш диалог с западными левыми и правыми: у них союза левого и правого вообще представить невозможно. У нас же это происходит естественным образом. Для нас это не парадокс. Для нас национал-большевизм – это естественно, а для Запада — это разрыв шаблона. 

Vespa: Т.е. Запад до сих пор остается в каких-то идеологических рамках прошлого, а Россия несмотря на то, что в некоторых потоках философской мысли отстает от Запада, где-то опережает его? 

Платонова: Более чем. В последнюю неделю я думала о том, как же постмодернисты могли бы отреагировать на русскую действительность. Такие фразы как «Да нет сегодня точно вряд ли» или «Да нет наверное», которые можно услышать от русских людей, абсолютно галлюцинативны для западной логики. В то же время западные постмодернисты призывали к свержению логических иерархий. Такое ощущение, что в России, тот проект, который тщательно описывали постмодернисты в 60-ые гг., проект восстания против эгоцентричной евроцентричной модели, реализован! Покажи нашу действительность Делёзу (Жиль Делёз– французский философ — прим. редакции)…  

Vespa: В общем реализованы в некоторых глубинных корнях и совершенно естественно? 

Платонова: Совершенно естественно, да. Посмотрите наши сказки, посмотрите, например, как наша культура воспринимает мужчину! Если мужчина на Западе – это воин, кшатрий или правитель-философ, то у нас в сказках или русском фольклоре мужчина описывается часто не как богатырь и добрый молодец, а как мальчик-с-пальчик или Иван-Дурак (и интересно, что в итоге этот Дурак переигрывает всех умных злодеев, такая вот русская «дурость», превышающая ум). У нас совершенно иная культура, самобытная, и во многом она действительно опережает запад, особенно по постмодернистским показателям. Мне кажется проект Ризома (фр. rhizome «корневище» — одно из ключевых понятий философии постструктурализма и постмодернизма – прим. редакции), о котором грезил Жиль Делёз, у нас в России уже вовсю реализован. 

Фото: Vespa

Vespa: В связи с разницей вот этих уровней, правда ли что в Европе сейчас Россия выглядит, как какой-то возможный спаситель от либерального постмодернизма и одновременно как страна некой свободы? 

Платонова: Безусловно, я знаю нескольких французов, которые переехали в Россию осознанно, в здравом уме и в трезвой памяти, политологи, довольно молодые. Они приезжают сюда, потому что они устают от гегемонии, от пропаганды, и хотят чувствовать себя на одно дыхание свободней, чем там. И Россия это позволяет. У меня был опыт проживания во Франции, год университетской стажировки в прекрасном городе Бордо. Могу сказать, что после французского года по возвращении на родину я почувствовала, что на мне стоит блок: я начала внимательно и строго относиться к словам, стараться не говорить громко о представителях правого политического фланга (в общем-то во Франции сталкивалась с тем, что за это левые радикалы могли начать угрожать). Стало страшно, когда я поняла, что в какие-то моменты я эвфемизирую то, что хочу сказать или говорю в какой-то более политкорректной манере. Это тоталитарная сетка Запада оставляет след и даже после года проживания сказывается на мне. В общем, очень это похоже на роман Оруэлла. Большой брат следит за тобой. Все думают, что тоталитаризм в прошлом – фашизм и коммунизм разрушены и тоталитаризм вместе с ними, а на самом деле все не так. Он не просто не ушел, но подчинил себе весь Запад, всю Европу. То, что там – либеральная диктатура. Со всеми вытекающими последствиями: арестами неугодных системе политических деятелей, репрессивным аппаратом, пропагандой. Соответственно народы Европы воспринимают Россию как остров свободы, как антитоталитарный фронт.  

Vespa: Есть ли шанс у Европы из этой тоталитарной сетки вырваться? 

Платонова: Есть шанс и уже идёт процесс. Посмотрите, что произошло на европейском политическом пространстве в 2017: существенное усиление Вышеградской группы, её отклонение от курса ЕС, приближение Австрии к этому блоку. Да и в самой Австрии: коалиция «Партии Свободы» с Курцом – это же прорыв, формируется новый блок… 

Vespa: Австро-Венгрия… 

Платонова: (смеется) Да уже практически Австро-Венгрия!… И на самом деле это уже совершенно другая империя, новая Европа.  

