Италия: реформы на фоне кризиса

Реформа сената: политический смысл и возможные последствия

Разговоры об итальянском «системном» кризисе, охватившем политику, экономику и социальную сферу, идут уже не первый год. Однако весной текущего года были инициированы конституционные изменения, которые на время отвели на второй план всякие разговоры об экономических трудностях, переживаемых страной.

 Во вторник 13 апреля 2016 нижняя палата итальянского парламента приняла в окончательном чтении проект масштабной конституционной реформы, который коренным образом изменяет процедуру формирования Сената страны, и прежде всего – процедуру его формирования и объем властных полномочий. Последнее означает не много, ни мало, но глубокое изменение самой модели республиканского правления, сложившейся в Италии после Второй Мировой войны (https://ria.ru/world/20160121/1362599431.html).

 В этой связи следует напомнить, что Сенат – один из ключевых институтов итальянской политической системы. Его происхождение восходит к позднеримской (сенатской) Республике, существовавшей в века, где сенаторы выступали как привилегированное сословие, известным образом уравновешивая власть магистратов. Переворот Августа Октавиана (28-27 гг.) и учреждение единоличной императорской власти привели к утрате сенаторами прежнего привилегированного положения, и превратили этот институт в сугубо номинальный.

В восстановленной в 1870-е гг. единой монархической Италии назначаемый Сенат стал результатом компромисса элит объединившихся итальянских государств, учредивших единую государственность.    В период правления Муссолини Сенат играл сугубо декоративную роль (однако именно в начале существования фашистского режима знаменитый элитолог В. Парето получил за свои заслуги пожизненное сенаторство- плодами которого, однако, не смог воспользоваться – ибо скончался в 1923 г.).

В период послевоенной республиканской Италии избираемый на пропорциональной основе Сенат играл ключевую роль в рамках итальянской модели разделения властей, выступая в роли законодательного «фильтра» в отношении законопроектов, принимаемых нижней палатой парламента. Благодаря своим привилегиям и статусу сенаторы превратились в своеобразное политическое сословие, оказывающее существенное влияние на политическое развитие страны. 

Современная реформа предполагает масштабное изменение функций и политического статуса верхней палаты. Действующий премьер-министр Маттео Ренци, активно и долго продвигавший конституционную реформу и изменение избирательной системы, полагая их «краеугольными камнями» последующих запланированных им реформ, назвал этот день «историческим для Италии». Однако процедура конституционных изменений, как известно, требует известного времени. Окончательное решение вопроса вынесено на всенародный референдум, назначенный на 4 декабря с.г. Эксперты полагают, что существующие политическая ситуация и общественные настроения располагают к тому, что проект реформы все же получит поддержку. Процесс плебисцитарной трансформации будет таким образом завершен.

В чем заключаются политический смысл предстоящей трансформации? До сегодняшнего дня верхняя палата итальянского парламента включала в себя 315 депутатов, которые избирались по пропорциональной системе. Особенностью ее формирования являлось то, что бывшие президенты страны являются пожизненными членами Сената. Кроме того, Президент имел право назначать сенатором пожизненно граждан, которые прославили родину выдающимися достижениями преимущественно в социально-гуманитарной сфере. Помимо этого, благодаря своим связям на местах и центральных ведомствах итальянские сенаторы превратились в аналог привилегированного сословия, оказывающего существенное влияние на политические процессы в стране, но при этом уклоняющегося от значительной части политической ответственности за важные общегосударственные решения. В компетенцию Сената до последнего времени входили объявление войны и наделение центрального правительства необходимыми полномочиями, а также ратификация международных договоров. В соответствии с инициированной в апреле реформой, в Италии законодательная власть практически полностью перейдет к нижней палате парламента, избираемой прямым голосованием в масштабах всей страны и включающей в себя 630 депутатов. Только она отныне сможет составлять и утверждать законы, отправлять в отставку правительство или отдельных министров.

