Трамп и Америка: будет ли программа спасения среднего класса?

В интересной и содержательной статье эксперта Дмитрия Дробницкого об условных «первых ста днях» возможного президентства Дональда Трампа в Соединенных Штатах содержится утверждение о том, 100-дневный план Трампа представляет собой «довольно цельную право-центристскую социально-экономическую программу с элементами протекционизма... В сочетании с антикоррупционными мерами она, по идее, должна быть встречена в Америке на ура». Все это, по мнению автора, даже в случае электоральной неудачи Трампа позволит создать уже в ближайшее время сильную массовую правоцентристскую партию, способную преодолеть сопротивление истеблишмента и осуществить в Америке столь необходимые ей реформы в интересах большинства. 

Внешне программа Трампа действительно достаточно умело обходит американские «линии разлома», избегает культурологических вопросов и дискуссий об американской идентичности (которые пытается навязать ему Хиллари Клинтон). 

В то же время, по моему глубокому убеждению, сильная массовая консервативная партия для Америки, действительно способная бросить вызов бипартийной монополии, в современных условиях может быть только партией среднего класса. В противном случае остается неясным, на какой массовый слой может опереться лидер начавшейся «революции против истеблишмента».

          Дело в том, что массовый средний класс, в течение десятилетий и веков составлявший опору Америки (без чего ее никогда не сделать «великой»), последовательно маргинализировался федеральным правительством, начиная с 1978 года, когда, собственно, и началось знаменитое «восхождение корпоратократии». 

Как указывает постоянный автор и член редколлегии New Yorker Джордж Пакер, жизнь 20 % наиболее благополучных американцев в течение трех последних десятилетий заметно улучшилась. В то же время глубокие структуры, институты, на которых зиждется благополучие гражданского общества, оказались в состоянии глубокого упадка. 

В то же время, по заключению эксперта, несмотря на технические успехи последних десятилетий, американская политическая система является поляризованной как никогда ранее, начиная со времен Гражданской войны. Внешне сегодня не происходит саморазрушения общества, как в эру маккартизма, и нет уличных боев, которые имели место в 1960-е годы. Однако истеблишмент, контролирующий ядро политической системы, сохраняет свои монопольные позиции и твердо намерен укреплять их и в дальнейшем.

Почему же была утрачена способность американской системы решать фундаментальные проблемы общества? По мнению Пакера, именно 1978 год является датой, начиная с которой вещи начали фундаментально и драматически изменяться. Это было время высокой инфляции, масштабной безработицы, высоких цен на бензин. Америка отреагировала на кризис весьма своеобразно – а именно демонтажем базовых механизмов социальной политики, сформировавшихся еще в 1930-е и 1940-е годы.

В чем состояла суть этих механизмов? Последние в совокупности составляли то, что принято называть «смешанной экономикой» - то есть моделью, которую считают экономическим основанием т.н. «демократии среднего класса». Последняя опиралась на своеобразный контракт между «трудом» (профсоюзы и другие профессиональные объединения), экономикой и правительством – или, проще говоря, между элитой и массами. Контракт предполагал, что результаты экономического подъема, произошедшего после Второй Мировой войны, будут распределяться в обществе пропорционально – что было призвано обеспечить процветание, не встречавшееся никогда ранее в истории человечества. Одним из следствий этого стала ситуация 1970-х годов, когда топ-менеджеры получали в сорок раз больше, чем самые низкооплачиваемые рабочие (сегодня это соотношение составляет 400:1).

Трудовое законодательство и политика правительства, по мнению Пакера, вплоть до 1978 года обеспечивали устойчивый баланс интересов в отношениях между работниками  и предпринимателями, который позволял увязывать поступательный рост экономики с ростом зарплат, не раздувая при этом «инфляционный пузырь». Между эпохой «Великой Депрессии» и эрой Рейгана не случилось ни одного масштабного экономического кризиса, и выход из рецессии протекал заметно мягче, чем сегодня. 

Результатом этого масштабного благосостояния стал самый высокий уровень политического участия с момента окончания Второй Мировой войны – исключая чернокожих избирателей Юга, которые получили полноценный доступ к избирательным урнам только сегодня.   

Элита страны традиционно рассматривается как гарант американских институтов и интересов. В период до 1978 года такие организации, как Совет по международным отношениям, Комитет по экономическому развитию или Фонд Форда действовали не как исключительные выразители интересов богатых, но рассматривали себя в качестве арбитра, стоящего над конфликтами.