Vespa: Действительно ли это движение в какую-то новую реальность или это какая-то рефлексия, ремиссия консерватизма, которая побарахтается ещё десять лет в Европе и окончательно погибнет или же это новое дыхание, как тебе это видится? 

Платонова: У меня есть ощущение, что это новое дыхание и одним из залогов того, что это стало возможно является и приход Трампа к власти в США. Да, в нем уже ничего не осталось от того образа, который мы видели или хотели видеть в 2016 году, когда он выступал от имени американского народа против ультралиберальных элит, да, бэнонизм Трампа свёлся на нет, и он стал уже частью системы, но… Он осуществил «прорыв постепенности», постоянный монотонный процесс войны с РФ и контроля над ЕС был им разорван, его внимание перешло на тихоокеанский регион, а над европейским континентом «всевидящее глобалистское око» попросту ослабло. Европа получила шанс обрести свой суверенитет, выбиться из диктата США. Я думаю, что Европейское пространство за несколько лет (десятилетий?) сможет стать нейтральной и независимой территорией Римленд. Сами европейские народы и те, кто на «популистской волне» пришли к власти уже начали трансформировать Европу. Я считаю, что это не ремиссия, а новая веха в истории Европы. 

Фото: Vespa

Vespa: Эта национальная Европа, будет для России в плюс или в минус, не выльется ли национальное самосознание европейских народов в большую русофобскую кампанию? То есть сейчас они смотрят с надеждой на Россию, а что будет потом. То есть, если немцы станут немцами, не захотят ли они еще раз получить от ворот поворот? 

Платонова: Про немцев: мне кажется, что они обретут свой национальный суверенитет в самый последний момент. Диктат, который над ним выстроен, в том числе идеологический и философский, ловко выстроенный в том числе и франкфуртской школой, настолько немцев разбил, что здравых сил там катастрофически мало. 

Vespa: То есть кого нам и стоит бояться так это Польши? 

Платонова: Польшу, да. Но не стоит забывать, что с Польшей у нас есть общие интересы. 

Vespa: (смеется) да у нас есть что разделить и о чем договориться

Платонова: (смеется) Поляки постепенно преодолевают эту русофобию, я общалась недавно с представителями движения Фаланга, их называют крайне правыми, но мне кажется они просто правые консерваторы. Они пытаются эту историческую русофобию преодолеть. Это видно, во всем. 

Vespa: В связи с этим наметившимся возрождением Европы как скажется миграционный кризис? Если смотреть демографические исследования, в той же самой Швеции через пять лет около четверти населения будут мигранты. Это будет препятствовать национальному возрождению в этих странах. 

Платонова: Это очень большая проблема и на самом деле во Франции эта проблема видна невооруженным взглядом. Когда вы приезжаете во Францию вы видите не город белых поэтов… проклятых поэтов. (Смеются) оговорка по Фрейду … Не город проклятых поэтов из Лютеции (литературный журнал, в котором П.Верлен опубликовал своих Прóклятых поэтов – прим. редакции), а вы видите что-то сродни французской колонии. Боюсь, что европейцы могли пройти точку невозврата.

Вот в Голландии, несмотря на антимигрантские настроения происламские партии чуть было не вошли в парламент.  

Vespa: Мне всегда казалось сложным назвать Голландию консервативной страной в их отношении даже не к наркотикам, а в отношении к сексуальным свободам. Это попытки создания, прости Господи, педофилических партий и прочих и прочих, в этом плане Голландия очень неоднородная страна. 

Платонова: Согласна. Но с точки зрения именно этой предвыборной компании они двигались в антимигрантском ключе (Рютте вообще всю свою программу скопировал в 2017 году у Вильдерса ради перехвата голосов). Гей-права… да, есть отличия. Вильдерс, например, не вступает в ту сферу, в которую вступает, например АдГ, когда они критикуют 54 гендера и перечисляют их на заседании Бундехстага. 