В случае положительного голосования на декабрьском референдуме,  верхняя палата сохранит название «Сенат», но будет состоять из 95 членов, делегируемых региональными советами (21 мэра и 74 региональных советников-сенаторов), к которым добавятся еще 5 сенаторов, назначаемых главой государства сроком на 7 лет; тем самым вводится процедура кооптации, напоминающая механизм формирования германского Бундесрата. Главное изменение заключается в том, что полнотой законодательной власти Сенат будет обладать лишь по вопросам реформ и конституционных изменений. Что касается процедуры принятия обычных законов, Сенат отныне сможет лишь «рекомендовать» нижней палате внести в них изменения. Таким образом, намеченная реформа предполагает изъятие у Сената значительной части его полномочий и привилегий, а также замещение заседающих в нем нотаблей представителями регионов и муниципалитетов; последние будут выступать в роли лоббистов с ограниченными политическими амбициями и влиянием, не являясь полноценным «сегментом» общенациональной элиты.

 Часть полномочий будет также изъята у регионов страны. Так, в случае в случае намеченной конституционной реформы, вопросы энергетики, стратегической инфраструктуры и гражданской обороны, входившие в сферу совместной компетенции, будут решаться напрямую президентом.

Кроме того, по просьбе правительства, палата депутатов сможет утверждать законы, входящие в компетенцию региональных властей, когда этого требует «защита юридического и экономического единства Республики или ее национальных интересов». 

По мнению итальянских правительственных экспертов, продвигаемая сегодня реформа итальянского Сената – целенаправленный удар по клиентелизму с ослаблением корпоративно-закрытого характера элиты страны, сдерживание центробежных устремлений регионов. В равной степени - реакция на кризис политической и партийной систем страны, который длится уже не одно десятилетие.  Формально все выглядит именно так. Однако политическая реальность нередко оказывается куда сложнее первоначальных впечатлений и оценок.

За многие годы итальянский Сенат действительно представлял собой институт с весьма громоздкой процедурой выборов, дающих шанс на победу лишь региональным и партийным нотаблям, либо поддерживаемым ими лицам. С помощью этих механизмов итальянские сенаторы действительно превратились в один из наиболее влиятельных «сегментов» итальянской элиты, обладая фактическим правом «вето» на не устраивающие их политические инициативы центрального правительства и избегая при этом ответственности за результаты своего выбора и деятельности. Разветвленные клиентарные связи итальянских сенаторов и их безответственность действительно создали благоприятную почву для распространения коррупции в стране, и, как следствие - для ползучей деградации политической системы, экономики и социальной сферы Италии. Лишение Сената и его членов привилегированного статуса и значительной части полномочий, равно как и снижение политического веса регионов, ставящее под сомнение децентрализационные реформы 1970-х годов – что означают они для Италии? 

Как представляется, должного политического единства страны задуманная реформа не обеспечит и накопившихся экономических проблем не решит. Не устранит экономических диспропорций между регионами и не решит проблему коррупции, которая давно ушла «вниз», пронизывая всю систему властных практик и властно-управленческих отношений. 

В тоже время, задуманное преобразование позволит инициировавшему его премьер-министру Ренци продолжить курс на ослабление традиционной национальной элиты как преграды на пути подчинения Италии интересам «трансевропейских» банковских структур и их политических представителей – либеральных технократов, подобных бывшему еврокомиссару Марио Монти. Одновременно будет ослаблено и региональное лобби, долгое время сопротивлявшееся неолиберальному курсу центрального правительства, ослаблявшему социально-экономический потенциал территорий. Еще один предполагаемый результат заявленной реформы – окончательное ослабление популизма как политического явления:  харизматичный Сильвио Берлускони и его популистско-клиентелистское движение «Вперед, Италия!» в значительной степени утратило свое влияние, и после многочисленных скандалов и разоблачений последних лет едва ли его восстановит. 

Политическая ситуация выглядит весьма благоприятной для инициированных действующим кабинетом нововведений. В глазах избирателей фактически дискредитировали себя и традиционные «левые», и традиционные «правые». «Лига Севера» пока осталась регионалистской и квазифедералистской партией регионально-корпоративистского типа, несмотря на привлекательность многих своих идей для итальянской общественности. Популисты из движения «Пять звезд» знаменитого комика Беппо Грилло пока не могут предложить конструктивной и полноценной альтернативы либерально-монетаристскому курсу центрального правительства. 

