ЖЕНЫ-МИРОНОСИЦЫ У ГРОБА ГОСПОДНЯ.
ОТ ВОСКРЕСЕНИЯ ДО ВОЗНЕСЕНИЯ - ЯВЛЕНИЯ ХРИСТА ПОСЛЕ ВОСКРЕСЕНИЯ. ВИЗАНТИЙСКАЯ ИКОНОГРАФИЯ.
Египет, монастырь св. Антония, фреска 13 в.
Последние главы всех четырех Евангелий, повествующие о явлениях Христа после Его Распятия, крестной смерти и славного Воскресения, окрашены особым мистическим настроением. Это те сорок дней – от Воскресения до Вознесения, когда воскресший Христос ходил по земле, обычно невидимый или неузнанный, и – воочию – являлся ученикам и близким людям.
Сразу бросаются в глаза нестыковки и противоречия в описании этих явлений четырьмя евангелистами, к которым можно присовокупить также упоминание апостолом Павлом о явлении Христа отдельно Кифе (1 Кор. 15:3-7) и Иакову Праведному, брату Его по плоти (а именно – младшему сыну Иосифа Обручника, который, по преданию, сопровождал отца и Марию в их путешествии в Вифлеем на перепись и обратно – уже с Младенцем Христом, а также в их бегстве в Египет; он же возглавил позднее иерусалимскую христианскую общину, став ее первым епископом и мучеником).
И в самом деле, все четыре евангелиста дают четыре разные версии, которые частично совпадают, частично дополняют друга (а это естественно, когда свидетели дают показания, например, в суде), но иногда прямо друг другу противоречат или даже запутывают картину происходящего.
Во-первых, зачем Жены-мироносицы ранним воскресным утром идут ко Гробу Учителя? Матфей (28:1) пишет «посмотреть Гроб»; Марк – «купили ароматы, чтобы идти помазать Его; у Луки они также идут, «неся приготовленные ароматы»… У Иоанна об ароматах и речи нет, ведь накануне Никодим «принес состав из смирны и алоя, литр около ста», и они вместе с Иосифом Аримафейским «взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи» (19:39-40). Ну, хорошо, допустим, решили добавить еще ароматов и как следует ритуально оплакать Покойника, произнести все положенные по обычаю молитвы, т.к. накануне из-за наступления праздничной субботы все делалось в спешке.
Итак, Жены-мироносицы приходят ко Гробу и видят то ли одного ангела, то ли двух, бегут от Гроба в страхе и то ли молчат, потрясенные (Мк. 16:8), то ли рассказывают апостолам о том, что видели, как и велел им Ангел (Ангелы). С Марией Магдалиной вообще творятся странные вещи: то ли она приходит вместе с остальными (Мф. 28-1, Мк. 16-1, Лк. 24-10), то ли одна (Ин. 20-1), и то ли остается, когда остальные убегают (а для этого нет оснований в тексте), то ли возвращается еще раз и тогда уже видит Воскресшего Христа, а потом еще раз вместе с другой Марией (по версии о.Серафима Слободского). По преданию же Церкви первой весть о Воскресении получила Матерь Божия от ангела («Ангел вопияше Благодатней…»), но ни в одном каноническом тексте этот факт, весьма вероятный, не зафиксирован. Свт. Григорий Палама (Омилия 18) пишет о том, что Матерь Божия ходила ко Гробу вместе с другими Женами-мироносицами, очевидно, опираясь на очень древнее Предание, т.к. на некоторых очень ранних иконах у одной из них имеются три звезды на мафории (см. далее иконка на крышке ватиканского реликвария). Однако, оснований для этого в текстах Евангелий нет.
Все эти противоречия в свое время давали критикам повод усомниться в подлинности свидетельств евангелистов.
