Взгляд России на безопасность Черноморского региона

Российский взгляд на обеспечение безопасности в Черноморском регионе связан с факторами:

- геополитической  преемственности;

- намерениями и действиями основных оппонентов и других акторов в регионе;

- террористической и трансграничной криминальной активностью;

- новыми эмерджентными угрозами, от организации государственных переворотов под названием «цветные революции» до манипулируемых миграционных потоков.

 Эти факторы взаимосвязаны друг с другом. Геополитическая преемственность выражается в четкой позиции России в отношении НАТО и клиентов США, прецедентах эпохи Холодной войны в регионе — от размещения американских ядерных ракет в Турции, что спровоцировало Карибский кризис, до провокаций у границ Советского Союза, понимание данного пространства как зоны повышенного риска из-за своих геополитических характеристик —  это непосредственное соприкосновение Римланда с Хартлендом Евразии, что позволило Збигневу Бжезинскому включить данный участок в дугу нестабильности.

 Сам черноморский регион имеет ограниченные возможности. С точки зрения военной стратегии это замкнутое пространство легко контролируется с помощью современных средств обнаружения и поражения. А с позиции геоэкономики эффективность Черного моря также не высокая. Поэтому обычно этот регион рассматривается в более широких рамках. Например, как Азово-Черноморский регион, что характерно для внутренней политики России, более широкий концепт треугольника трех морей — Черное-Каспийское-Средиземное или проект двуморья — коридор между Черным и Балтийским морем, совпадающий с проектом Восточного партнерства и ассоциирующийся в России с потенциальным новым санитарным кордоном.

 Поэтому любые стратегии и действия каких-либо сил в регионе, особенно внешних, вынуждают Москву адаптировать свои подходы, если речь идет о политических проектах или применять различные преэмптивные стратегии к текущим условиям, если возникает возможность угрозы национальным интересам России, которые после соглашения с Сирией о военном присутствии автоматически включают Черноморский бассейн в критически важную зону.         

Следует отметить, что в данном контексте важно понимать намерения всех сторон, но Запад намеренно искажает оценки ситуации, чтобы преподнести события в том ракурсе, который соответствует конвенциональной позиции политических элит и их интересов.

Известно, что ошибочное понимание стратегии соперника приводит к неприятным сюрпризам и к непредсказуемому развитию событий.

Таким примером могут являться действия России и проект Евразийского Экономического Союза. В том время как Москва пыталась создать вокруг себя пояс безопасности (в широком смысле), экономически субсидируя государства постсоветского пространства у своих границ и предложив создать четкие механизмы экономического взаимодействия, эти усилия неправильно истолковывались и преподносились общественному мнению стран Запада. Создание пояса безопасности имплицитно включало в себя укрепление стабильности соседних стран — как политической, так и экономической.

По этой причине Россия поддерживала Украину во время президентства Виктора Януковича. Но неправильная трактовка со стороны Запада при основном участии США привела к дестабилизации ситуации и  государственному перевороту в феврале 2014 г.

Следующий эпизод представлял собой цепную реакцию. Именно для того, чтобы предотвратить массовые убийства как было в Киеве в феврале 2014 г. или Одессе в мае того же года, а также на юго-востоке Украины позднее, Россия поддержала и признала референдум в Крыму.  

Операция НАТО «Атлантическая решимость», официально заявленная как противодействие России, вызвала необходимость Москвы принимать свои меры, что привело и к изменению военного баланса. Между тем, проведение военных учений в рамках Союзного государства России и Белоруссии, а также ряд маневров в рамках ОДКБ указывают на то, что подход Москвы синхронизирован с интересами других стран, которые входят в эти организации.

Кроме того, Россия заинтересована в повышении стратегического потенциала таких организаций как ШОС и СВМДА для формирования новой архитектуры безопасности Большой Евразии.

Данный подход напрямую связан с реализацией российской инициативы «интеграция интеграций», которая учитывает особенности каждого актора и возможного изменения баланса сил региона, включая естественную смену лидеров государств. Поэтому Россия пристально следит и анализирует действия и методологии любых государств и альянсов. Модель атаки на центры гравитации, включая некинетические методы воздействия и стратегические коммуникации НАТО, программа ЕС Black Sea Synergy, являющаяся элементом евроатлантической интеграции, решения внутри Организации черноморского экономического сотрудничества, которые могут рассматриваться как троянский конь против национальных интересов стран-участниц — все это вызывает корректировку имеющегося пакета сценариев по обеспечению региональной безопасности.