Как результат, после предполагаемой победы над «партией сенаторов» у ориентированных на Брюссель либеральных технократов практически не остается преград на пути к достижению «финансовой стабилизации» в интересах европейской бюрократии и связанного с ней крупного капитала.

Последняя, впрочем, не принесет итальянскому обществу  ожидаемого благосостояния и процветания, а также выравнивания показателей социально-экономического развития различных регионов страны – ибо средства, во все большем объеме изымаемые в бюджет у экономически сильных регионов Севера, лишат их инвестиционных ресурсов и уменьшат темпы роста. В свою очередь, регионы Юга, которые вследствие масштабной «низовой» коррупции и клиентелизма, не способны «переварить» получаемую из Рима помощь, а уменьшение размеров самой помощи обречет их на дальнейшую социально-экономическую и политическую деградацию. В итоге сама концепция «либеральной модернизации», инициированная проевропейски настроенными римскими либеральными технократами, рискует закончиться неудачей.

Политический кризис последних лет

Италия – страна, которая постоянно изменяется, но в которой весьма непросто сменить правительство. Для любого из итальянских правительств, в свою очередь, весьма сложной задачей является дожить до окончания срока своих полномочий. В течение последних лет новый управленческий стиль наиболее пытался внедрить новый человек в итальянской политике – пришедший к власти после продолжительного премьерства брутального и непредсказуемого Сильвио Берлускони (и краткого «промежуточного» премьерства проевропейского технократа Марио Монти) лидер новой коалиции Энрико Летта (Heisig J. Italien am Scheidenweg // WeltTrends. – Nr.93. – November/Dezember. – 2013. – S. 15-17). Он представлял Демократическую партию – по сути, коалиционную структуру, объединяющую многократно реформированных европейских левых (как экс-коммунистов, так и экс-социалистов), перешедших на платформу социал-либерализма и «европейского выбора», превратившись благодаря этому в проводников неолиберальной социально-экономической стратегии.

 Парламентские выборы, прошедшие в феврале 2013 года, не принесли ощутимого преимущества ни одной из участвовавших в них партий. Выборы создали тупиковую ситуацию в отношениях между левоцентристским блоком во главе с Демократической партией Пьера Берсани, получившим большинство в Палате депутатов, и правоцентристским блоком во главе с «Народом свободы» С.Берлускони, который получил тогда большинство в Сенате. 24 апреля 2013 года президент страны Джорджо Наполитано предложил Э. Летта возглавить правительство Италии, чтобы положить конец кризисной ситуации, сложившейся после выборов 24—25 февраля 2013 года. 27 апреля того же года Энрико Летта представил президенту страны Джорджо Наполитано новый состав правительства, в который входит 7 женщин. На следующий день правительство было приведено к присяге.

Вступивший в свои полномочия в мае 2013 года премьер Летта, представлявший Демократическую партию с самого начала определил лейтмотивом работы своего кабинета «Вene»! («Хорошо!») и пообещал работать не в интересах партий, но в интересах общего блага. Что неизбежно означало, по его глубокому убеждению, преодоление ожесточенной межпартийной конкуренции, последних 20 лет, которая стала поистине разрушительной для страны. В то же время главной целью основанного С. Берлускони движения «Вперед, Италия!» (и его временного «заместителя» – объединения «Народ свободы») стала борьба за сохранение присутствия своего патрона в политике, харизму которого его однопартийцы рассчитывали еще использовать.

Заменивший на время прежнюю партию Берлускони «Народ свободы» с 2008 по 2013  гг. имел большинство в обеих палатах парламента, однако лишь в 2011 г. под нажимом Евросоюза С. Берлускони и его однопартийцы согласились на формирование «переходного»  правительства во главе с формально беспартийным экс-комиссаром ЕС Марио Монти, готового следовать программе «финансовой стабилизации». Италия задолго до этого тогда стояла на пороге острого финансового кризиса – который, однако, никогда не достигал масштабов Греции или Ирландии.

