В чем суть и смысл спецоперации ВС РФ на Украине: интервью ФАН с философом Дугиным

— Есть ощущение, что грядет нечто новое, новый мир. И начало положено спецоперацией на Украине. Но что это за мир, и какое место в нем уготовано России?

— Действительно, сейчас происходит смена миропорядка. Но не того, который сложился после Второй Мировой войны, не Ялтинского мира, а однополярного мира, который сложился в 91-м году после краха той двухполюсной модели, которая возникла после 1945-го. 

В 91-м произошла ревизия результатов войны — переход от двухполюсного мира к однополюсному — глобальному. И Россия потеряла свой суверенитет, согласилась с этим юридически, сдалась Западу. К власти пришел пораженческий режим, установилась глобалистская диктатура. 

Однополярный мир просуществовал до прихода Владимира Путина, который с 2000 года начал идти к тому, чтобы еще раз пересмотреть результаты уже 1991 года.  Мы сейчас не можем претендовать на то, чтобы быть вторым полюсом, поэтому, чтобы Россия была независимой и суверенной, нам необходимо строить многополярный мир, где кроме нас и Запада будут существовать другие независимые ни от нас, ни от Запада полюса — что мы сейчас и видим в лице Китая.

Специальная военная операция не начинает переход к многополярному миру — она его завершает. Это последний этап. Первые попытки начать движение в сторону многополярного мира начались, еще когда Путин с [экс-канцлером ФРГ Герхардом] Шредером и [экс-президентом Франции Жаком] Шираком пытался противостоять агрессии англосаксов в Ираке. Потом была знаменитая мюнхенская речь российского президента от 2007 года. В 2008-м произошло столкновение с прозападным грузинским диктатором Михаилом Саакашвили, потом был Майдан и наша реакция — воссоединение с Крымом и поддержка Донбасса. Ну и сегодня финал. Спецоперация — это граница. Теперь переход от однополярного мира к многополярному стал реальностью, и все зависит только от нашей победы. 

— Вы говорите, что Путин шел к этому 22 года. А сам шел или его подталкивали? Ведь к власти он пришел, стремясь наладить диалог с Западом и даже вступить в НАТО. Но Запад эту идею последовательно отталкивал, что в итоге и привело к сегодняшнему дню.

— Я думаю, что дилемма, которая определяет сущность всего периода правления Путина — это сочетание двух взаимоисключающих вещей. Владимир Владимирович хотел быть частью Запада, но суверенной его частью. Эта формула не решается никак. Ни теоретически, ни практически. И рано или поздно приходит момент выбора — включение в западную глобальную модель или суверенитет.

— Получается, наш президент заблуждался?

— Нет, это была его стратегия. Как была стратегия у Дэн Сяопина — включиться в глобализацию, чтобы в критический момент оттуда вырулить. И мы увидели, что в случае с Дэн Сяопином это и дало свой результат. 

Я не назову это ошибкой. Я считаю, что это была определенная стратегия Путина, о результатах которой пока рано судить. После победы поговорим. Одно можно сказать совершенно точно, Запад принимает в себя только в обмен на сдачу суверенитета. 

Есть такая американская структура — Совет по международным отношениям (Council on Foreign Relations, CFR). Это своего рода идеологический штаб современного Запада. Так вот, уже после начала российской спецоперации, председатель CFR Ричард Хаасс проводил совещание по российской военной операции на Украине. И они выдвинули очень интересную формулу — не смена режима в России, а «смена» Путина. Наш режим в отличие от иранского их в целом устраивает, так как он построен по выкройкам 90-х. Не устраивает их только Путин, отстаивающий суверенитет своей страны. 

— Сейчас некоторые надеются на переговоры. Как думаете, можно ли откатить все назад?

— Нет. Запад хотел любыми способами сломить наше сопротивление. Поэтому они построили на Украине анти-Россию, а для ускорения процесса создания искусственной национальной идентичности они поддержали украинский неонацизм. Все против России. И если мы полюс, если мы суверенное государство, то мы должны были принять решение о спецоперации. Мы разорвали эту нить, и назад дороги нет. Рубикон перейден, президент решил отстаивать суверенитет любой ценой. 

