Греко-русский «Пантелеимоновский процесс» на Афоне
Во второй половине XIX в. монастырь св. Пантелеимона, называемый Русским, или Руссиком, был самым большим из монастырей Афона по величине его территории, по грандиозности построек, по обилию храмов и часовен, по числу насельников и своему богатству. В 70-х гг. XIX в. там проживало около шестисот монахов по общежительному уставу, сто пятьдесят из которых были греки. Общее число русских монахов на Афоне достигало почти пяти тысяч. Приток русских иноков на Афон стал особенно увеличиваться, когда по настоятельной просьбе греческого игумена Пантелеимоновского монастыря иеросхимонаха отца Герасима в 1840 г. в святую обитель вступили восемь русских подвижников во главе с отцом Иеронимом (в миру Иваном Павловичем Соломенцевым; 1805– †1885). Правда, греки и не думали считать себе ровней русских пришельцев, работавших за скудный стол и неуютный кров.
Греция Афон: Монастырь Святого Пантелеймона
Малочисленность русских монахов заставляла их до времени мириться со своим безысходно-подчиненным положением в монастыре. Посещение Афона великим князем Константином Николаевичем в 1845 г. повысило престиж русских в глазах греков-афонитов. Последовавший затем приток русских монахов и щедрых пожертвований монастырю из России побудил русских насельников смотреть на себя как представителей великой русской нации, заявив о своих правах в монастыре. После Крымской войны количество братии из русских превысило сто человек, что позволило им обратиться к игумену монастыря Герасиму с просьбой разрешить чтение по-русски или по-славянски, хотя бы два раза в неделю, причем благословлял бы трапезу в эти дни русский иеромонах. В 1857 г. согласие было получено, что привело к бойкоту трапезы частью греческих монахов в те дни, когда звучало чтение по-славянски. В 1866 г. был установлен порядок чтения на трапезе, при котором один день читали по-гречески, другой – по-славянски или по-русски. Тогда же греки предложили русским составить свод правил (канонисм) совместного жития, в котором они требовали: 1) сократить число русской братии до одной четверти или хотя бы до одной трети; 2) игуменом монастыря должен был быть всегда грек; 3) чтобы монашествующие греки постоянно занимали господствующее положение в монастыре. В ответ на отказ русских иноков в рядах греческих монахов произошли волнения.
Антирусские настроения усилились еще больше, когда с 1858 г. русские пароходы с поклонниками стали приходить на Афон и вставать на рейде перед Пантелеимоновским монастырем. Напряженность вновь возросла, когда перед монастырем был построен причал, а османский карантинный чиновник по просьбе русского капитана корабля построил себе близ монастыря у пристани домик для прописки паспортов русских поклонников. Попытки русских иноков убедить греческую братию в экономической выгоде наличия причала и османского чиновника для всех насельников монастыря не возымели положительного результата: греки грозились взорвать сторожку османского эфенди и потребовали снять османский флаг с его конторы, что и было исполнено.
Греки требовали от игумена Герасима и иеродиакона Иллариона, его помощника, этих «адамантовых защитников русских прав» (как называли их русские монахи), перестать поддерживать русских. В противном случае этим двум греческим монахам их соплеменники угрожали физической расправой. Внезапный уход из монастыря в 1863 г. двадцати шести недовольных греческих монахов во главе с о. Нифонтом на время разрядил напряженность. Посещение в 1866 г. монастыря русским посланником при Османской Порте Н.П. Игнатьевым (с 1867 г. – послом) и знакомство на месте с взрывоопасной ситуацией позволили графу стать посредником в отношениях между св. Горой Афон и русским правительством. Приезд на Афон великого князя Алексея Александровича в 1867 г. стал зримым свидетельством внимания Дома Романовых к судьбе русского духовного и физического присутствия на Афоне и недвусмысленным сигналом Константинопольскому патриарху, всем фанариотам и османскому правительству в лице Высокой Порты.
Великий князь Алексей Александрович
Относительно мирное совместное проживание русской монашествующей братии с греческой продлилось недолго. В 1870 г. в монастыре произошло еще одно важное событие, сыгравшее существенную роль в судьбе русского монашеского присутствия на Афоне. Старец игумен Герасим еще при жизни избрал себе (15 октября 1870 г.) из Свято-Пантелеимоновой братии «нареченного преемника» – русского иеромонаха Макария (Сушкина), по примеру знаменитого старца игумена Саввы, избравшего себе в преемники о. Герасима. Афонские греки, а за ними и внеафонские – константинопольские фанариоты – остались крайне недовольны этим наречением, обвинив русских иноков в «панславистских махинациях» и коварных замыслах поработить весь греческий элемент на Афоне. Так разгорелся громкий «Греко-русский пантелеймоновский процесс», в обсуждении которого живое участие принимала русская, греческая и иностранная печать.