Епископ Кассиан (Безобразов, «Христос и первое христианское поколение») в связи с этим пишет:
«Согласование евангельских повествований о Воскресении (Мф. 28; Мк. 16; Лк. 24; Ин. 20-21) сопряжено с исключительными трудностями. И колоссальная сложность, в какой-то степени «невозможность» окончательного исторического согласования «евангельских повествований о Воскресении должна быть понимаема, как свидетельство о том, что тайна Воскресения превышает человеческое разумение и не может быть выражена человеческим словом. Иное бытие, явленное в Воскресении, будет и нашим уделом в жизни будущего века. Воскресение Христово есть начало нашего воскресения».
Мне, однако, кажется, что все эти «нестыковки» можно объяснить только аберрациями времени, которые начали происходить еще в момент Рождества, как только явился в падший мир Повелитель Времени и Вечности. Как говорится в апокрифическом Протоевангелии Иакова (Церковь не включила его в канон, однако сочла вполне благочестивым чтением – оно практически целиком вошло в Предание и некоторые сюжеты послужили основой для иконографии некоторых праздников), время в момент Рождества Христова остановилось. И далее, как мне кажется, начался поворот его в другую сторону – обратно, к моменту грехопадения прародителей, к «точке Альфа», с которой должна совпасть «точка Омега» – «конец времен» и Второе и славное Пришествие Христово, и тогда будет «новая земля и новое небо» (Откр., 21:1). Потому времена после Воплощения Сына Божия на земле и называются ПОСЛЕДНИМИ, а сколько они продлятся – год, век, две тысячи лет или больше – совершенно не имеет значения, т.к. в любом случае начался обратный отсчет.
Так вот, начиная с Рождества и в течение всей земной жизни Сына Божия время – даже в условиях падшей земли – течет не совсем линейно. Мы можем предположить, что сразу после Рождества оно как бы раздвоилось, потекло по двум руслам (в момент Сретения, т.е. через сорок дней после Рождества, когда Святое Семейство было в Иерусалимском Храме и – одновременно – находилось и в Египте), а потом вновь соединилось.
Те же эффекты со временем, только еще в большем масштабе, мы наблюдаем затем в самом конце Евангелий: во-первых, это бесконечная ночь после Тайной вечери и ареста Спасителя в Гефсиманском саду, судов синедриона, Ирода и Пилата, когда произошло столько событий, что они за одну ночь физически уложиться не могут (время растянулось?); затем в момент Распятия и смерти Спасителя померкло Солнце, днем вдруг наступила ночь и сколько длилась, неизвестно. Возможно, имело место солнечное затмение и, если так, то оно было промыслительно – природные явления часто совпадают со значимыми событиями человеческой истории, последствия которых ощущаются очень долго, в данном случае – до самого ее конца. Но то, что «… гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27:52-53), это определенно явление необычного порядка – эти усопшие святые явно опередили время, когда все мертвые восстанут на Страшный Суд при Втором Пришествии Сына Божия.
Считается, что Христос воскрес через три дня после Распятия. Но если даже считать пятницу (полдня), и целый день субботы (от заката пятницы до заката субботы), а также 4-5 часов раннего утра воскресения (вернее, первого дня следующей седмицы), то полных трех суток не наберется. При этом мы празднуем Воскресение Христово в полночь, а Святой Огонь сходит в Иерусалиме еще раньше – в субботу часа в два-три пополудни, т.е. примерно через двое суток после смерти Спасителя. Стало быть, здесь опять налицо аберрация линейного времени – оно в те дни то ли растянулось, то ли сжалось. А с момента Воскресения и вовсе растеклось по нескольким руслам. В четырех Евангелиях описаны, соответственно, четыре варианта. А сколько их было на самом деле? В любом случае, мы можем добавить апокрифические Евангелия от Петра и от Никодима, т.е. еще два.
Великая Суббота – «Во Гробе плотски, во аде же душою яко Бог, в раи же с разбойником, и на Престоле был если, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняй неописанный…» Церковь св. Никиты, Чучер, Македония, нач. 14 в. Фреска северной стены вимы. Художники Михаил Астрапа и Евтихий.
