Конфуцианский подход к COVID-19

В дни глобального распространения нового коронавируса аналитики определили по крайней мере две различные стратегии, которых придерживаются государства в своем отношении к заражению. Первая, напоминающая так называемый социал-дарвинизм, - это линия, которой придерживаются Соединенные Штаты, Великобритания, Бразилия и первоначально Германия. Она основана на своего рода естественном отборе людей, учитывающем возможность гибели тысяч людей.

Очевидно, что, несмотря на то, что новый коронавирус показал довольно низкий уровень смертности (и это, как ни парадоксально, очевидно и в итальянском случае, учитывая данные, предоставленные Высшим институтом здравоохранения  Италии относительно смертности для COVID-19 и людей с COVID-19 плюс тяжелые предыдущие болезни), существует предел смертности, за которым все еще существует риск коллапса государства. И это было бы причиной частичного отхода от первоначальной политики Дональда Трампа и Бориса Джонсона.

Вторая стратегия более или менее связана с известной теорией "азиатского деспотизма" немецкого синолога и социолога Карла Августа Виттфогеля. Она основана на переменной реализации различных степеней авторитаризма и на понимании общественного здравоохранения как фундаментального инструмента общества. Эта стратегия была принята Китаем, Южной Кореей и, хотя и с виновной задержкой и значительными противоречиями (плохой контроль над медицинскими работниками, ненужное распространение "красной зоны" на всю страну, а не только на очаги эпидемии), Италией.

Писатель, вслед за аргентинским мыслителем Норберто Чересоле, хотел бы предложить иной подход. То есть выявить две разные стратегии противостояния чрезвычайной ситуации на основе категорий "прибыль/денежная цивилизация" и "цивилизация веры/духа".

На самом деле, если первая стратегия полностью вписывается в простой экономический расчет, направленный на снижение неактивной составляющей общества (подтверждается, что средний возраст смерти с COVID-19 и для него достаточно высок), то вторая, особенно в азиатском случае, основана на традиционном уважении, которым в рамках этих культур пользуются пожилые люди, солидарности и доброжелательности.

На самом деле, даже сегодня невозможно понять, что китайское общество, хотя и вдохновлено в какой-то степени марксизмом-ленинизмом, глубоко пропитано менталитетом конфуцианского духа. Китай - одна из тех стран и культур, которые впитали современность в оборонительных целях. Здесь была предпринята попытка установить баланс между принципами и ценностями, присущими традиционному обществу, и моделями и системами западного модернизма (именно марксизма-ленинизма), необходимыми для гарантии суверенитета и независимости. Именно Мао Цзэдун утверждал необходимость сочетания технологий, идеологии и политики в точном осознании того, что идеология и политика должны представлять командный пункт и душу государства.

В этом контексте будут предприняты усилия, чтобы подчеркнуть, как реакция Китая на эпидемию неразрывно связана с конфуцианской доктриной.

Мысль, слово и действие в конфуцианстве

1 июля 1958 года, после того как он узнал, что шистосомоз был полностью искоренен в Юцзянском районе, вышеупомянутый Мао написал следующие стихи:

Зелёные волны, лазурные горы —
Всё это ничто, всё пустое, поверь.
Ведь врач Хуа То был не в силах (о, горе!)
Убить очень маленьких мерзких червей !

И сёла пустели, травой зарастая:
Дворы вымирали один за другим,
А демоны песни свои распевали:
Смерть тысяч людей была радостна им.

Сижу неподвижно, но вместе с Землёю
Я восемь десятков тысяч ли прохожу,
Блуждаю по небу и вижу, не скрою,
Путь Млечный вдали, я его узнаю.

Звезда Альтаир задаёт мне вопросы,
Ей хочется знать всё о боге чумы,
Она разделяет все наши заботы,
И горе, и радость ей сверху видны.

Ветер весенний ивы качает
И тополя — смотри.
600 миллионов граждан Китая,
Как Яо и Шунь , умны.
Малиновый дождь, если только прикажем,
Поднимется вверх волной.
А горы лазурные станут мостами,
Коль мы захотим с тобой.
Пять горных хребтов, что до неба достали,
Мотыгами из серебра
Мы выравним Землю стальными руками
К трём рекам нести пора.
И спросим мы бога чумы: «Ну, куда же,
Куда ты пойдёшь, господин?».
Зажжём мы бумажные лодки и свечи 
И небо всё вмиг осветим.