Такие структуры, как «Национальная комиссия по технологии, автоматизации и экономическому прогрессу и Движение за гражданские права еще в 1966 году сформулировали две базовых рекомендации, необходимые для поддержания подобного равновесия – гарантированная годовая зарплата и массовое профессиональное обучение. 

Естественно, что консенсус послевоенных лет сопровождался рядом проявлений несправедливости. У чернокожих и женщин оставалось не так много пространства для самореализации. Однако прочность этого консенсуса не вызывала сомнений.

В период с 1933 по 1966 годы в США были созданы сразу несколько государственных агентств – по защите потребителей, работников и инвесторов. В период между 1970 и 1975 гг. их число увеличилось – появились агентства по защите окружающей среды, безопасности в сфере трудовых отношений, защите здоровья и др. Ставший жертвой «Уотергейтского скандала» Ричард Никсон, в период президентства которого были инициированы эти важные преобразования, выглядел бы сегодня «левым» даже в глазах умеренных республиканцев.                 

Событиями, способствовавшими разрушению этого консенсуса, стали замедление экономического роста в 1970-е годы, и прежде всего – т.н. «нефтяной шок». Лидерам бизнеса показалось тогда, что институты и сами принципы капитализма подвергаются масштабной атаке. Они организовывались в лоббистские группы и создавали свои think-tanks (подобных знаменитому фонду «Наследие»), которые постепенно превратились во влиятельных игроков в американской политике. Персональные интересы и их реализация стали центральной темой идеологии, одним из наиболее ярких пропагандистов которой стал знаменитый Ирвинг Кристол. Лобби крупного бизнеса насчитывало в 1971 году 145 фирм, которые были официально зарегистрированы в Вашингтоне в качестве лоббистов. В 1982 году их число достигло уже 2445.

На место «старой» политики пришла не ожидавшаяся в 1960-е годы «эгалитарная политика», а иное. Политические партии утратили свое влияние, а неформальные общественные движения ушли в сторону, а на смену им пришли прямые представители лоббистских групп. Все это конечном итоге это привело к значительной атомизации электората с превращением последнего в управляемую телевизионную аудиторию. Отныне кандидаты на выборах были обязаны покупать до половины необходимого им эфирного времени за деньги. Таким образом, произошло усиление бизнес-элит с умалением влияния рядовых граждан. 

В 1978 году обе тенденции очевидно переплелись друг с другом. В Белом доме восседал президент-демократ, а его партия контролировала обе палаты Конгресса. Тем не менее, новая власть «организованных денег» заблокировала все попытки провести в жизнь реформаторские законопроекты. Группы бизнеса и состоятельные люди организовали мощную лоббистскую кампанию, какой Вашингтон еще никогда не видел. В политике появилось немало представителей крупного бизнеса, и в их числе - новая политическая звезда Ньют Гингрич. Через два года к власти пришел Рональд Рейган, одержавший «сокрушительную победу» (landslide victory) на выборах. Политические структуры были полностью изменены. «Рейгановская революция», между тем, свершилась.   

Консервативные силы и связанные с ними т.н. «организованные деньги» получили в 1978 году исторический шанс начать массированное, охватывающее жизнь целых поколений, перераспределение богатств в пользу богатейших слоев американского общества. Этот процесс перераспределения протекал как в благополучные, так и в неблагоприятные времена, захватывая периоды правления как демократических, так и республиканских президентов. Так, например, Боб Доул, будущий кандидат на пост президента от Республиканской партии и сенатор, заявил в 1984 году: «Бедные люди не должны приниматься во внимание в рамках избирательных кампаний». Чарльз Шумер, сенатор-демократ от Нью-Йорка, в 2007 году, когда разразился экономический кризис, в период активной парламентской дискуссии  продолжал отстаивать налогообложение для топ-менеджеров в размере 15 %.

Подобные подходы не могли отразиться на социально-экономическом развитии США. С 1979 по 2006 годы доходы американского среднего класса повысились (вкупе с повышением налогов) на 21 %. В то же время доходы 1 % наиболее высокооплачиваемых американцев за указанный период повысились на 256 %. 