В то же время, вынужденно пойдя на уступки, Берлускони в присущем ему популистском стиле подверг решительной критике непопулярные меры переходного кабинета. «Народ свободы» совершил в итоге «электоральное самоубийство», в т. ч. из-за своего требования об отмене налога на недвижимость, равно как и из-за ощутимо упавшей популярности Берлускони  в среднем классе. В итоге «Народ свободы» финишировал по итогам выборов 2013 третьим, набрав 21,6 % голосов. 

После разразившегося правительственного кризиса, вызванного нежеланием ведущих партий страны договориться и неприемлeмости для большинства из них фигуры Берлускони (людей которого настоятельно рекомендовал тогда включить в правительство тогдашний президент страны Джорджио Неополитано). Однако формула согласия была в итоге найдена.  27 апреля 2013 года по инициативе Энрико Летты был сформирован коалиционный кабинет в составе «Демократической партии», «Народа свободы», гражданской партии «Scelta Civica» и беспартийных. Влияние Берлускони, которого продолжала активно защищать его собственная партия, было нейтрализовано благодаря начавшемуся против него тогда судебному процессу; знаменитый и скандальный сицилианец лишился тогда места в Сенате после специального решения Конституционного Совета, и был помещен под домашний арест.

Возможный успех правительства Летты после принятия его членами присяги зависел от трех основных факторов: 1. Сможет ли он повысить эффективность судебных институтов в решении экономических спонсоров. 2. Будут ли реализованы запланированные меры по повышению занятости молодежи. 3. Сможет ли партия «Народ свободы» дистанцироваться от своего «патриарха» Берлускони. Ни одно из трех условий не было выполнено, что предопределило досрочный уход кабинета.

Как результат, 14 февраля 2014 года Энрико Летта сделал заявление об уходе в отставку с поста премьер-министра Италии. Летта принял решение об отставке после того, как выдвинувшая его Демократическая партия, поддержала предложение лидера партии Маттео Ренци о смене правительства Италии. Сам Летта не присутствовал на голосовании членов партии по вопросу об отставке правительства, заявив, что не хочет влиять на решение партии. Президент Италии Джорджо Наполитано принял отставку Энрико Летта, не оправдавшему надежд избирателей. Таким образом, с  технократом Летта у проевропейски ориентированных либеральных монетаристов не получилось. В сложившейся ситуации Ренци как политическому «тяжеловесу» пришлось возглавить кабинет самому, прикрывая своим авторитетом «непопулярные меры».

Кризис партийной системы

Полноценного волатильного состояния итальянская партийная система Италии достигла к началу 1990-х годов, когда коррупционные разоблачения привели к резкому падению популярности устоявшихся партий. Между тем, истоки и сам процесса  развертывания этого кризиса заслуживают более пристального анализа. 

С момента окончания Второй Мировой войны, Италия показала себя наблюдателям как страна, характеризующаяся неизменностью политико-антропологических характеристик и экономическими инновациями, идеологической лояльностью и правительственной волатильностью, массовым политическим участием и деятельностью бесчисленных секретных властей. Падение Берлинской стены, конец коммунизма, а также национальный скандал, известный как Тангентополи («Город Коррупции»). Когда в феврале 1992 года разочарованная жена видного функционера Социалистической партии из Милана, недовольная условиями развода,  публично обвинила мужа в коррупции, что закончилось его арестом – породив затем антикоррупционную кампанию в масштабах уже всей страны. Коррупционный скандал 1992 года подорвал влияние доминировавших до этого момента партий центристского толка (демохристиане и социалисты), открыв дорогу политикам и политическим объединениям «новой формации», сделавшим ставку на популистские программы и идеи.  

Два новых политических актора в итальянской политике в 1990-х годов – это Сильвио Берлускони, медиа-магнат, пошедший в большую политику весной 1994 года, создатель и лидер движения «Вперед, Италия!» («Forza Italia»), и Умберто Босси, человек «возникший ниоткуда» (venuto so dal niente), лидер «Северной Лиги» («Lega Nord») – регионалистское движение, возникшее и поднявшееся в Венеции и Ломбардии, и завоевавшее значительную поддержку в северных регионах страны.

