Русские и евреи перед началом конца: возможность диалога?
Часть 1. Один из русских взглядов на «еврейский взгляд на русский вопрос»
Так или иначе, «еврейское участие в борьбе за изменение строя в СССР было еще одним выражением библейского проклятия „и силы ваши иссякнут зря“. Евреи в СССР были чемпионами в бессмысленном растрачивании сил в двадцатом веке». Ну а сейчас: «наши дни подразумевают полный крах всего, что было доброго в правозащитном либерализме в России». Невозможно не согласиться, причем всем, не только русским и евреям.
Столь же «бессмысленна» на самом деле (за редкими исключениями) была и «еврейская литература на русском языке», как ее в свое время называл М.М. Пришвин, или «русскоязычная», как говорили в позднесоветские годы (как и в случае с «сионизмом», все всё понимали). И здесь Эскин предельно честен. Самому ему, естественно, ближе всего Бродский, Пастернак, Галич. Его лично коробят упреки в адрес этих литераторов со стороны того же А.И. Солженицына, которые на самом деле были предельно мягки по сравнению с тем, что писали критики, принадлежавшие к «Русской партии».
Эскин вменяет ни во что «миф» о «еврейском творчестве». Надо иметь много мужества, чтобы так говорить. Ведь на этом «мифе» (на самом деле, фикции) основано все культурное бытоустройство ХХ века, все «интеллигентское» (отнюдь не только евреев по крови) мировоззрение.
Итак (для удобства несколько изменен порядок при цитировании – ВК),
«Возможно, в определенное время в некоторых местах планеты евреи выделились в области музыки, литературы, математики, финансов и шахмат, но такие успехи никак не могут служить причиной избранности или гордости. Как и процент евреев среди лауреатов премии Нобеля. Все эти таланты на поприще европейской культуры, и мы никак не сможем отнести их к истинным заслугам Израиля. <…> Мы не являемся народом избранным на творческом поприще Эсава. Более того, мы всегда обречены там на подражательство и вторичность. И уж никак не стоит нам гордиться великими в их мире Фрейдом, Адлером, Марксом. Нет никакой печати избранности на наших ученых, музыкантах и художниках, влившихся в западный мир и обслуживавших его, зачастую принимая его верования и полностью отрекаясь от Торы Израиля. Возможно, в определенное время в некоторых местах планеты евреи выделились в области музыки, литературы, математики, финансов и шахмат, но такие успехи никак не могут служить причиной избранности или гордости. Как и процент евреев среди лауреатов премии Нобеля. Все эти таланты на поприще европейской культуры, и мы никак не сможем отнести их к истинным заслугам Израиля».
Я счастлив, что столб, у которого
Я стану, будет гранью
Двух разных эпох истории
И радуюсь избранью –
писал Б. Пастернак. Эскин вменяет эту «избранность ни во что, более того, готов отдать ее тем, кто действительно избран для раскрытия глубин «проявления», к которым «еврейство» отношения не имеет. Он говорит о разности призваний.
И далее:
«Мы показали, насколько очевидны двойные стандарты в оценках Солженицына. Вместе с тем неоспоримо и право русского мыслителя решать, кто принадлежит традиции его народа, а кто странник и чужеродец в его культуре. И неоспоримо его право на дискриминацию при отборе собственной национальной элиты. Да и почему нам так обидно, что отрекшихся или отдалившихся от нашего народа Пастернака, Мандельштама и Бродского исключают из списка великих русских литераторов? Разве не повернулись все они спиной к своему народу и к волению Творца? Разве приговор им Солженицына не есть прямая кара за их поворот спиной к судьбам Израиля?»
Но жестко виновна, с точки зрения Эскина, была тогда и советская (условно «русская») сторона. Речь идет, конечно, о «невыпуске» евреев на историческую Родину, о пресловутом ОВИРе и «отказниках». Мы уже говорили, что «перестройщики» вышли именно из этой среды. Эта вина имеет исток в однозначно проарабской политике Хрущева (Сталин в 1948 году говорил: «Смешно искать коммунизм в песках Сахары»), следы которой мы имеем до сих пор, когда уже нет ни Союза, ни коммунизма. Очень характерно при этом, что хрущевская культурная политика («оттепель») почти полностью опиралась на еврейскую интеллигенцию. История с Пастернаком – исключение, и оно, скорее, связано с наличием в его романе, совершенно не «антисоветском», христианских мотивов. Ну а антиправославие Хрущева – это вообще отдельный разговор.
Но вот сегодня – об этом в книге говорится прямо – для нынешнего Государства Российского все это полностью потеряло свою актуальность. Поэтому «наши требования к России должны ограничиваться свободой репатриации в Израиль, возможностью практиковать и изучать еврейскую религию и культуру для тех, кто пока остается в России, и сбалансированной политикой России на Ближнем Востоке». С этими естественными вещами не согласиться невозможно. Более того, говоря «с другого берега», автор этих строк пошел бы дальше. «Сбалансированная политика на Ближнем Востоке» должна включать заключение широкого спектра военно-политических соглашений с Израилем, а также содействие примирению Израиля с Ираном (Эскин вслед за Виленским Гаоном говорит о «новом Кире», я бы так и назвал это – «Проект Царь Кир») и его длительному союзу с Индией на традиционалистской основе (все это под эгидой России). «В обмен» Израиль оказывает всяческое содействие – вплоть до «навязчивого» – по отъезду из России еврейской интеллигенции, причинившей нашей стране столько бед (наряду с русскими предателями). Да, «помочь уехать». Это лучше любых раскладов, чреватых кровью. Да, надо сказать прямо: «Забирайте и воспитывайте их, как хотите». Честно говоря, не думаю, что здоровью Быкова или Шендеровича как-то повредили бы жизнь и труд в кибуце. Будь я евреем и будь помоложе, я бы не возражал.