Понятно, что Сын Божий как равночестное Лицо Пресвятой Троицы может быть одновременно везде и всюду, в любой точке тварного мира и одновременно вне его – в недрах Пресвятой Троицы. Но во плоти, пусть тонкой и воскресшей, но все же материальной, Единая Личность даже Сына Божия разорваться на части не может. Стало быть, этот тропарь – наглядная иллюстрация нескольких временных пластов, задействованных в «текущий момент» Воскресения и сорока дней после плюс вечного пребывания Сына в божественном безвременьи («на Престоле… со Отцем и Духом»). Удивительное, пророческое проникновение песнописца в суть происходившего, принятое Церковью как данность.
Потому и неудачны оказались все попытки составить одно Евангелие из четырех – Церковь отвергла опус Татиана вместе с самим Татианом (хотя его Диатессарон и пользовался популярностью еще много веков), однако, допустила разные толкования святых отцов и церковных писателей, например, отца Серафима Слободского в его «Законе Божием» (в самом деле, надо же как-то изложить детям события после Воскресения). Вот еще один, современный вариант – Элизабет Митчелл: http://www.origins.org.ua/page.php?id_story=1429 . И, тем не менее, все такие попытки страдают натяжками.
Справедливости ради надо сразу отметить, что древним и средневековым христианам такие понятия, как «аберрации времени», «нелинейность времени» и т.п., были неведомы. Они оперировали только двумя понятиями – «время» (понимая под этим словом только время линейное, т.е. «хронос») и «вечность» («эон»), хотя некоторые писатели (например, свт. Василий Великий в «Шестодневе»), может быть, даже на подсознательном уровне, чувствовали, что двух этих терминов недостаточно. Однако тема эта весьма обширна и глубока и заслуживает отдельного разговора. Пока же сказанного, думаю, довлеет.
Христианским же художникам ничего не оставалось делать, как только выбрать один из вариантов и представить его на иконе (на доске ли, стене, пластинке слоновой кости, ларце и т.д.). Впрочем, на стенах больших соборов можно было дать и два варианта или же каким-то образом совместить несовместимое.
Поэтому, дабы не впадать в фантазии, придется разбирать примеры византийской иконографии, опираясь на евангельские тексты, но расположив их – очень условно – во временной последовательности, «в линеечку» (хотя, повторяю, это на самом деле невозможно).
Описать несказанное событие Воскресение Христова человеческими словами невозможно. Прежде всего, потому, что его никто не видел. Апокрифическое Евангелие Петра – это тоже рассказ со стороны – свидетель наблюдает выход Воскресшего из пещерной гробницы, спрятавшись ночью в саду. И вряд ли это был апостол Петр, который, как известно из канонических Евангелий, не поверил даже словам Жен-мироносиц, пока сам не узрел Спасителя воочию.
Поэтому самые ранние христианские изображения Воскресения Христова – это именно посещение Гроба Господня Женами-мироносицами.
Древнейшая из сохранившихся икон на сюжет «Жены-мироносицы у Гроба Христова» найдена на территории нынешней Сирии в погибшем в 257 г. от Р.Х. городе Дура-Европос на берегу реки Евфрат. В ходе раскопок уже в 20 веке там найдено древнейшее здание христианской церкви, украшенное стенной живописью. В числе прочих священных изображений есть и «Жены-мироносицы».
Гроб Господень показан очень условно – как большой саркофаг римского типа с крышкой – вероятно, «дуро-европейские» христиане имели весьма смутное преставление об иудейских обычаях погребения, а в Иерусалиме даже если и бывали, то Гроба Христова видеть не могли – после взятия и разорения Города римскими войсками он был погребен под грудами мусора и, частично, под построенном при императоре Адриане храмом Венеры. Зато очень наглядно показано, что Мироносицы пришли на рассвете – яркая полная Луна справа от Гроба заходит, а слева, прямо перед Мироносицами светит «утренняя звезда» (Венера).