— Александр Гельевич, вы разделяете понятия «население» и «народ». Населению, как я понял, спецоперация не нужна. По вашим словам, русская идея живет именно в народе. Могли бы вы раскрыть свою мысль и объяснить, что есть народ и что есть население?

— Вы сейчас фактически воспроизвели ключевую формулу, которая лучше всего описывает нынешний момент. Современное российское общество может быть осмыслено по формальному критерию, то есть в зависимости от того, как определяют свои приоритеты, интересы, ценности люди на рациональном уровне. Это и есть население. Каждый озабочен индивидуальными вопросами, проблемами, хочет лучше жить, меньше работать, больше потреблять, хочет отдыхать. Население меряется материальным доходом, количеством свободных часов, временем, проведенным в интернете…

— Это не хорошо и не плохо. Это данность, так?

— Правильно. Но это население. С ним один разговор. Для него создают развлекательные программы, ему обещают комфорт, оно ритуально участвует в выборах. Но есть другой слой — народ. Народ — это наше осознание своего собственного бытия в истории. Это чувство несправедливости и справедливости, это готовность пожертвовать собой и своими близкими за свободу и независимость Отечества. Народ пробуждается, как правило, в критических условиях. В остальное время он прячется. Но он есть, он спрятан в населении. Другими словами, нельзя сказать, что отдельно существует население, а отдельно где-то рядом живет народ. Народ и население — это две стороны одного и того же. Есть поверхностный уровень и глубинный. «Бессмертный полк» — это народ. Условно Первый канал — это население. 

— У нас очень долгое время откармливали население, при этом часто в ущерб народу. Не кажется ли вам, что резко поднятый за уши, вытащенный из воды народ сейчас немного шокирован произошедшим. Может надо было действовать как-то более плавно, постепенно?

— Теоретически с вами можно было бы согласиться. Но тогда мы ничего не понимаем в русской истории. Есть же поговорка, что русские долго запрягают, но быстро едут. Мы не можем медленно и постепенно. В нашей психологии есть черты, которые не позволяют нам делать что-то последовательно, спокойно и равномерно. Мы не японцы, не немцы, не китайцы. Мы люди порыва. У нас то все впадает в население — в «Макдональдс», в соцсети — и тогда мы не замечаем ни русской весны, ни Донбасса, то просыпается народ, который начинает быстро ехать и его уже не остановить. 

При этом я считаю, что российская власть пока не стремится к пробуждению народа. Она хочет решить конфликт, не мобилизуя народ. Пока речь идет о некоем техническом решении этой специальной операции. Дело в том, что элита, оставшаяся еще с 90-х, по-настоящему ненавидит наш народ. Она прекрасно знает о его существовании, но это ее враг. И, когда мы боремся с русофобией вовне, мы забываем, какая глубокая степень русофобии присутствует внутри самой России. 

На самом деле мы имеем дело уже не с пятой колонной, а с шестой, которая находится внутри современной России. Она формально изображает лояльность Путину. Анатолий Чубайс был пограничной фигурой между пятой и шестой колонной. Он был как бы за Путина, но при этом за либерализм и глобализацию. Он убежал, а его личинки остались. 

При этом специальная операция просто не может быть доведена до победы без пробуждения русского фактора. И народ готов. Чем проще человек, тем яростнее, тоньше и острее он это чувствует.

— Но либерал вам возразит. Дескать, нет никакой поддержки спецоперации. Есть те, кто за, но их не больше. Они просто громче, потому что те, кто против, боятся попасть под статью.

— Я не знаю, о ком вы говорите. Либералов не существует. Они были искусственно навязаны нам вместе с нашей капитуляцией. Это было условие внешнего управления страной. 

— Ну, существуют же лидеры мнений части городской молодежи. Хипстеров каких-нибудь. Кто-то же выходил на митинги в конце концов.

— Это совсем не так! Это боты. Их не существует. Это крохотная часть, зомбированная так же, как и украинские нацисты. Нет и не было никогда этого радио или телеканала. Никто не заметил, когда они исчезли. Просто почистили антивирусом вирусный контент. 

