Роль межкультурной коммуникации в многополярном мире Ч.2

Начало

ЧАСТЬ 2. МНОГОПОЛЯРНЫЙ МИР

Весь XX век великие державы вели борьбу за передел сфер влияния, за изменения всего мироустройства. Люди стали свидетелями перехода от одной крайности к другой: от классической многополярной модели  начала XX века к Ялтинской двухполярной, установившейся после Второй Мировой Войны, от гегемонии Запада на рубеже XX – XXI веков к ситуации неопределенности, которая сегодня все сильнее проявляет себя и показывает, что мир стоит перед выбором нового пути развития. Многополярный мир – это и есть один из возможных вариантов нового мирового порядка.

Многополярный мир предполагает наличие более чем двух полюсов влияния, независимых и суверенных, обладающих материальной и военной мощью, имеющих свои культурно-ценностные устои, не признающих западный универсализм. Надо сказать, что возвращение к существовавшей ранее модели биполярности не является возможным, так как возросший в несколько раз военный и технический потенциал Запада не сопоставим с тем, который имеют на сегодняшний день Россия и другие не-западные страны. Полюса влияния многополярного мира представляют собой коалиции государств, этносов, имеющих общее историческое происхождение,  определенную территорию и схожие ценностные ориентации. Фактически, многополярный мир образуется цивилизациями, мыслить которыми  в контексте миропорядка предлагали многие ученые, начиная с  Н.Я. Данилевского[1].

В данной главе мы рассмотрим социологические концепции XIX – XXI веков, являющиеся разоблачением евроцентристских теорий, либо свидетельствующие о кризисе западной цивилизации. Также будут приведены конкретные исторические факты, подтверждающие данный кризис. Это позволит нам демифологизировать гегемонию Запада, что является необходимым для  осознания возможности становления многополярного мироустройства.

Цивилизационные концепции.

Н. Я. Данилевский начал развивать теорию множественности культурно-исторических типов – этносов, объединенных общностью языка и культуры, «самостоятельных, своеобразных планов исторического развития»[2], к которым он отнес: египетский, китайский, халдейский, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский и европейский. Ни одна из цивилизаций не имела преимуществ в развитии по сравнению с другой, каждая из них вносила свой вклад в «сокровищницу человечества»[3]. Таким образом, получается, что Западная цивилизация – это всего лишь одна из, а не единственная определяющая мировой прогресс, заключающийся в единстве многообразия (идея «скрытой гармонической предустроенности»[4]). Важными в концепции Н. Я. Данилевского являются также следующие моменты: происходит столкновение цивилизаций, перекройка политических карт Европы, Евразии и Ближнего Востока[5]. Следующим типом, идущим на смену старому западноевропейскому, будет молодой восточнославянский, обладающий огромным потенциалом развития, не принадлежащий «ни европейскому добру, ни европейскому злу» [6].

О. Шпенглер говорил о существовании восьми цивилизаций. Западноевропейская цивилизация находится сейчас на стадии заката и в скором времени ее ждет гибель, русскую же  скоро ждет расцвет[7].

А. Тойнби писал о том, что в мире существовало 30 цивилизаций, только восемь из которых осталось в живых к началу XX века. Он считал, что определяющими цивилизациями в XXI веке станут православная цивилизация в России, Исламский мир и Китай. Насчет будущего Западной цивилизации он практически не пишет, однако некоторые моменты в книге свидетельствуют о ее надломе[8].

Схожая позиция была свойственна славянофилам. К. Н. Леонтьев выделил три этапа развития культур: первичной простоты, цветущей сложности, вторичного упрощения. Европа с конца XVIII века находится в стадии разложения. Преимущество России – в возвращении к византизму, позволяющему ей сохранить свою самобытность[9]. К. Н. Леонтьев начинает рассматривать цивилизации в их взаимосвязи, осознавая их взаимовлияние.