Существует аргументы, увязывающие это неравенство с глубочайшими изменениями: глобальной конкуренцией, экспансией дешевых товаров из Китая, а также с технологическими изменениями. Перечисленные факторы, безусловно, сыграли свою роль – однако решающими они не были. В Европе, где действовали те же самые факторы, разрыв в уровне благосостояния оказался куда менее значительным. Между тем, остается очевидный факт: в течение последних 30 лет каждое американское правительство благоприятствовало богатым. И основная причина этих проблем коренилась в политических руководителях и институтах.

При этом именно политика сыграла решающую роль в процессе долгосрочной трансформации отношений и морали внутри американской элиты. Речь в данном случае идет о таких нормах, как ответственность и самоограничение. Они были заметно ослаблены, если не вовсе разрушены. Чем больший объем богатства оказывался в руках богатейших слоев Америки, тем сильнее становились сети их влияния. 

Подобное неравенство формировало новую ситуацию в экономике, открывавшую сверхбогатым масштабные возможности для спекуляции. Последнее приводило к обесцениванию денег и накоплению долгов – что неизбежно провоцировало финансовый кризис.     

Неравенство способствовало формированию качественно новой политической системы. И неслучайно, что в рамках этой системы судьба 14 миллионов безработных оказывала все меньшее влияние на политику. Неравенство вознаграждало демагогов и дискредитировало реформаторов. Оно неизбежно разрушало американскую демократию, и привело, по мнению исследователя, к узурпации власти манипуляторами, представляющими интересы «избранного класса».

В свою очередь, Томас Фрэнк описал в своем исследовании известный парадокс американского популистского консерватизма, усматривая главную проблему этого политического течения в разрастающемся разрыве между экономическими интересами и моральными ценностями поддерживающих его слоев. Это означает, что конфликт социально-экономических интересов (небогатые фермеры, мелкие предприниматели и рабочие против юристов, банкиров и крупных предпринимателей) вступает в противоречие с другим конфликтом – между честными и много работающими христианами-американцами с одной, и «декадентскими либералами», попивающими латте макиато, разъезжающими на иностранных автомобилях, поддерживающими легализацию гомосексуальных браков и насмехающимися над патриотической жертвенностью и провинциальностью «средних американцев» – с другой. Противник обобщенно воспринимается приверженцами консерватизма как «либерал», который расширяет свое влияние благодаря растущему вмешательству федерального правительства во все сферы жизни (от использования школьных автобусов до преподавания эволюционной теории Дарвина вкупе с «обучением» извращенным сексуальным практикам в школах), подрывая тем самым основы американского образа жизни. Главный экономический замысел популистских консерваторов заключается при этом в необходимости разрушения сильного государства, которое управляет трудолюбивым и честным большинством народа, который финансирует за счет своих налогов его разрушительную политику «вмешательства» во все сферы жизни. Поэтому программа-минимум популистских консерваторов звучит как «Меньше налогов, меньше регулирования».  

По мнению известного леволиберального философа Славоя Жижека, перспективный анализ позволяет легко обнаружить противоречивый характер подобных установок. По его глубокому убеждению, консерваторы-популисты вовлекают себя самих в финансовые руины. Поскольку уменьшение налогов и дерегулирование означают на практике не что иное, как свободу для крупных предпринимателей, которые выталкивают из экономики мелких предпринимателей, а уменьшение масштабов вмешательства со стороны федерального правительства – уменьшение масштабов помощи мелким фермерам, и т. д. В глазах американских популистски настроенных евангелистов, как отмечает Жижек, государство представляет собой чужеродную силу и вместе с ООН выступает в качестве «представителя Антихриста». Оно крадет у верующих христиан их свободу, освобождает их от ответственности за собственные домохозяйства и подрывает индивидуалистическую мораль, согласно которой каждый человек является архитектором собственного спасения.

Однако востребованная перечисленными социальными группами консервативно-популистская программа, предполагающая дерегулирование рынка, низкое налогообложение для предпринимателей, низкие зарплаты, демонтаж либо приватизацию системы социального страхования, создает наиболее благоприятные условия именно для корпоративного капитала, стремящегося избежать всякой социальной ответственности, и способствует дальнейшему разрушению того самого провинциального американского среднего класса, культивирующего консервативные ценности.  