Напряженность с новой силой резко возросла после обострившегося в 1872 г. «Болгарского дела», ставшего результатом идейного противостояния между панэллинистами и панславистами, расколовшего православных греков и славян на два противоборствующих лагеря. В результате этого Болгарская церковь, добившаяся от османских властей при поддержке русского посла Н.П. графа Игнатьева практически независимого от Константинопольского патриархата статуса экзархата, была объявлена на Православном соборе греческих кириархов и глав Восточно-православных патриархатов Османской империи «схизматической», то есть «раскольнической». Соборное уложение об этом было подписано всеми греческими патриархами, за исключением Иерусалимского первоиерарха-грека Кирилла, за что он вскоре (в декабре 1872 г.) был низложен под нажимом рум миллет баши («отца православного вероисповедания в Османской империи») в лице Вселенского патриарха и фанариотов Константинополя монахами-святогробцами в Иерусалиме и этапирован под вооруженным конвоем в османскую столицу. Для вящей легитимизации своего решения Константинопольский патриарх решил обратиться к Святейшему Синоду Греко-Российской церкви, которая никак не решалась однозначно поддержать ни греческую, ни болгарскую стороны.
Греки, оскорбленные игнорированием со стороны русского Святейшего Синода послания Вселенского Патриарха и его Синода по «Болгарской схизме» и молчаливым отказом разделить точку зрения Фанара на этот вопрос, а также в связи с решением российского правительства удалить греческих иноков из монастырских имений в Бессарабии, намеревались объявить «схизматиками» теперь уже и русских. Потерпев в этом неудачу, греки-фанариоты решили переориентировать свой гнев на русскую братию, жившую в Пантелеймононовском монастыре вместе с греческими собратьями.
В 1874 г. на Афоне вновь вспыхнул громкий судебный «Греко-русский пантелеймоновский процесс» между греческими и русскими монахами-насельниками Свято-Пантелеймоновского монастыря из-за права пребывать в оном. Процесс поделил весь Афон на два враждующих лагеря – монахов-греков и монахов-русских. Было решено направить схимонаха Макария (Сушкина) в Константинополь, чтобы он проинформировал русского посла Н.П. графа Игнатьева о деталях дела и заручился его поддержкой и защитой интересов русских подданных не только в Свято-Пантелеимоновском монастыре, но и на всем Афоне.
Прознавшие об этом греки вознамерились не допустить отъезд иеромонаха Макария. Тем не менее, в марте 1874 г. о. Макарию удалось отправиться с Афона на пароходе в Константинополь. В декабре 1874 г., по свидетельству духовника иеросхимонаха Иеронима (Соломенцева) , дело было столь запутанным и неясным, что даже посол Игнатьев не надеялся «на добрый исход нашего дела» .
Афонский протат (монашеский местный синод, состоящий из представителей 20-ти афонских монастырей) в Карее призвал братию монастыря помириться и сформировал специальную комиссию из шести, а затем из девяти членов. Оба эти органа были настроены антирусски. Предложенный комиссией (из девяти членов) канонизм для обители окончательно убедил русскую братию, что правды в Карее им не добиться, вынудив их перенести дело на рассмотрение церковного суда Константинопольского патриархата, к которому канонически и юридически относился Афон. Таким образом, арена греко-русского противостояния была перенесена в османскую столицу, Константинополь. Дело рассматривал патриарх Иоаким II, Синод, смешанный совет Вселенского патриархата и даже Высокая Порта. «Если бы не искреннее участие русского посла (графа Игнатьева), столь для нас неоценимо-благодетельное, – признавались в свое время русские пантелеймоновские иноки, – то не только бы просьба наша и все хотя и фактические доказательства не имели бы никакого значения и остались бы без удовлетворения, но греки выгнали бы нас с Афона, в чем и состояла главная задача всех притеснений и обид, сделанных ими русским. Мы не раз слышали о совещании их между собою, что нужно успокоить русских, пока послом в Константинополе граф Игнатьев, а когда не будет графа Игнатьева, то можно поступить с русскими, как угодно, ибо никто за них прежде не заступался, никто не заступится и после» . Сам граф Игнатьев не отрицал своего горячего участия в этом процессе. «Вы, конечно, знаете, – писал он о. архимандриту Антонину, – что, не довольствуясь преследованием болгар и арабов, греки хотят выжить и русских с Афона; при этом ярые эллины надеялись, что мы не посмеем вступиться за бедных иноков. Но вышло иначе. Патриарх теперь разбирает дело, принимающее не совсем благоприятный для коноводов оборот. Фанар наложит лапки на Афон, и поплатятся монастыри. Документы , о которых вы хлопотали вместе с о. Азарием (библиотекарем Пантелеймоновского монастыря, из вятских семинаристов), пригодились как нельзя лучше. Недавно был я опять на Афоне, и так как греки хвастались, что противопоставят нашему консулу – английского и германского, то привез им германского посла и американского посла. Андреевскому скиту исходатайствовал я сбор в России на постройку собора» .