Евразийцы (Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Вернадский Г.В.[10], Л.Н. Гумилев и др.) развивают теорию множественности культурно-исторических типов, предложенную Н. Я. Данилевским. Н. С. Трубецкой в работе «Европа и человечество» говорит о том, что европейский универсализм потенциально опасен для всего человечества, так как отрицает множественность культур[11]. П. Н. Савицкий вводит в оборот концепт Россия-Евразия, обозначающий существование единой Евразийской цивилизации, способной противостоять  Западному универсализму[12]. Л. Н. Гумилев создал теорию политического этногенеза, где сказано, что люди объединяются по принципу комплиментарности[13]. Таким образом, этническое становится политическим фактором. Л. Н. Гумилев критиковал европоцентризм, считая его губительным для других цивилизаций.

Ближе всего к обоснованию теории многополярного мира подошел американский социолог и политолог С. Хантингтон, который выдвинул гипотезу, что именно столкновение цивилизаций как отличных друг от друга широких кругов культурной идентичности определит новое мироустройство. В каждом таком культурном ареале существует свое стержневое (ведущее) государство, которое представляет интересы всей цивилизации в глобальном политическом процессе[14].

Итак, первая часть была посвящена рассмотрению концепций, благодаря которым мы обосновали возможность мыслить цивилизационными категориями при объяснении глобальных процессов. Далее перейдем к не менее важным концепциям, позволяющим окончательно устранить принцип европоцентризма – неомарксистским теориям, теориям позднего модерна, постмодернистским теориям и теориям глобализации, объединяет которые критический настрой к европейскому универсализму и обоснование упадка Западной цивилизации.

Концепции упадка Западной цивилизации.

Негативные последствия индивидуализма, ведущие к краху Западной цивилизации, были описаны еще в середине ХХ века социологами франкфуртской школы (Т. Адорно и М. Хоркхаймером[15], Э. Фроммом[16]), испанским ученым Х. Ортега-и-Гассетом[17], американскими социологами Н. Глейзером и Д. Рисменом[18]. 

М. Хоркхаймер и Т. Адорно в работе «Диалектика Просвещения» критикуют практику и теорию научно-технического прогресса. Власть и познание стали синонимами. Культура превратилась в культиндустрию, цель которой – подчинение человека и тотальный контроль. Человек стал изолированным, потерял возможность стать свободным социальным и экономическим субъектом. Европейская система господства, крайний рационализм, таким образом, оказались губительными для человеческой личности. Фашизм – высшая ступень рациональности, поскольку пресекает любую девиацию[19]. Позже, в 1998 году, основываясь на полемике М. Арчер и И. Валлерстайна по поводу рациональности современной социальной науки, Н. В. Романовский напишет: «Сомнения в рационализме современной социальной науки – это сомнения в рациональности современного либерального общества, смена исторического оптимизма его приверженцев на исторический пессимизм. Если под сомнением оказывается стержень становления современной мировой системы, это серьезно»[20].

Р. Арон представил тезис «о конце идеологий», привязанный, правда, к идеологии научной, но что не мешает нам рассмотреть его в контексте идеологии политической. Потому что, как известно, всё, что происходит в государстве, отражается и на науке. Как это происходит, очень точно показано в работе Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна», которая  направлена на то, чтобы подорвать основы тотального универсализма Просвещения. Ж.-Ф. Лиотар показал, что кризис научного знания, признаки которого множатся с конца XIX века, «происходит от внутренней эрозии основы легитимности знания»[21], т.е. государства. Р. Арон, в свою очередь, пишет, что крупнейшие идеологи ушли в прошлое, но остались бюрократы, у которых есть соблазн оседлать идеологии[22]. Из этого можно сделать вывод, что на сегодняшний день все политические идеологии (в том числе и гегемонизм Запада) умерли, а существуют только некоторые общественные группы, пытающиеся из них «дожать последние капли», пользуясь былым могуществом. Также Р. Арон критиковал технологический детерминизм (а ведь это – прямое следствие Просвещения) и теории конвергенции.

На кризис модерна, вызванный отчуждением личности, указывает А. Турен: движение освобождения исчерпано, культура утратила смысл. Он называет свое постиндустриальное общество «обществом отчуждения», потому что господствующий класс подкупает, манипулирует и навязывает конформизм. А. Турен сомневается, что изначально заложенные цели модерна ведут в настоящее время к позитивному итогу. Рациональность загоняет общество в угол, выйти из которого невозможно[23].