На общенациональных выборах 1994 года Берлускони и Босси, жесткие оппоненты и политические противники в будущем, выступили союзниками в северной части страны, в то время как в центральной и южной Италии, Берлускони и его движение выступали в связке с «Национальным Альянсом» («Alleanza Nazionale»), т. н. пост-фашисткой партией, руководимой тогда скандально знаменитым Джанфранко Фини. Именно эти три  политических актора спасли Берлускони от перманентной маргинальной позиции в новейшей итальянской политике (Gobetti D. La Lega: Regularities and Innovation in Italian Politics // Politics & Society. – March, 1996. - Volume 24, Number 1. – P. 57-82).

Одним из главных парадоксов в деятельности трех этих новых политиков состоял в том, что они вынуждены были вступать в коалицию со старыми политиками, сформировав в 1994 году трехпартийный кабинет, который просуществовал в конечном итоге полгода.  Идеология всех трех новообразованных партий содержала в себе популистские элементы. Однако долгосрочный успех это принесло лишь партии Берлускони. 

 Между тем, популизм превратился в устойчивый тренд итальянской политики, найдя себе новых приверженцев.  Наибольшей программной и организационной силой среди итальянских партий сегодня обладают социал-демократы из Демократической партии (Partito Democratico — PD), которая обрела некоторые черты «партии власти», но пока не в состоянии стать полноценной общенациональной партией.  В то же время гражданские, либеральные и регионалистские течения в Италии не обладают сегодня никакой предсказуемой программной силой. Следствием этого также является популярность «низового» движения «Пять звезд» (Movimento 5 Stelle, M5S), которое возглавляется кабаре-актером Беппо Грилло и ориентировано на разочарованных представителей итальянского среднего класса и бывших абсентеистов. 

Находящееся сегодня на подъеме движение «Пять звезд» (M5S) презентует себя в качестве альтернативы иерархической и бюрократической партийной системе и партийному аппарату, и прежде всего благодаря использованию Интернета, как самой простой и очевидной коммуникационной платформы. Границы между партийным аппаратом, партийным активом и симпатизантами оказались существенно размыты. Своими успехами M5S прежде всего обязаны разочарованием избирателя в «левом центре», а также привлечением на свою сторону многих из тех, кто ранее уклонялся от голосования. После своего первого успеха на региональных выборах 2012 года партия стала все чаще прибегать к традиционным методам ведения политических кампаний и уличной борьбе, действуя как классическая «партия-хватай-всех-подряд» («catch-all party»). Электорат партии разнороден по своему составу и включают в себя представителей гражданско-консервативных слоев. Благодаря сохраняющемуся влиянию популистских объединений подобного толка партийная система Италии ощутимо отличается от классических систем «программного» типа, которые преобладают в Западной Европе. При этом Грилло целенаправленно высказывается  против всякого «персонального культа» и назвал себя лишь «мегафоном» «Пяти звезд».

Главное политическое противостояние в современной Италии происходит, таким образом, между представителями «нового популизма» («Пять звезд») и носителями либерально-бюрократической (либерально-монетаристской) идеи из Демократической партии («правые» популисты и регионалисты, как мы уже отметили, последовательно маргинализированы либо маргинализируются). Пока перевес последних очевиден – на их стороне не только поддержка по линии ЕС, но и организационно-партийный ресурс. Инициированная Демократической партией реформа Сената показывает, что инициатива прочно остается за бывшими социалистами. Что означает сохранение Италии в режиме «управляемой деградации» на обозримую перспективу.