(Русский перевод - http://maoism.ru/4657.  Хуа То – знаменитый медик Древнего Китая, почитается в даосизме как бог медицины, Яо и Шунь — легендарные правители Древнего Китая, три реки - Хуанхэ, Янцзы и Чжуцзян, в Китае традиционно изгоняли злых духов, зажигая бумажные кораблики  свечи – прим. ред).

Помимо очевидных аналогий с нынешней ситуацией, поэзия "Великого кормчего" чрезвычайно полезна для введения тезиса, который здесь предполагается поддержать. Мао Цзэдун, по сути, хотя и был лидером партии, ссылавшейся (и ссылающейся) на идеалы марксизма-ленинизма, писал все свои поэтические сочинения в "старинном стиле" и с использованием языка, едва доступного массам. В частности, стихи Мао принадлежат к роду Ши. Само по себе Ши просто означает "поэзия" или "ода" и делится на два разных класса: гу ши (древние стихи) и лу ши (написанные).

К этому жанру относятся стихи, вдохновленные чистейшей мудростью, собранные в "Книге стихов" Конфуция. В то же время эти стихи имели политический интерес и ритуальную ценность, так как преследовали цель показать свое поведение в соответствии с принципами и привести его в соответствие с добрыми обычаями.

Теперь важно подчеркнуть, что в китайской мысли с древнейших времен доминируют идеи порядка, цельности и ритма. Категория порядок / совокупность, в частности, является высшей категорией китайской мысли. Когда говоришь и пишешь, китайцы всегда стараются изобразить и предложить способы поведения. Традиционная система образного письма служит в первую очередь для прямого действия, а не для формулирования понятий, теорий и догм. Как известно, конфуцианскую метафизику можно понять, только практикуя её. А искусство выражения (wen) делает слово мощным.

Поэтому каждое слово имеет особый характер. И каждый отдельный термин подразумевает необходимость действия. Это убеждение проистекает из того же самого основополагающего мифа о письменности, который приписывается Хуан-ди (Жёлтому Императору), первому из государей, и его министру. Как утверждает французский синолог Марсель Гранэ, "Хуан-ди приобрел славу героя-основателя, потому что позаботился о том, чтобы дать всему правильное наименование (ming ) ( tcheng ). Он был первым, кто смог выполнить фундаментальный долг суверена: обеспечить людей символами, которые позволяют приручить природу и совершать поступки в отношении вещей. Но изобретение письменности на основе следов, оставленных на земле птицами, также имеет апотропическое значение. Действительно, легенда гласит, что когда изобрели графические символы, демоны бежали со стонами, потому что люди теперь захватили власть над ними.

В свете огромного значения, которое придается в китайской и конфуцианской культуре каждому слову, мы можем сначала проанализировать реакцию Пекина на эпидемический кризис в Уханьском регионе.

Например, председатель КНР Си Цзиньпин (который пытался представить свою фигуру как фигуру конфуцианского цзюн-цзы: культурного и праведного человека, который живет по принципу меры) неоднократно определял вирус как "демона" ("гвейло"), стремясь также подчеркнуть его чуждую природу (то есть нечто чуждое самому Китаю). И, зная о насущной необходимости ответа, он определил борьбу с этим "демоном" как "народную войну", пригласив (конфуцианцев) к действию с помощью этого слова.

Правительство Си, на самом деле, представляет собой идеальное политическое воплощение социализма с китайской спецификой. Основой является не марксистско-ленинская ортодоксия, а ортодоксия конфуцианская. Эта ортодоксия отличается претензией на всеобщую Мудрость, которая не нуждается в догмах и не стремится выражаться в законченной системе упорядоченных. Оно формируется как своего рода конфедерация идей, которых всё больше, так как все идеи должны присоединяться к конфунцианскому ядру и примиряться с ним. Социализм присоединяется и приспосабливается к конфуцианству; различные видения китайских правителей присоединяются и приспосабливаются к нему: маоизм, теория Дэн Сяопина, вплоть до мыслей Си Цзиньпина, имея в виду "Третью китайскую революцию". Революция, как возвращение к вышеупомянутой конфуцианской традиции: к превосходству коллективного блага над индивидуальным, к ценностям порядка, иерархии и единству цивилизации.