Дж. Фридман называет ряд признаков, которые означают конец модерна и, на его взгляд, становление постмодерна. Мы же рассмотрим эти признаки просто как переход к новому этапу развития общества, без какого-либо конкретного его обозначения, ведь на данный момент вопрос о переходе в новое мировое состояние остается открытым. Дж. Фридман отмечает, что господствовавшая ранее универсальная идентичность утрачена, на смену ей пришла мульткультурная идентичность. Он указывает на становление центробежной политики в противоположность политической  и экономической гегемонии Запада и на то, что «целостное эго модерна» нарциссически разлагается[24].

Концепции глобализации.

Далее рассмотрим концепции глобализации, предложенные Э. Гидденсом и Р. Робертсоном, которые уже практически напрямую указывают на построение многополярного миропорядка.

Э. Гидденс в работе «Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь» пишет, что глобализация связывает удаленные места таким образом, что локальные события формируют глобальные, и наоборот[25]. Если мы видим в отдельных государствах возрождение религиозного фундаментализма, отказ от Западных ценностей, в скором времени, мы увидим изменения в глобальном мире, которые, в свою очередь, отразятся и на других странах. В «Белой книге по вопросам национальной обороны Чили» было написано, что «бум исламского фундаментализма» может стать результатом попыток насильственного привития всему миру стандартов потребления и культуры одной-единственной цивилизации – западной»[26]. Таким образом, происходящие сегодня события – ответная реакция на экспансию западных ценностей (как явление глобального), которая слишком далеко зашла и далеко не везде оказалась уместна.

Р. Робертсон указывает на 2 основных направления глобализации: глобальную институционализацию жизненного мира, с одной стороны, и локализацию глобальностей («глокализацию» [27]), с другой. Мы получаем глобальное распространение локальных культур: сегодня по всему миру можно увидеть китайские или арабские кварталы, жители которых ведут уникальный образ жизни, свойственный только их этнокультурной группе. Они сосуществуют как бы в параллельных временных мирах с другими обществами, находящимися в одном с ними физическом пространстве (также и У. Бек отмечал, что повседневные действия в эпоху глобализации происходят в различных измерениях[28]). Это и есть «плюральность времен»[29] - принцип, отрицающий темпоральный диктат Запада. В конечном счете, по Р. Робертсону, глокализация приведет к установлению состояния взаимозависимости и взаимодополнения между различными культурами.

Другие концепции.

С конца XX века, как бы это ни было парадоксально, даже те, кто изначально находился «по другую сторону баррикад» начинают осознавать становление многополярности.

Например, либералы Дж. С. Най и Р. О. Кеохейн еще в 1972 году как один из возможных вариантов развития отмечают такой, который будет характеризоваться международным плюрализмом, увеличением инструментов сдерживания государств через взаимозависимость, возникновением квази-автономных акторов с собственной внешней политикой, способных противостоять господствующему укладу[30]. Они уже в то время отмечали возрастание противоречий, вызванных доминированием Запада и ответной реакцией Японии.

Ф. Фукуяма, представитель ультралиберализма несколько лет назад объявивший «конец истории»[31] (связанный с повсеместным торжеством либерализма), отмечал универсальность американских политических институтов. И вот уже сегодня, спустя 10 лет, он признает, что «либеральная демократия духовно опустошена, в ней нет всеобъемлющего единения, ценностей, что имеет место в более традиционных обществах»[32]. Он пишет, что американские политические институты приходят в упадок[33], а простые американцы уже не ощущают, что демократия (в «Конце истории» представляемая им же идеальной и конечной) отражает их интересы. Получается, что американцы сами себе роют могилу, и так же спокойно об этом заявляют – это так похоже на крайнюю степень отчаяния! Запад понял, что время его гегемонии предопределено. К слову, именно с Ф. Фукуямой спорил С. Хантингтон (будучи, что не менее удивительно, его учителем), выдвигая свой тезис о противостоянии цивилизаций[34]. Временное торжество либерализма никак не означало, что человечество оформится в единое мировое сообщество, так как под формальными конструкциями государств обнаружились неформальные, бессознательные конструкции, определяющие важнейшие аспекты жизни, разрушить которые не под силу ни одной политической (или любой другой) силе.