Экономический кризис и перспективы Италии

Одно из главных проявлений подобной деградации – тяжелое положение экономики страны. Прогнозов относительно неизбежного скорого крушения итальянской экономики существует сегодня достаточно. Влиятельный французский журнал «Экспресс» в июле 2016 г. опубликовал в качестве заключительной статьи одного из номеров текст хорошо известного в России Жака Аттали (Jacques Attali) по поводу ещё одной катастрофы, которая надвигается на ЕС. Аттали описывает сложившуюся ситуацию следующим образом: «Итальянские проблемы известны давно: огромный государственный долг, народ в ярости и угрожает правительству, а банки на грани банкротства, поскольку в течение длительного времени заемщики не выплачивают свои кредиты. Давно следовало бы государству сократить свои расходы, банкам не выдавать больше кредиты с такой лёгкостью, а политическому классу говорить правду. Но этого не произошло. И теперь, когда соглашение о банковском союзе запрещает в принципе государству финансировать свои банки, многие из итальянских вкладчиков, которые вложили свои деньги в облигации от своих банков, пострадают. Мы ясно видим худший из сценариев, который сейчас разворачивается прямо перед нами: чтобы предотвратить массовое изъятие итальянцами своих денег из банков, правительство, в нарушение правил ЕС, будет занимать 40 миллиардов евро Европейского центрального банка, чтобы финансировать свои собственные банки. Германия не будет соглашаться с этим финансовым безумием, и тогда едва созданный банковский союз взорвётся, а евро не устоит... Это отнюдь не маловероятный сценарий, и он может начаться уже в августе, когда будут известны результаты тестов итальянских банков. Это станет ещё одним звеном в цепи катастроф, и тем более вероятным, что мы не сможем рассчитывать на лондонское Сити. Более того, оно лишь подольёт масло на огонь, чтобы показать, что, несмотря на Брексит, Лондон остается более безопасным финансовым центром для капитала, чем материк» (http://blogs.lexpress.fr/attali/2016/07/11/apres-leuro-leuro/).

Данные экономической статистики в основном подтверждаются анализом экономических показателей последних лет.  Экономический кризис в Италии связан главным образом со значительными государственными долгами, которые в 2012 году достигли 900 млрд евро, или 120 % от ВВП. А также – с многолетним отсутствием экономического роста, равно как и с малым доверием бизнес-акторов к политике и административному аппарату. Благодаря этому межрегиональные различия в Италии достигли более высокого уровня, нежели различия между экономическим развитыми и слаборазвитыми регионами Германии. Душевой доход на севере Италии достигает 130 % от среднеевропейского, в то время как на юге страны – всего лишь 60 % от общеевропейского.

 Надежды на перелом ситуации сегодня невелики. Ключевая проблема – низкий уровень эффективности экономических и правовых институтов.

Так, например Италия занимает 158 место в мире по эффективности судебного взыскания частных долгов – срок между подачей уголовного иска и принятием судебного решения может занять 1210 дней. Сохраняется огромное количество незавершенных гражданских процессов, что подрывает доверие частных инвесторов. Другая значимая проблема страны – безработица, охватывающая около 39 % итальянцев в возрасте от 18 до 35 лет. Государство в течение ряда лет реализует масштабные программы борьбы с безработицей, не приносящие пока сколько-нибудь ощутимых результатов.

Низкая эффективность институтов дополняется негативными последствиями популистских инициатив и действий. В 2013 году партия «Народ свободы» обусловила свое вхождение в правительство отменой налога на недвижимость – от чего пострадали прежде всего коммунальные бюджеты, но одновременно стало «подарком» для инвесторов и для» маленьких людей». Для возмещения потерь бюджетов разных уровней правительству пришлось повысить НДС на 22 % (вступило в силу 1 октября 2013 г.). Последнее нанесло ущерб внутреннему потреблению и не способствовало экономическому росту и повышению уровня доходов. Как результат, цена труда в Италии возросла, в то время как производительность труда оставалась неизменной, что снизило общую конкурентоспособность  итальянской экономики. «Круг неэффективности», таким образом, замкнулся. 

«Лига Севера» и кризис регионализма

 Партия «Лига Севера» («Lega Nord»)  использовала для своего подъема недоверие правоцентристского электората к ХДП после «скандала Тангентополи». «Лига Севера» как партия «постсовременного» типа вышла за рамки двух политических полюсов социализма и консерватизма, а также за рамки «гибридных» идеологий, стремящихся соединить в себе определенные полярности (христианские демократы и социал-демократы).