Vespa: Да, да, это было прекрасно. 

Платонова: Кстати, там есть очень интересные гендеры, я посмотрела, как они называются, есть пол neither, есть пол other, то есть «ни тот, ни другой и другой» и есть женщины, которые переходят в мужчин, есть мужчины, переходящие в женщин. Забавно и очень политкорректно! 

Vespa: А понимают ли в Европе то, что происходит, какой процент людей действительно не поддаётся на эту леволиберальную пропаганду и скажем так, сохраняют свой разум? 

Платонова: Мне кажется убежденных либералов там очень мало — 2-3%, может быть десять. Во Франции, например, это те, кто стоял за компанией Макрона: Аттали, Бернар-Анри Леви. Эти люди, да, они убежденные, но их меньшинство, во Франции их можно пересчитать по пальцам. Все остальные это что-то вроде гибрида человека и либерального существа, химеры, выведенные в лаборатории политкорректности, это марионетки, те же члены Национальной Ассамблеи напоминают манипулируемых репликантов, которым вживили в голову чип! 

Vespa: Даже среди идеологов традиционализма на Западе много людей «подёрнутых патиной постмодернизма» и ищущих источник поддержки Традиции среди Ислама, Востока и иных не Христианских практик? 

Платонова: Да. Традиционализм – это вообще явление постмодерна. Если Традиция — невинность, Модерн — это Грех, Постмодерн, включая Традиционализм, — это Добродетель. Что-то качественно новое и особое.  

Vespa: Спустимся из метафизических рассуждений в Российскую и даже Московскую реальность. На выборах муниципальных депутатов объединились против партии власти «Яблоко и КПРФ», возможно ли подобного рода объединение Традиционалистов с кем-либо? Стоит ли нам искать союзников среди умеренных либералов, умеренных или радикальных левых? Вообще, на какую политическую силу нам стоит обратить внимание? 

 

Платонова: Нам, прежде чем вступать в альянсы и коалиции, надо обратиться к своей собственной идентичности, понять, кто мы. В этом смысле последнее заседание дискуссионного клуба «Прометей»очень важное событие, мы начали диалог. Сейчас многие правые замкнуты в своей идее. Многие левые в России одержимы атеистической повесткой дня. И если мы хотим вырваться из политического кризиса, мы должны быть готовыми к диалогу.  

Vespa: Если посмотреть на Западную Европу, то там возрождение традиционалистских идей идёт на уровне философских и низовых, народных движений (идентитаристы и прочее), то в Восточной Европе опор на правые политические элиты (Польша, Венгрия). Эти два разных пути возвращения в Традицию приведут ли к расколу Евросоюза или это временное явление?

Платонова: Мне кажется компромисс будет найден. Просто Восточная Европа немного запаздывает в этом разделении элит. Мне кажется не будет конфликта между двумя частями, а будет синтез. Единая Европа, даже если Евросоюз развалится, сможет существовать — Европа Наций и Свобод. Общие точки взаимодействия будут найдены – антиглобализм, антикапитализм, антиимпериализм и желание создать контргегемонию. 

Vespa: А есть ли мнение по поводу ситуации в США. Ведь мы видим, что Трамп далеко не все свои идеи может реализовать. Он скован по рукам и ногам. В Америке сильны левые, как во власти, так и в обществе. Что ждёт Америку?

Платонова: Для нас Трамп — это шанс укрепить позиции в различных регионах. Например в Сирии, как только он пришёл к власти ситуация поменялась резко и наши войска начали одерживать победы (прим. редактора — при этом риторика остаётся жёсткой). Что касается США, там всё не однозначно, там есть не только лево-либералы, но и так называемые альтернативные левые, осуждающие и культурный марксизм и неоконсерватизм, берущий своё начало в троцкизме, и верящие в идеалы левого коммунистического движения. Альтправые в США провалились, движение было дискредитировано в том числе и факельными шествиями и уходом от реальной постановки вопроса об идентичности. Я думаю, что тут не прошло без провокаций внутри движения. И альтрайт сейчас в кризисе. Ситуация не стабильна, а США ждёт возможно и гражданская война.