П. Кеннеди в статье «Трансатлантические отношения: три сценария» как один из вариантов развития рассматривает такой, о котором еще несколько лет назад американцы и подумать не могли: «Что если Россия, возродившаяся после периода кризиса и нестабильности, окажется недружественной и недемократической страной, которая будет вести себя агрессивно, стремясь взять реванш за якобы нанесенные ей обиды?». Он также признает, что некоторые действия США настроили остальной мир против них (военная операция в Ираке и др.), вследствие чего ослабли «прежние узы» между странами – членами НАТО. Европа и Америка, по мнению П. Кеннеди, это «разные животные», сосуществующие в мировом пространстве, и настала пора это признать[35].

Наконец, И. Валлерстайн заявляет, что гегемония, как и монополизм, не вечна и имеет тенденцию к самоликвидации. Расчет американских политиков, стремившихся запугать весь остальной мир, не оправдался. В качестве мощных автономных полюсов «постамериканского» многополярного мира он выделяет США, Западную Европу, Россию, Китай, Японию, чуть слабее – Иран, Бразилию и ЮАР. Сегодня для мира характерно состояние нестабильности, так как ключевые государства только начинают ориентироваться в новом мироустройстве, пытаются найти союзников, создать коалиции[36].

Исторические факты.

Перейдем к конкретным историческим фактам, которые указывают на становление многополярного миропорядка. В апреле 1997 года Россия и Китай подписывают "Совместную декларацию о многополярном мире и формировании нового международного порядка". Американское сообщество в скором времени отреагировало на это, показав тем самым свои опасения утраты превосходства: Х. Клинтон пообещала нарушить зарождающийся баланс, изменив многополярность на «многопартнерство». Немного позже, в феврале 2000 года госсекретарь США М. Олбрайт, называвшая ранее США «незаменимой нацией», сказала, что результатом экономической интеграции уже сегодня является мир, который можно называть многополярным[37]. Таким образом, мы видим переход позиции США от первоначального страха к последующему осознанию неизбежности происходящего. Спустя десятилетие Б. Обама признает многополярное мировоззрение, обозначив приоритетными странами Бразилию, Китай, Индия и Россию.

Но, помимо признания многополярного мироустройства ведущими мировыми державами, мы можем также наблюдать сопротивление Западу рядом стран, которые перестали бояться и даже, порой, открыто насмехаются над США. Такую ситуацию мы наблюдаем на Ближнем Востоке: сирийский президент Б. Асад игнорирует требования Б. Обамы «отойти в сторону», израильский премьер-министр Б. Нетаньяху отказывается исполнить требования США прекратить застройку оккупированного Иерусалима. Поразительный случай произошел в Пакистане, где лидер организации, которую США включили в список террористических группировок, а за информацию о месте нахождения лидера пообещали дать 10 млн. долларов, созвал пресс-конференцию и заявил «Я здесь. Америка должна отдать вознаграждение мне». Во время скандала с химическим оружием в Сирии, Ирак закрыл свое военное пространство для американских самолетов и позволил провозить оружие для сторонников режима Асада. Страны БРИКС, Аргентина и Индонезия выступили против нанесения ударов по Сирии. Россия и Китай использовали свое право вето в Совбезе ООН для запрета США нанесения ударов по Сирии. Во время кризиса в Египте министр иностранных дел Саудовской Аравии поообещал, что поможет Египту закрыть все финансовые дыры, если США и ЕС откажутся от предоставления помощи Каиру (профицит бюджета Эр-Рияда составлял на тот момент 103 млрд. долларов). Вот он, действительно, «конец сверхдержавы» [38]. И с этим трудно поспорить.

Еще одним примером, отсылающим к формированию многополярного мира, является интеграция европейских стран в надгосударственный Евросоюз – интеграция, имеющая цивилизационное основание, помимо очевидных экономического и политического: страны, включенные в Евросоюз, имеют единую культуру, историю и систему ценностей. Этот прецедент является очень важным, ведь он – пример того, что мировое сообщество уже признало возможность сформировать и легитимировать один цивилизационный союз. Таким образом, другим цивилизациям также предоставляется зеленый свет.