В конфуцианской мысли ведущая роль отводится понятию "дао-дэ", которое переводится как "княжеская эффективность". Именно эта эффективность позволяет "продвигать тех, кто уже хорош, и воспитывать тех, кто еще не талантлив, чтобы каждый поощрялся к усилиям ("k'iuan ")" : концепция, которая больше напоминает исламское учение о великом джихаде (стремление стать лучшим человеком).

Князь и благородные люди, достойные этого имени, не должны быть заинтересованы в материальных благах вообще. Они не должны стремиться к выгоде  (li), поскольку конфуцианство осуждает не только поиск интересов, но и любую форму вульгарной конкуренции. Усилия направлены именно на то, чтобы развить в себе те естественные чувства доброжелательности и сострадания, которые ускользают от любой соответствующей деятельности. Мужчины, в зависимости от того, кормят ли они сами себя тем, что велико и благородно, или тем, что мало и трусливо, являются великими людьми ("настоящими мужчинами", как сказал бы имам Хомейни) либо просто людьми. Только в великих людях качества становятся превосходными. Превосходство сердца зависит от образования.

Поэтому принцип управления, как говорил Мэн-цзы (первый, кто рассмотрел учение Конфуция с точки зрения ортодоксальности), должен быть доброжелателен, его цель - облагораживание сердец людей, в то время как культура имеет функцию укрепления намерения облагораживания в каждом человеке.

«Дао-дэ», таким образом, сливается с идеалом совершенства достигается за счет активной и постоянной практики добродетелей. Этими добродетелями являются jen и yi: обе добродетели, которые можно культивировать только в контакте с другими людьми и в гражданском обществе. Yi указывает на справедливость, в то время как понятие " jen " более сложное. Yj не только указывает на "групповую солидарность" (идея, которая напоминает асабийю Ибн Халдуна). Jen - это также уважение к другим и самоуважение. Это порядок, достойный достойных мужчин, которых связывает именно их способность культивировать jen в общности yi.

Но китайский подход к эпидемии имеет основы и в более строго религиозных аспектах: от поклонения предкам до уважения к пожилым. В этой связи хорошо помнить, что в китайском языке нет слова, которое просто означает "старый". Тем не менее, существует несколько терминов, которые в поэтической форме иллюстрируют различные аспекты старости: аспект тех, кто нуждается в более богатой диете (" k'i  "); внешний вид тех, у кого одышка ("k'ao "); те, кто имеет право носить с собой палку. Термин k'i, в частности, вызывает различные образы и соответствует почти унитарному представлению о старике в возрасте от шестидесяти до семидесяти лет.

В возрасте старше семидесяти лет человек имеет право называться “лао”. Это слово обозначает характерный момент в жизни и в то же время указывает на идею старшинства и почтения. Термин “лао”, в свою очередь, охватывает все аспекты, которые указывают на различные категории людей, для которых закончился "активный" период жизни. Он подразумевает "отдых" и ритуальный жест ухода в отпуск босса. Таким образом, этот термин, как и любое другое китайское слово, сохраняет живую ценность: то есть, он никогда не перестает вызывать действия.

Принцип управления сливается с принципом образования. Оно управляется с помощью обрядов, поскольку именно с помощью обрядов оно и воспитывается. И каждый человек совершенствует себя, зная о преимуществах традиционной иерархии в обществе. Для того чтобы существовало общество, а не анархический конгломерат, люди должны приобрести понимание, что они практикуют справедливость, ибо добро не в природе, а в обществе (созданном Мудрым), которое его производит.

Этот конфуцианский подход находит четкие аналогии и в платоновской политической доктрине, основанной на идее, что каждое сообщество может быть основано только на существенном знании философии и Δίκη (справедливости), понимаемой с хайдеггерианской точки зрения как совокупность законов, распоряжающихся существом сущности.

Китайская (победоносная) борьба против эпидемии - это не просто борьба за цивилизацию. Это также и прежде всего вопрос престижа. Престиж - это добродетель: религиозная ценность, поддерживаемая практикой обрядов (хотя и различным образом загрязненная современностью). И эта практика, конфуциански, является результатом добрых советов . Мудрость советников проявляется как эффект суверенного влияния. Престиж и успех - это прямой эффект окружения уважаемыми советниками. А быть окруженным уважаемыми советниками, в свою очередь, является признаком добродетели.

Источник: Eurasia Rivista

Автор: Даниэле Перра