В 3-м веке мы наблюдаем расцвет христианской живописи в римских катакомбах. Техника – типично римская, лучшие образцы напоминают фрески Помпей. Первые христиане использовали катакомбы в качестве кладбищ, и основная тема изображений там – смерть и воскресение. Поэтому иконы явлений Воскресшего Христа были бы там вполне органичными и логичными. Однако, как ни странно, их там нет. Вообще количество сюжетов на стенах катакомб весьма ограничено. Это, в основном: Христос – Добрый Пастырь, Адам и Ева у Древа со змием, история Ионы, воскрешение Лазаря, вылезающий из ковчега Ной, три отрока в пещи огненной, Даниил во рву львином, Тайная вечеря (или Евхаристия самих христиан – сцены трапезы похожи, и не всегда их можно различить) и многочисленные оранты. Есть изображения чудес – в основном, это насыщение множества людей хлебами и рыбами и исцеление расслабленного, который идет и тащит на спине свой одр.
И вот редкий для римских катакомб сюжет:
Эту фреску исследователи трактуют и как исцеление кровоточивой жены, и как явление Воскресшего Христа Марии Магдалине. Мне кажется, второе. Если сравнить с известной картиной начала 19 века (4), то сомнения отпадают сами собой. А.Иванов, скорее всего, в катакомбах бывал и эту фреску видел, как и Леонардо да Винчи в свое время «подсмотрел» свою Мадонну Литту там же.
Традиция такой иконографии и не прерывалась – есть иконы с явлением Христа Марии Магдалине и сразу двум Мариям.
Феофан Критский, ц. свт. Николая Афонского монастыря Ставроникита, 16 в.
Но о них чуть позднее.
Рассмотрим теперь иконографию «Жен-мироносиц у Гроба» послеконстантиновой эпохи.
Как известно, при императоре Константине найденный усилиями матери его равноапостольной Елены Гроб Господень (а также и Его Крест, и Голгофа, и весь комплекс святынь) был вытесан из большой монолитной скалы и то, что от этой скалы осталось, вместе с Гробом-пещерой было накрыто зонтичным куполом, образовав часовню-алтарь внутри круглого храма-мартирия, которая получила название «Анастасис» («Воскресение») и стала местом паломничества.
И жены-мироносицы на христианских иконах стали приходить… к константиновой ротонде.
Равенна, базилика Сант Аполлинаре Нуово, 6 в.
Внутри круглого здания с покрытым черепицей куполом хорошо видна каменная доска – то ли упавшая крышка саркофага. то ли сломанная дверь, при том, что Ангел сидит на отваленном камне.
На крышке деревянного ящичка-реликвария 6 в. (ныне хранится в Ватикане) с изображением Распятия и четырех праздников есть и Воскресение, т.е., по тогдашнему обычаю – «Жены-мироносицы у Гроба».
Сидящий на камне ангел жестом приглашает мироносиц войти во Гроб-Кувуклий под зонтичным куполом (сверху еще один купол – полусферический с окошками, собственно купол ротонды Анастасис), внутри которого – престол на лавице, где в течение субботы возлежало мертвое Тело Христово и где с апостольских времен совершалась Евхаристия, поэтому лавица накрыта покрывалом-индитией с крестом.
Паломники любили увозить с собой в качестве сувениров-благословений («евлогий») маленькие сосудики-ампулы со святой водой из Иордана, с маслом от лампад или просто с землей Палестины. Самые дешевые делались из свинца и имели на бочках разные священные изображения, в том числе Жен-мироносиц у Гроба.
Несколько штук были присланы в дар лангобардской королеве Теодолинде папой Григорием I Великим около 600 года и ныне вся коллекция хранится в Монце.
Некоторые евлогии представляли из себя иконки-медальоны.