Хипстеров не существует, это простые русские люди. Это девочки и мальчики, которые в какой-то момент переоденутся в военную форму и пойдут защищать страну.

— Я однажды принимал в МГУ зачет по геополитике и заметил двух девочек — одна была с зелеными волосами, а другая с красными. И у обеих были огромные серьги в носу. Они долго не хотели мне отвечать, и я подумал, что они настроены против меня и геополитики. В конце концов они подошли, и я им говорю, мол, вы похожи на активисток ЛГБТ. Но вы не бойтесь, если вы хотите меня раскритиковать, пожалуйста, я уважительно отношусь к любой точке зрения. И вдруг одна из них начинает излагать о величии России так глубоко, правильно, продуманно. Я был впечатлен. Затем выяснилось, что они долгое время не подходили, потому что скромные и ждали, пока пройдут их более традиционно выглядящие сокурсники. 

— Вспомнил еще одну историю. Во время первой кампании в 2014 году мне написал мальчик из Екатеринбурга. Он рассказал, что употребляет наркотики, что слабый, тупой и, наверное, закончит жизнь очень скоро. В какой-то момент он собрал деньги на билет до Донецка в один конец. Чтобы хоть так быть полезным родине. 

Я был тронут этим письмом до слез. Вместо того, чтобы бахвалиться, человек признается, что он едет в ДНР на последнем издыхании, что он никому не нужен, что он полное ничто. Но тем не менее, он русское ничто! Он не от отчаяния туда поехал, а потому что он и есть русский народ. Этот парень вскоре стал одним из выдающихся командиров. 

— И для достижения демилитаризации, и для достижения денацификации необходимым условием является полный, необратимый, долгосрочный контроль над территорией Украины. Иначе мы не добьемся ни первого, ни второго. Если мы сейчас демилитаризуем украинскую военную инфраструктуру, оставив этому государству суверенитет, то через какое-то время мы вернемся к той же проблеме, но уже с ядерным оружием.

То же самое касается и денацификации, так как нацизм — это часть политического курса современной Украины. 

— Так в чем, по-вашему, суть денацификации?

— В утверждении на Украине другой идеологии, которая бы не основывалась на принципе анти-России. Для этого необходимо упразднить идею Украины, которая строит свою собственную нацию, не имеющую ничего общего с нами.

Однако мы не можем бороться с этим искусственным нацизмом, не предлагая ничего взамен. Если мы предложим украинцам вместе с нами идти на Запад, это будет самое порочное и подлое, что только может произойти. 

— А что мы можем предложить?

— Нам надо предложить им причастность к единой восточнославянской евразийской православной цивилизации. Для этого мы сами должны ускоренным образом осознать себя цивилизацией, а не просто одной из европейских стран. Мы не сможем провести денацификацию Украины без технологического условия (полный контроль над территорией Украины) и без того, чтобы включить украинцев в нашу цивилизационную идентичность. 

— Недавно один мой знакомый яростно пытался мне доказать, что никакого особого пути у России нет и никогда не было. А наш удел — это быть под пятой либо Запада, либо Китая. Как бы вы ему ответили?

— Я стараюсь от такой прямой пропаганды уходить и говорить только то, что считаю приближением к истине. Чего бы мне это ни стоило. Поэтому я, игнорируя пропагандистский пассаж вашего знакомого, скажу, что Китай — это фундаментальная цивилизация, которая под видом современности и даже маоизма хранит очень древние конфуцианские основы. 

Китай не управляется такими простыми вещами, как гегемония или стремление кого-то захватить. У него нет никаких потенциальных амбиций заменить собой США. Китай и есть мир сам в себе. Существует концепция тянься — все под небом (отсюда название «Поднебесная» — Прим. ред.). И да, им нужен Тайвань, они не против расширения своего влияния на Индокитай и некоторые страны Ближнего Востока, Африки и Центральной Азии. Но они совершенно не имеют никаких планов на покорение России. Сегодня у китайцев нет даже отдаленных мыслей о том, что КНР может предложить нам единую модель или даже поставить России под свой контроль. 

Пекин — наш главный аргумент в борьбе за многополярный мир.