Vespa: Если подводить итог, то и Россию, и Европу и США ждёт определённый кризис идеологический, гражданское напряжение. И куда качнётся маятник до конца не ясно. Есть опасность, что нас отбросит в глубокое леволиберальное болото.

Платонова: Что будет с США не понятно, не находясь в том пространстве, я не могу сказать точно. Что будет с Россией – тоже неизвестно. На все воля Божья. Ситуация стремительно меняется. Например, сегодня либерализм атакует не только со стороны гендерной теории, но начинает использовать метафору искусственного интеллекта. И в РФ спрос на такие системы растёт, к сожалению. Поэтому философский вызов России, нашим правоконсервативным ценностям брошен. Приход постчеловека на место человека — вот новая угроза. 

Vespa: На одном из «Прометеев» была высказана идея, что необходимо опираться не на идеологические и политические взгляды, а именно на мировоззренческие. Может ли мировоззрение объединить европейских консерваторов против лево-либерализма и вырожденческих тенденций? Насколько будет долговечен такой союз?

Платонова: Мне кажется, этот союз уже существует. Например, в Европарламенте «Европа наций и свобод», лига Марин Ле Пен включает представителей более 7 партий. Это не будущее, это настоящее.

Vespa: А Россия, русские, должны ли мы присоединяться к этому союзу и примут ли нас туда?

Платонова: Безусловно, примут, и принимают. Марин Ле Пен встречалась пред выборами с президентом России. Диалог установлен. Например, много европейских парламентариев побывало в Крыму и признают его российским. Надежда есть! 

Vespa: Надежда на будущее есть, но при этом есть проблемы сегодня. Как ты оцениваешь высылку российских дипломатов, инициированную консервативной партией Британии, есть ли среди правых в Лондоне наши союзники, есть ли там антиглобалисты правого толка?

Платонова: Здесь мы имеем попытку развернуть даже не дипломатическую, а самую настоящую глобальную войну. Причём стравливают давних противников – Россию и англо-саксонский блок. Проблема в том, что вся эта истерия началась, когда Британия покидает ЕС, отрекается от своей ультраглобалисткой сущности и переходит во фланг нейтральной зоны, условного Римланда. И именно в этот момент кто-то «убивает» экс-агента ГРУ и происходит странное и резкое охлаждение отношений между Россией и Британией, а далее и всей Европой. Не будем уходить в конспирологию, но явно такая ситуация на руку глобалистским силам, которые не хотят терять контроль над европейским пространством и совершают диверсионные действия, которые могут разрушить наши отношения.

Vespa: Тем временем на парламентских выборах в Италии победила партия Сальвини и теперь у него большие шансы стать Премьером Италии. Но в то же время мы видим с какой силой мобилизуются антироссийские силы. Есть ли шанс в этих условиях у пророссийских евроскептиков закрепиться во власти и сломать русофобский тренд?

Платонова: К сожалению, результаты итальянских выборов не так уж однозначны. До сих пор не сформировано большинство в правительстве. Несмотря на то, что коалиция Сальвини получила отличные результаты, парламентского большинства у нее нет. Ситуация в Италии крайне нестабильная, эксперты говорят о возможности новых выборов в Италии. Конечно, идеальной ситуацией была бы коалиция «Движения пять звёзд» и «Лига Севера». Потому что они довольно близки в евроскептицизме и международной политической линии, однако они разведены сегодня по разные фланги политической арены. В Италии — ситуация политической неопределённости. Чёткой картины того, что будет происходить в Италии у нас нет. Есть некая тенденция дестабилизации элит ЕС, сильные популистские настроения, однако «популистское восстание», популистский момент на данный момент ни во что конкретное не вылились. Партии, возглавившие это «восстание», пока не имеют силы, чтобы изменить ход истории и трансформировать европейское пространство.

Vespa: Даша, спасибо, что нашла время пообщаться. Как резюме нашей встречи можно сказать, что в мире ещё осталось место для Традиции, но за неё придётся побороться?

Платонова: Безусловно. Спасибо Вам!