Если говорить об исключительно военной мощи, то благодаря государственной программе на 2011-2020 г. Россия преодолела «технологическую и организационную яму», а сирийский опыт способствовал тестированию новых возможностей, включая военно-политические решения по линии партнерских соглашений.

Как было сказано ранее, Запад намеренно искажает реальные факты, не понимая методов планирования и работы России по линии hard power. Например, рейтинг Global Firepower последние несколько лет отводит роль военного гегемона России в регионе Черного моря, за которой следует Турция. Однако при подсчете баланса вооруженных сил в России учитывались Центральный, Восточный и Западный военные округа, что не совсем корректно. И понятие гегемонии связано с вовлечением в свою орбиту других акторов, тогда как ряд стран-соседей свободно выбирают и обозначают кто является их партнером, а кто нет. Подтверждением этому является региональная политика Украины и Азербайджана. Поэтому нельзя говорить о гегемонистской роли России.

Правильнее сказать, что Россия является поставщиком безопасности, тогда как большинство стран Черноморского региона, включая некоторые страны НАТО — ее потребителями.

Для третьего и четвертый факторов методы прямого воздействия с применением военной силы применяются лишь частично. В целом действующая концепция применения вооруженных сил, известная на Западе как доктрина Герасимова, подразумевает использование военной силы лищь на одну четверть в ответ на исходящие вызовы и угрозы. Остальные компоненты включают информационное противоборство, геоэкономику, дипломатическую работу, гуманитарные операции, которые на Западе традиционно относят к мягкой силе.

На данный момент в России наблюдается консолидация работы аналитических центров по данным вопросам. Речь не только о специальных отделах силовых структур или оборонных корпораций, но также независимых политологических ассоциациях, научных и образовательных центрах, а также специальных пулах экспертов. Используются методы сетевой координации и многоуровневый анализ данных для прогнозирования, расчета возможных сценариев и профилактической работы. Последний сегмент особенно важен и показал свою эффективность при взаимодействии правоохранительных органов и некоммерческих организаций в предотвращении распространения экстремизма и идеологии терроризма.

Но для полноценной работы в регионе мы наблюдаем дефицит доверия между различными участниками по причине замороженных конфликтов, негативной исторической памяти, политических амбиций определенных лиц, а также борьбы за ресурсы. Вместе с этим на протяжении длительного исторического периода сильное влияние на принятие решений и формирование повестки, часто через скрытые политические технологии, оказывали акторы, которые не имеют прямого отношения к региону — ранее Великобритания, а теперь США.

Программы экономической помощи, военного и технологического сотрудничества часто используются как инструмент для реализации стратегических интересов США. Это приводит к сильной зависимости государств-клиентов от своего патрона и частичной потере своего суверенитета.  

Мы видим, что и в отношении Турции Вашингтон применяет двойные стандарты, используя свою агентуру для проведения различных операций влияния, в том числе, против соседних государств. Такое укоренение США позволяет поддерживать искусственные конфликтные ситуации и политические трения, что создает геополитическую хрупкость региона и позволяет дальше проводить трансформацию в интересах реальной глобальной гегемонии Запада.  В этом контексте сотрудничество России, Турции и Ирана по сирийскому вопросу может являться хорошим опытом для решения региональных проблем с переходом на новый уровень сотрудничества наших стран. Нет необходимости использовать старые клише и неработающие механизмы в рамках НАТО (здесь следует отметить полную неэффективность этой структуры для предотвращения актов терроризма на территории стран альянса) или следовать в фарватере интересов США, если мы сами можем создать эффективную структуру безопасности, действующую по принципу автаркии.

Гибкий подход, уважение суверенитета и интересов всех участников, понимание общей судьбы на пространстве Евразии, четкие критерии в отношении угроз — эти принципами являются императивами России по региональному сотрудничеству.

Данное пожелание можно рассматривать как очередной сигнал российского руководства, поданный от лица экспертного сообщества.

Текст доклада на конференции "Безопасность, стабильность и сотрудничество в регионе Черного моря", Анкара, 5 декабря 2017 г.