Как видим, сама ротонда изображена достаточно условно (как, впрочем, и на других ранних иконах Жен-мироносиц у Гроба). Однако, переданы некоторые подробности: в первом случае решетка вокруг Кувуклия, во втором – лампада над престолом-лавицей и витые колонки, поддерживающие полусферический купол – отсюда позднее стали киворий над престолом в алтаре христианских храмов. Сама же гробница с остроконечной крышей напоминает римский склеп-эдикулу.
То же – на шкатулке-реликварии из слоновой кости, изготовленной ок. 500 года.
Так же условно Гроб передан на уникальной резной деревянной двери, сохранившейся в базилике Санта Сабина в Риме (ок. 430 г.). Крыльев у Ангела здесь нет, и вообще не понятно, кто же выходит из гробницы – Ангел или же Сам Христос?
Древним художникам важна была не точность в передаче деталей, а символ, знак. Поэтому в Евангелии Рабулы (Сирия, 6 в.) изображение Гроба совсем схематично и напоминает больше римский мавзолей-эдикулу с двустворчатой дверью, из-за которой вырываются три луча и поражают воинов-стражей; между ними и «Гробом» – отваленный большой камень с печатью, который, казалось бы, ни к чему, когда есть двери. Ангел же почему-то сидит не на камне, а на табуретке.
На серебряном блюде-дискосе 9 в. с сирийскими надписями (найдено в Пермской области, хранится в Эрмитаже, СПб) показаны три основных спасительных события: Распятие, Воскресение как Жены-мироносицы у пустого Гроба Христова и Вознесение, причем, Гроб Христов также представлен условно, как символическое изображение Кувуклия.
Однако, на пластинках из слоновой кости 4-6 вв. «Анастасис», как правило, изображен несколько более точно – как двухъярусная ротонда с куполом.
Удивительно, как на небольших по размеру пластинках мастера умещали сразу по несколько сцен.
Миланский диптих 5 в.
1-я створка: Умовение ног, арест Христа + Пилат умывает руки, Иуда возвращает деньги и тут же рядом он уже висит, римская стража у Гроба (двухъярусной ротонды Анастасис).
2-я створка: убегающие воины + ангел (еще без крыльев) у Гроба возвещает Мироносицам о Воскресении, явление Воскресшего Христа двум Мариям, явление одиннадцати апостолам вечером того же дня, уверение Фомы.
На второй створке изображены явления Христа после Воскресения.
На таких диптихах с обратной стороны благочестивые ромеи помещали вощеную дощечку с именами для поминания о здравии и упокоении (синодики), т.е. избранные сюжеты были вполне к месту.
Сохранились также костяные пластинки-иконки с рельефным изображением двух или даже одной сцены.
Римская пластинка 4 в. из Баварского музея, так наз. Бамбергский аворий. Вверху представлена сцена Воскресения или Вознесения – очень ранний вариант иконографии – Воскресший Христос устремляется к Богу Отцу на небеса.
Рельефы на костяных пластинках оклада Евангелия 5 в., сокровищница Миланского собора.
В том же направлении – вверх, к небесам – указывает десницею Женам-мироносицам Ангел у Гроба, представленного условно, как храм-эдикулу. Здесь художнику важно было провести параллель между Воскрешением Лазаря и Воскресением Самого Христа – и гробницы обоих показаны совершенно идентично, с лесенкой.
Костяная пластинка из Британского музея, 420-430 гг.
Здесь Мироносицы только что подошли ко Гробу и еще не получили известия о Воскресении, а потому – плачут, хотя дверь открыта, а стража спит.
Диптих Тривульчи, кон. 4 в.
Интересно, что здесь, на двух этих костяных иконках 4-6 вв., сцена с Мироносицами происходит на фоне полуотрытых дверей Гроба-ротонды. Запомним эту деталь. Мы вернемся к ней немного позднее.