«Лига Севера», возникшая в регионах Северной Италии, изначально выступала за создание федерации квазинезависимых макрорегионов (Север, включая Тоскану, Центр, и Юг); передачу ряда суверенных полномочий этим регионам; прекращение политики субсидирования Юга; привилегированный доступ регионов к социальным правам, таким, как пенсия, здравоохранение и занятость в публичной сфере, для граждан любого из регионов; введение жесткого иммигрантского законодательства. Финальной же целью «Лиги» с самого начала ее деятельности объявлялся демонтаж централизованного итальянского государства, поддерживающего экономически слабые регионы Юга, и освобождение от экономического «угнетения» богатых регионов Севера, подавляемых коррумпированной римской элитой.

 Христианские демократы, на критике которых изначально сосредотачивались представители «Лиги Севера», рассматривали децентрализацию, идущую с 1970-х годов, как сугубо административную перспективу. Правительства, формируемое демохристианами, противодействовало финансовой автономии для местного самоуправления. Отсутствие фискальной автономии, множественность управленческих единиц, жесткий контроль со стороны ХДП за местными партийными структурами и политическими кадрами. Недовольство подобной политикой стимулировало к жизни регионалистские партии и движения.

 Однако, несмотря на препятствия, децентрализация в Италии стартовала. В 1975 году законодательство предписывало регионам плановые задания по развитию местной экономики и сфере обеспечения городскими услугами. За этим последовало делегирование регионам широких полномочий в 1977-78 годах, с реформированием национальной системы здравоохранения, обеспечением прозрачности менеджмента ключевых услуг, обеспечиваемых регионами. На правовом уровне государство начало последовательно создавать правовые инструменты децентрализации. Сторону процесса децентрализации занял в конце концов и Конституционный Суд страны, уточнивший содержательное «наполнение» полномочий регионов, определенных законодательством о децентрализации.

Слабые многопартийные коалиции на уровне общенациональной политики очевидно испытывали дефицит инструментов, необходимых для вмешательства в дела регионов. Создать гибкий и эффективный инструментарий для этих целей не удалось вплоть до сегодняшнего дня.     

Выстраивая тесный альянс с региональным (и в том числе с малым и средним) бизнесом, «Лига Севера» постепенно превратилась из регионалистской в корпоративистскую партию, которая, однако, не стремилась и в итоге не стала общенациональной – не предложив стране в целом способа решения общенациональных проблем.

Таким образом, «Лига Севера» достигла на сегодня известного электорального «потолка», трансформировавшись в лоббиста интересов регионов севера Италии. Современная сенатская реформа, инициированная премьером Ренци, может лишить «Лигу» и этого завоеванного ею политического статуса. 

Камо грядеши?

Текущее состояние итальянского кризиса обнажает его глубинные истоки. Данный кризис имеет достаточно глубокие истоки, связанные с особенностями самой итальянской модели. Италия – поздно сложившееся как единое национальное государство, с переменным успехом пытавшееся создать своих граждан.

Италия имеет великое прошлое, достижения и реликты которого никак не связаны с историей и задачами национального государства. На сегодняшний день она - своеобразная «страна-музей» без должного заряда пассионарности – которая долгое время расходовалась не в политике, но в других сферах жизни.

Италия, объединившаяся в последней четверти XIX века - скорее проект элит, нежели результат деятельности общенародного движения. Мадзини, Гарибальди, король Виктор-Эммануил и премьер-министр Кавур – знаковые фигуры, которые политически оформили тогда компромисс элит относительно смысла и содержания «Италии» как политического проекта. Дальнейшее развитие страны сопровождалось политическими кризисами, которые не прекратились и после складывания институциализированной многопартийной демократии в послевоенный период. 