Поэтому на сегодняшний день нейтрализация влияния «корпоратократии» и ее политического лобби (о чем неоднократно заявлял в течение своей предвыборной кампании Дональд Трамп) востребует к жизни программу восстановления среднего класса.

Предлагаемых Трампом мер по развитию внутренней инфраструктуры и преодолению «внешнеэкономической дискриминации» все же недостаточно.

Сегодня, напротив, складывается парадоксальная ситуация. С точки зрения политических ориентаций, средний класс Америки сегодня разделен на «продвинутую» либертарианскую верхушку (входящую в те самые 20 % населения, преуспевшие в результате политики, проводившейся в течение трех последних десятилетий), поддерживающую в своей основной массе Хиллари Клинтон. За нее же – совокупный ресурс корпоратократии (политический, экономический, медийный). Ее твердо поддерживают этнокультурные меньшинства, над которыми Демократическая партия традиционно осуществляет политическую опеку (осуществленные в период президентства Б. Обамы социальные реформы, которые уже пообещал отменить Дональд Трамп – лишь часть этой стратегии). При этом восстановление среднего класса в списке приоритетов «мисс госсекретарь» в случае ее победы на президентских выборах не значится; зато с куда большим основанием можно ожидать проведения неолиберальной экономической политики, дополненной «мультикультуралистской риторикой» и отдельными социально-популистскими инициативами.

Трамп же берет за основу программу евангельских консерваторов, отрицающую не только либертарианские ценности, но и связанное с их продвижением государство (хотя и не последовательно) – и выступает за все те же дерегулирование и самоуправление. Он, в частности, предлагает значительные сокращения федерального аппарата (за исключением аппарата обеспечения безопасности и здравоохранения), создание законодательных препятствий для перехода из органов власти в лоббистские структуры и обратно («система вращающихся дверей»). Принципиально не вызывают возражения предлагаемые Трампом меры протекционистского характера (в частности, законопроекты о защите американских рабочих мест, а также требование перезаключения североамериканского соглашения о свободной торговле (NAFTA) с возможностью выхода из последнего, и др.).

Заслуживают поддержки и заявленные им меры по дебюрократизации (значительные сокращения федерального аппарата управления) и регламентации лоббистской деятельности (создание законодательных препятствий для перехода из органов власти в лоббистские структуры и обратно («система вращающихся дверей»). Равно как и отмена ряда решений времен президентства Б. Обамы, имевших очевидно популистский характер – и в том числе указов последнего, принятых в обход Конгресса (относительно миграции, приема беженцев и приостановки депортации), прекращение федерального финансирования всех городов-убежищ (населенных пунктов, наделенных особым статусом, позволяющим им предоставлять жилье и работу нелегальным иммигрантам) и др.

Обоснованы и вынесенные Трампом на суд общественности ряд законопроектов по снижению налогов, упрощению налоговой отчетности и снижению административного давления на бизнес. Весьма интересным представляется и заявленный им акт об инфраструктуре, который предполагает на основе частно-государственного партнерства инвестировать в инфраструктурные проекты около 1 трлн. долларов.

В то же время у Трампа практически отсутствуют концептуальные предложения по восстановлению социальной сферы. Между тем очевидно, что восстановление американского среднего класса требует не только внешнеэкономического протекционизма и облегчения условий для малого и среднего бизнеса, но и восстановления социальных стандартов и обеспечивающих их механизмов, последовательно разрушавшихся после 1978 года. Без последовательного восстановления среднего класса неизбежно выигрывают все те же корпоратократия и неолиберальная «партия истеблишмента», с которыми собрался бороться Трамп. Круг замыкается.

Где же находится позитивное решение? Выходом является не ставка на традиционный консерватизм, но обновленная консервативно-центристская программа, опирающаяся на традиционные ценности (трудовая и семейная этика и др.) и предполагающая возвращение в разумных пределах государства в социальную сферу и экономику (по модели «Нового курса»). В идеале – новый пакт между государством и обществом, предполагающий совместные усилия по восстановлению условий для воспроизводства американского среднего класса. Реализация именно этой программы – усилиями президента Трампа либо новой правоцентристской партии, которую предлагается создать  -  позволит ликвидировать «вашингтонское болото» и вместо него получить правительство, действительно работающее «от имени, для и на народ Америки» (government of, by and for the people). Что будет означать единственно возможное конструктивное завершение объявленной сегодня «революции против истеблишмента».