Смерть игумена Герасима (10 мая 1875 г.) на сто третьем году жизни ускорила развязку затянувшегося процесса. Депутация греков из Пантелеимоновского монастыря попросила патриарха незамедлительно направить к ним в монастырь одного из своих синодальных архиереев в качестве наместника. Но тут на имя патриарха пришла по телеграфу депеша, в которой его уведомляли о том, что в монастыре впредь до избрания нового игумена будет управлять всеми делами сформированная насельниками смешанная греко-русская эпитропия. От греков в нее вошёл иеродиакон Илларион, а со стороны русских – отец-духовник Иероним и эконом отец Павел. На 9-й день после кончины игумена Герасима эпитропия предложила братии приступить, по афонскому обычаю, к избранию нового настоятеля на основании решения братии от 15 октября 1870 г. и воли покойного игумена. Кандидатом на пост настоятеля был выдвинут архимандрит Макарий, который большинством в 406 голосов против 4-х был избран игуменом Свято-Пантелеимоновского монастыря. Монастырь известил вселенского патриарха Иоакима II об избрании, однако «первый среди равных» не утвердил его, а направил двух своих экзархов, чтобы они в присутствии двух уполномоченных советом св. Горы (кинотом) провели в монастыре переголосование. В результате голосования под актом в пользу избрания о. Макария (Сушкина) из почти 600 насельников подписалось 424 человека, что позволило архимандриту Макарию успешно пройти перебаллотировку-переизбрание и быть признанным Константинопольской церковью игуменом и киновиархом (начальником общежития) патриаршей, ставропигиальной обители. В результате участия графа Игнатьева получилось не только утверждение 27 июля 1875 г. о. Макария игуменом Пантелеймоновского монастыря на Афоне, но и окончательный переход этого монастыря под полное управление русских по происхождению иноков.
Старец архимандрит Макарий (Сушкин, 1820-1889), игумен Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Святой Горе
24 сентября 1875 г. архимандрит Макарий, избранный братией игуменом и утвержденный Вселенским патриархом, вернулся из Царьграда на Афон. Ликующая братия устроила ему триумфальную встречу. Четыре дня спустя патриаршие экзархи прочитали разрешительную молитву, которой прощались все иноки, виновные тем или иным образом в монастырской смуте. А в ноябре месяце Константинопольский патриарх издал особую разрешительную грамоту за подписью всех синодальных архиереев, в которой отпускались все вольные и невольные грехи и прегрешения братии Свято-Пантелеимонова монастыря, совершенные за весь период греко-русской распри.
«Вот на Афоне я выдержал роль до конца, – писал граф Игнатьев арх. Антонину,– не только отец Макарий игуменствует благополучно, но все монастыри наперерыв в нас заискивают, и Протат написал мне повинную грамоту самым смиренным образом. Теперь наши отношения восстановлены на прежней ноге, и все обстоит благополучно. Деньги стали высылаться. Одному Ватопеду еще нет поблажки, чтобы «жир спустил» и принялся «за монашество».
Желая навсегда избавить своих соотечественников – афонских иноков – от возможности когда-нибудь после подвергнуться новой опасности быть удаленными с Афона и таким образом очутиться безо всякого приюта, граф Игнатьев, откликнувшись на просьбу почитаемых им старцев Русской Свято-Пантелеймоновской обители, архимандрита Макария и духовника Иеронима, исходатайствовал у бывшего кавказского наместника великого князя Михаила Николаевича право поселиться им на Кавказе в Сухумском округе. Делегаты, направленные на Кавказ с целью выбрать наиболее удобное место для устроения монастыря, получили особую инструкцию , которая надписывалась так: «О Кавказе. Взгляд на избираемое место, дарованное, по ходатайству его высокопревосходительства г. посла Н.П. Игнатьева, Государем Императором Всероссийским для водворения афонского монашества. 1875 г.». Ныне процветающий на Кавказе под управлением архимандрита Нерона Ново-Афонский Симоно-Канонитский монастырь, составлял, хоть и филиальное, но независимое от Русского Пантелеймоновского монастыря на Афоне отделение. Своим бытием он всецело обязан мудрой предусмотрительности графа Н.П. Игнатьева.
Николай Павлович Игнатьев. Генерал от инфантерии (с 1878), генерал-адъютант (с 1860)
Так завершился нашумевший на Афоне и далеко за его пределами пресловутый греко-русский Пантелеимоновский процесс, породивший вражду между русскими и греческими монахами, которая затянулась на многие и многие десятилетия, отголоски которой можно ощутить порой и поныне. Его успешному для русских монахов разрешению способствовали, несомненно, вера, авторитет и непоколебимая уверенность архимандрита Макария в правоте отстаиваемого со своими собратьями дела, а также активное участие в процессе российского посланника Н.П. Игнатьева, имевшего особые и добрые отношения с османским падишахом Абдул Азизом (1861–1876 гг.) .