Как следствие, итальянское государство – своеобразная надстройка, поддерживаемая элитой, включая ее самые разные фракции. Ему регулярно оппонируют, им систематически недовольны в разных частях страны: на Севере - за умаление экономических интересов, самоуправления и начал автономии, на Юге – за вмешательство в деятельность неформальных (патерналистских структур) структур и противодействие интересам уважаемых людей (нотаблей). Нараставшее в течение десятилетий недовольство в итоге вылилось в системный политический кризис, актуализировавшийся в 1990-е годы – частными проявлениями которого стали кризис проникновения (связанный с низкой эффективностью реализации властно-управленческих решений на всех уровнях управления и в различных сегментах итальянского общества), кризис легитимности (затрагивающий все основные политические институты страны), кризис участия (связанный с низкой эффективностью политических институтов и недоверием к ним значительного числа граждан) и кризис распределения (связанный с неспособностью правящей элиты обеспечить приемлемый для общества рост материального благосостояния и его распределение).

Разрыв между Югом и Севером никуда не исчез, несмотря на несколько десятилетий модернизации и реформ, проводившихся в послевоенный период - что подтвердило в свое время исследование американского социолога Роберта Патнэма. Анализ Патнэма, опирающийся на огромный социальный массив социологических данных, был нацелен на выяснение вопроса: как доминирующий тип политической культуры и тесно связанный с ним уровень развития социального капитала влияет на эффективность работы институтов - областных органов региональной власти и самоуправления, учрежденных в Италии в 1970-е гг. В конечном итоге все зависит, по мнению исследователя, от уровня «гражданственности» (civicness). На Севере, где, благодаря многовековым традициям самоуправления и развитым горизонтальным связям, этот уровень весьма высок, областные правительства успешно работают на благо общества. На Юге само понятие «гражданин» было искажено влиянием клиентарных отношений, благодаря чему лишь крайне немногие участвуют в выработке решений, касающихся общественного блага... Редким является и участие в общественных и культурных ассоциациях. Коррупция в итоге превращается в устойчивую практику, а демократическим принципам относятся с цинизмом: «Став заложником этого порочного круга, население чувствует себя беззащитным, угнетенным и недовольным... Ясно, что любая форма представительной власти здесь является менее эффективной, чем та, которая действует в условиях более гражданского общества» (Putnam R. Making Democracy Work. N. Y, 1993, p. 135). Социокультурный раскол и масштабные межрегиональные различия сохраняются в Италии и по сей день. Современный социально-экономический кризис лишь обостряет их, усиливая стремление более богатых северных провинций отказаться от финансирования неблагополучного Юга, а южан – еще активнее использовать клиентарные структуры и механизмы с целью смягчения кризисных эффектов. 

Единство страны в разные периоды ее истории могли обеспечивать традиционные институты (монархия), режимы чрезвычайного типа (диктатура Муссолини) либо лидеры харизматическо-популистского толка (последним из которых был скандальный С. Берлускони). Однако все они принадлежат историческому прошлому и исчерпали свой потенциал.

Элиты основных сложившихся в послевоенной период политических партий, не будучи способными достичь стратегического консенсуса по вопросам экономического и социально-политического развития, привели страну к масштабному кризису политического доверия и эффективности, и в итоге постепенно дискредитировали себя. Новые же политические силы, представляющие новые социальные группы и регионы страны, очевидно недостаточно сильны для формулировки полноценной политической альтернативы.

Бюрократы-финансисты и их политические лоббисты, представляющие истеблишмент Брюсселя, безусловно, никогда не мобилизуют и не консолидируют итальянскую нацию. Однако последнее и не требуется, поскольку их оппоненты из числа как традиционных, так и неопопулистских партий сегодня выглядят заметно ослабленными. В этой ситуации описанная нами ранее реформа итальянского Сената будет означать практически окончательную утрату политическим классом Италии его субъектности, замену собственно политиков либеральными технократами, ставящими европейские обязательства и «стабилизационные обязательства» превыше всего.

Последнее означает, что Италия будет поэтапно деградировать, проевропейски настроенная и ангажированная элита – реализовывать собственные прожекты в отрыве от долгосрочных задач национального развития, а население – выживать, опираясь на специфическое жизнелюбивое и внегосударственное сознание, которое позволяло ему выживать в прежние неблагоприятные эпохи. «Консенсус деградации», сложившийся в течение двух последних десятилетий, едва ли будет нарушен.