Отметим только одну интересную подробность: на дверях изображена сцена Воскрешения Лазаря, как бы очевидное доказательство Воскресения и Самого Христа, который сначала воскресил Лазаря, а потом воскрес и Сам. Причем, на иконке из Баварского музея Лазарь как бы выходит из гроба (или это сам Христос?), на двух других – обычная знакомая иконография, типологически напоминающая иконографию Благовещения. Как бы икона в иконе. Но через несколько веков именно сцена Благовещения перекочевала с алтарных столпов на двери царских врат русских православных церквей, которые символизируют вход в иной мир, в Царство Божие, а в самом алтаре также находится киворий, воочию являющий нам Гроб Господень. Интересное совпадение. Промыслительное? Но ведь и Воскресение для Христа – второе Рождение (во плоти), а Рождество часто называют «зимней Пасхой». Кроме того, и для нас Христос своим Воскресением открыл путь ко второму рождению – в жизнь вечную. А благую весть об этом Женам-мироносицам у «дверей» Гроба возвещает Ангел.
Параллель между Воскрешением Лазаря и Воскресением Христовым художники будут проводить на протяжении многих веков существования византийского сакрального искусства, размещая эти два события на стенах храмов в непосредственной близости друг от друга.
Вот наиболее ранние (из сохранившихся) примеров византийской живописи послеиконоборческого периода.
Каппадокия, Чавушин, ц. Иоанна Богослова («Большая голубятня»), сер. 10 в.
На южной стене в верхнем ряду «Воскрешение Лазаря» и «Вход в Иерусалим», в нижнем – «Положение во Гроб» и «Жены-мироносицы у Гроба», далее под углом на западной стене – «Сошествие во ад», т.е. Воскресение Христово. Параллель очень наглядна.
Каппадокия, Гёреме, ц. Вознесения («С Сандалиями»), 11 в.
Слева от Деисиса в люнете «Воскрешение Лазаря», а прямо напротив – «Воскресение Христово» («Сошествие во ад»), и «Жены-мироносицы у Гроба» – над нишей диаконника с Архангелом (за колонной). И все эти важнейшие события из истории спасения – в верхнем регистре алтарного пространства.
«Жены-мироносицы у Гроба» кисти того же художника в другой каппадокийской скальной церкви, «Каранлик» или «Темной», сохранились лучше (вернее, брутально отреставрированы).
Эта икона (как и вообще каппадокийская настенная живопись) очень своеобразна, если не сказать – уникальна. Фигурки Жен-мироносиц кажутся совсем маленькими по сравнению с грандиозной фигурой небесного Вестника, даже сидящего. А плащаница Христова, на которую он указывает перстом, свернута спиралью. Заметим, кстати, что мафории обеих Жен украшены звездами – так иногда изображались святые жены на Востоке, например, на Кипре, в церкви Асину, как уподобившиеся Божией Матери. Поэтому рядом с Ангелом может быть фигура
Марии Магдалины и Богородицы, а может быть и «другой Марии». Знаменательно, что Ангел осеняет крылом обеих Жен, но не спящих стражей.
В церкви «Токалы» («Пряжки») евангельские сцены переходят одна в другую – не только в «Новой» ее части, но и в «Старой» тоже, где они расположены в три ряда по обеим сторонам полуциркульного свода.
В нижнем ряду: «Распятие», «Снятие с Креста», «Положение во Гроб», «Жены-мироносицы у Гроба» переходят в «Сошествие во ад» очень своеобразно – вернее, составляют единую композицию.
Прямо из-за пустого Гроба выглядывают фигуры царепророков Давида и Соломона, которые относятся уже к следующей сцене – «Сошествия во ад». Здесь (так же, как и в Чавушине) полное впечатление одновременности событий: Христос покидает Гроб и одновременно сходит во ад – стало быть, телесно, пусть даже и в тонком теле, окруженном сиянием, хотя, как мы знаем, Христос сошел во ад «Душою, яко Бог» сразу же по смерти, т.е. с Креста, а покинул Гроб во теле только на третий день. Однако, на каппадокийских росписях все эти якобы «нестыковки» выглядят в порядке вещей. И сатану в человеческом теле Христос попирает тоже очень конкретно – «смертию на смерть наступи». Блаженны простодушные. И чистые сердцем. И именно это простодушие и чистота сердечная в соединении с искренней и горячей верой так привлекают в каппадокийской – в основном монашеской – живописи.