Итак, сегодня мы наблюдаем обрушение западноцентристских идей, открытое неповиновение США, формирование надгосударственных цивилизационных образований. Это и есть зарождение многополярного мира, строительство которого является основным вектором внешней политики России (а также Китай, Индии и некоторых других стран).

Россия как стержневое государство.

Россия является ядром Православной (Евразийской) цивилизации, существующей как продолжение Византийской Империи и наследница Золотой Орды одновременно. Она тесно связана с кольцом, образованным следующими республиками: Беларусью, Молдовой, Казахстаном, Арменией. Крах Советского союза привел к тому, что «русские перестали вести себя как марксисты и стали вести себя как русские, вследствие чего разрыв между ними и Западом увеличился. Западный демократ мог вести интеллектуальные беседы с советским марксистом. А вот сделать это с русским православным националистом для него будет невозможно»[39].

Обратимся к Концепции внешней политики Российской Федерации в последней редакции от 12 февраля 2013 года, где цивилизационная идентичность провозглашается основным фактором регуляции международных отношений, а формирование нового мироустройства – один из приоритетов РФ[40]. Таким образом, Россия заявляет, что является цивилизацией, частью многополярного мира, а главная битва сегодня – это битва ценностных ориентиров и моделей развития.

«Россия должна мыслить и действовать по-имперски, как мировая держава, которой до всего есть дело – и до прилегающих территорий, и до самых отдаленных уголков планеты. И это должно начаться не «потом», когда Россия «укрепиться внутри», а сейчас», поскольку и темпы, и логика строительства зависят от того, что мы строим»[41]. Считается важным усиление взаимодействия в форматах БРИКС, ШОС, РИК, укрепление СНГ, формирование ЕврАзЭС – то есть, взаимодействия со странами, стоящими по другую сторону глобализации и постмодерна. Также важно поддержание эффективного политического диалога с Евросоюзом и постепенное его выведение из-под контроля США. В приоритете стоит развитие дружественных отношений с Китаем и Индией (поддерживая их политику многополярности), с Японией (поддерживая освобождение от американского влияния), странами Латинской Америки и Карибского бассейна, южно-азиатскими и африканскими государствами (например, ось «Москва-Тегеран» позволит России выйти к теплым морям, а Ирану даст гарантию ядерной безопасности), а также расширение присутствия в Антарктике. Что касается Запада в лице США – между строк читается негативное отношение к проводимой американцами политике: «Недопустимо, чтоб под предлогом реализации концепции «ответственности по защите» осуществлялись военные интервенции и прочие формы стороннего вмешательства, подрывающие устои международного права, основанные на принципе суверенного равенства государств» [42]. Также указывается на очевидное сокращение доминирования Запада в мировой экономике и политике (что Запад признавать, естественно, не собирается)  и приход туда новых игроков, что порождает усиление нестабильности в политических отношениях.

Таким образом, мы получаем внешнеполитическую модель, адекватную международным реалиям. Очевидно, что концепция в таком изложении – это трактат, посвященный становлению многополярности, написанный дипломатическим языком.

Предлагая мыслить цивилизациями при ведении внешней политики, Россия и себя признает цивилизацией, бросая, тем самым, вызов Западу, так как любая не-западная цивилизация предполагает свои ценности и установки, отличные от западных. Сегодня такую позицию, наряду с Россией занимают Иран, Венесуэла, Сирия, Никарагуа, Боливия, Северная Корея, Белоруссия и Китай.