А Авигдор Эскин, избегая жестких выражений, говорит:
«Виленский Гаон заповедал нам искать среди народов нового потенциального Кира (Кореша). <…> Завершение процесса исхода евреев России в Израиль и начало расширенного диалога духовных лидеров и мудрецов с обеих сторон – это единственный конструктивный и исправительный ход после всех совместных исторических перипетий и грехопадений. Новая конструкция взаимоотношений будет укреплять обе стороны в политическом и культурном смысле. Такое оздоровление подразумевает и резкое уменьшение обоюдного проникновения (курсив наш – ВК) посредством ассимиляции и вовлеченности в политику и культуру. Мы ждем усиления голосов из Израиля к российским евреям вернуться домой, а также – русских голосов к русским в Израиле репатриироваться в Россию».
В связи с этим начинается самое главное, самое сложное и самое для многих спорное. В отличие от восстановления Русской Православной Церкви в 1943–1948 годы, осуществленного сверху с явным «византийским» (истинно, ложно или «пополам» – вопрос иной) подтекстом, церковное возрождение конца 80-х – начала 90-х было очевидно либеральным, и первым дверь ему отворил знаменитый А.Н. Яковлев, которому принадлежали как раз слова о «сломе тысячелетней русской парадигмы». Надо говорить правду, по национальности он был русским, и супруга его тоже была русская. Однако этому «возрождению» предшествовал массовый приход еврейской интеллигенции в Церковь. «Православный самиздат» писали в основном евреи – от семейства Фуделей (священнический род еврейского происхождения), А. Меня, З. Крахмальниковой до Ф. Карелина (который, правда, в отличие от прочих, был русофилом). Всякому, приходившему тогда в Церковь, бросалась в глаза яркая характерная внешность псаломщиков и алтарников. Многие из этих людей сегодня священствуют, особенно в Москве, Петербурге, других крупных городах и весьма авторитетны. Многие из них считают себя «дважды избранными» - по рождению («от Израиля») и по крещению. Все они в то время были настроены жестко антисоветски, а многие и антирусски, полагали, (и сейчас полагают), что христианство следует отделить от Русского наследия, не только советского, но и имперского. Правда, симпатий к Октябрю у них не было, но к Февралю – вполне. Интересно, что Февраль они оправдывали тем, что монархия была своего рода падением для древних евреев, и ссылались на Книгу Судей. Эти люди и возглавили «церковную перестройку». Потом к ним присоединились и русские. В терминологии Эскина говорить об этом как об элементе Великого Смешения крайне легко. Автор этих строк хорошо помнит то время и совершенно конкретных лиц, известных поныне.
Конечно, всегда были и есть евреи по происхождению, обратившиеся в Православие и полностью принявшие все, в том числе и все русские особенности. Есть даже те, кто стал монархистом. Автор этих строк не делает различия между ними и русскими православными людьми. Некоторые из них и сами уже почти не помнят о своем еврействе. Но вот хорошо это или плохо в большой истории, а не в личных отношениях, не знаю.
Авигдор Эскин имеет по сему поводу вполне определенное суждение: «Наше взаимодействие возможно будет, когда осознаем порочность смешения, ведущего к грехопадению. Привлечение евреев в православие аукнется еще появлением в вашей среде экуменических либеральных тенденций. Во избежание энтропии у вас же, оставьте попытки привлекать евреев, а направьте их в их землю, к их корням. Вы будете продолжать хранить и развивать в России свою традицию, а евреи приложат силы к возрождению на Земле Израиля. И тогда мы сможем встретиться в мессианском действе. Не как космополиты с ассимилянтами, а как почвенники с почвенниками. Такое взаимодействие принесет великое благословение всему миру».
Здесь надо признать. Эскин не просто прав. Он прав сугубо. Почти все, не только экуменическое, но вообще антирусское, более того, либерально-противогосударственное, что встречается в православной церковной среде, исходит от «чад Русской Православной Церкви» еврейского происхождения. К тому же идеология этой среды насильно навязывается значительной частью священства (такого же или просто либерального) прихожанам. Да, после «казуса Пусси Райот» и особенно после обсуждений т.н. «проблемы содомии» этого стало чуть меньше. Все равно «консервативные тенденции» касаются в основном «проблем пола» (что правильно, не спорим), но не выходят за их рамки. Лишь в последних программных заявлениях Патриарха Кирилла, таких, как критика фикции «прав человека», наметился сдвиг.
Сказанное Авигдором Эскиным о смешении в литературе относится к смешению в области религиозной жизни тысячекратно.
Но при этом он говорит о «встрече в мессианском действе». Здесь главное. Непреодолимое? Или почти непреодолимое?
Продолжение следует...