Но этот вызов Западу – закономерен, ведь вся история отношений России с Западом – это конфликт вокруг линии цивилизационного разлома: сначала – конфликт национальных интересов, позже – конфликт идеологий. М. Малия в книге «Россия глазами Запада» пишет: «Россию идеализировали или демонизировали не столько в соответствии с ее действиями, сколько исходя из внутренних проблем, страхов, разочарований, надежд и стремлений самого западного общества»[43]. Однако, как отмечает В. Ю. Крашенинникова, ученый и президент Совета по Тихоокеанскому Экономическому Сотрудничеству, истоки американской русофобии лежат еще глубже: «Никакая другая держава, кроме Советского Союза и России, не противопоставляла Америке идеологию, способную конкурировать с американской. Никакая другая держава не ставила цель, столь близкую к американской сверхидее – «спасению мира». Но двух спасителей у мира быть не может. Мессианство – вот истинный предмет конкуренции для Америки в случае с Россией. В этой области Америка не терпит соперников»[44]. Американские элиты живут в страхе, что Россия продолжит «глобальную мессианскую идеологию Советского Союза»[45].  Реакция США не заставила себя ждать: Америка подминает под себя бывшие страны советского блока, вмешивается в их внутреннюю политику, объясняя это «войной с терроризмом» и «защитой новых государств», и даже во внутреннюю политику самой России, (поддерживая псевдодемократические реформы Ельцина, например). Когда Россия выражает этим недовольство, США заявляют, что Россия «инициирует холодную войну»[46], а Путин строит неоимпериализм за пределами России и авторитаризм внутри страны.

Америка замечает, что теряет свое влияние в управлении глобальными процессами, что злит ее еще сильнее. Американский ученый Д. П. Коллео, назвавший политику, проводимую США «однополярным безумием», еще в 1987 году отметил: «Ослабевающие державы, вместо того, чтобы регулировать и адаптировать самих себя, стремятся укрепить свое колеблющееся господство, которое перерастает в агрессивную экспансию»[47]. Геополитические взгляды американцев – это взгляды типичных представителей цивилизации Моря, для которых Heartland[48] (во главе с Россией) всегда являлся главным противником – будь то борьба за контроль над всей Евразией или прибрежным Rimland’ом[49].

Таким образом, становление многополярного мира несет в себе как позитивные моменты, так и дополнительные новые угрозы и риски, справиться с которыми смогут только сильные, обновленные государства, способные адаптироваться к современным условиям. На макроуровне мы наблюдаем самое главное разделение – Запад и остальные. С. Хантингтон писал, что самые опасные столкновения будут происходить из-за заносчивости Запада, и расхождением между его стремлением насаждать свою культуру в качестве универсальной и неспособностью сделать это[50].

Для того чтобы каждая отдельная цивилизация имела возможность дать отпор Западу она должна следовать пути «модернизации без вестернизации»[51], развивая новые технологии и сохраняя культурную идентичности одновременно. Такой путь уже проделала Япония, ее успехом нельзя не восхититься. И сегодня именно японская цивилизация, вместе с китайской и мусульманской[52] - это те цивилизации, которые бросают вызов Западу и часто даже подчеркивают превосходство своих культур над западными. Недавно к ним присоединилась и Россия, которая является стержневым государством восточно-христианской православной цивилизации.

Итог.

С конца XV века Западная цивилизация диктовала всем свои правила. «Запад завоевал мир не из-за превосходства свои идей, ценностей или религии (в которую было обращено лишь небольшое количество представителей других цивилизаций), но скорее превосходством в применении организованного насилия. Жители Запада часто забывают этот факт; жители не-Запада никогда этого не забудут»[53].

Многополярность может стать реальной только в том случае, если претензии Запада на универсализм его ценностей будут разрушены. Тогда Западная гегемония будет подвергнута деконструкции, вместе с властным дискурсом, который преподносит Запад как «нечто естественное, безальтернативное и единственно возможное»[54]. С гегемонией нельзя не считаться, но, когда она осознается как таковая, «она перестает быть «очевидностью» или «судьбой», и становится лишь дискурсом, субъективным явлением, которое можно принять, но можно и отвергнуть»[55].

Итак, западная цивилизация не является универсальной. Основные политические идеологии пришли в упадок, на их месте рождаются новые формы идентификации. Одновременно с этим мы становимся свидетелями существования обратной стороны глобализации – глобального возрождения локальных культур. Успешная модернизация, как показывает практика, становится возможной без вестернизации, что только усиливает самоощущение цивилизаций.

В этой главе мы обосновали возможность рассмотрения мироустройства с участием новых акторов – цивилизаций. Произвели демифологизацию претензий Запада на универсальность при помощи разноплановых социологических теорий и конкретных исторических фактов. Определили роль России в становлении многополярного мира, охарактеризовали ее цивилизационные особенности, а также рассмотрели угрозы, которые несет процесс становления многополярности.