Начиная с 10-11 вв. и далее в 12 в., не только в пещерных храмах Каппадокии, но и по всей Империи, Гроб Господень с пустыми погребальными пеленами начинает изображаться так, каким он и был в действительности – высеченной в скале пещерой. Это можно объяснить тем, что грандиозные постройки императора Константина, включая «Анастасис», были разрушены и растасканы по камешку завоевавшими Иерусалим иноверцами-агарянами, а останец скалы с пещерой Гроба Господня оказался на поверхности и некоторое время стоял так, что его было хорошо видно, но довольно скоро снова скрылся с глаз людских – был засыпан мусором. И отвоевавшим Иерусалим крестоносцам стоило немалого труда отыскать Гроб Господень. После чего они возвели над Гробом новый Кувуклий и большой храм, который накрыл и Гроб, и Голгофу и другие святыни и который стоит и поныне.
Итак, на православных иконах появляется Гроб Господень в виде пещеры. Но и теперь наблюдается немалая доля условности, свойственная византийскому сакральному искусству, вообще более символическому, нежели натуралистическому.
Совсем иначе, чем в пещерных храмах Каппадокии, – изысканно и роскошно – выглядит стенное убранство в больших соборах Италии – красочные мозаики на золотом фоне, выполненные приглашенными из Византии мастерами. Но и здесь пещерная гробница Спасителя выглядит достаточно условно.
Мозаика в соборе Сан Марко, Венеция.
Собор Рождества Божией Матери в Монреале в окрестностях Палермо, 12 в.
Сцена «Явления Воскресшего Христа Мироносицам в саду», помещенная сразу после сцены «У Гроба», выглядит гораздо логичнее, т.к. речь в обоих случаях идет именно о телесном Воскресении Спасителя, и временная последовательность оправдана. (Фигуры Христа и Марии Магдалины во второй сцене – результат поздней реставрации, и это сразу видно, но смысла не меняет). И впоследствии размещение сцен на стенах византийских церквей будет именно таким. Детали же изображений варьировались в зависимости от того, какой именно вариант из четырех выбирал художник или заказчик.
Впрочем, здесь, в Монреале, кажется, разные варианты оказались совмещены. В самом деле, у Матфея мироносиц две, у Марка – три, у Луки три названы по именам «и вместе с ними некоторые другие», т.е. точное количество неизвестно, и, наконец, у Иоанна – одна Мария Магдалина. Но обычно на иконах изображаются две или три Жены, названные по именам, среди коих обязательно – Мария Магдалина, которую упоминают все четыре евангелиста. Левая сцена здесь представлена точно по Марку (три Мироносицы и один Ангел). Но на соседней иконе явления Воскресшего совмещены сцены из Мф.28:9-10 (явление Марии Магдалине и «другой» Марии, когда обе «ухватились за ноги Его и поклонились Ему») и Ин. 20:11-17 («Не прикасайся ко Мне…» именно с этой надписью: «Noli Me tangere»). Ничего не скажешь, умное решение.
В церкви св. Георгия (Старе Нагорочино, Македония, 1317-18 гг.) на южной стене вимы даны оба варианта – явление двум Мариям слева от Гроба с двумя Ангелами и явление только Марии Магдалине – справа.
А если попытаться объяснить это несоответствие в более, так сказать, позитивистском ключе, без «аберраций времени», то, может быть, дело было не совсем так, как объясняет, например, о.Серафим Слободской?
Обратимся сначала к Евангелию от Иоанна. Ведь непосредственным свидетелем и даже участником событий был только он. Матфей увидел Воскресшего Спасителя вместе с остальными апостолами вечером того же дня, Марк писал, по преданию, со слов Петра, Лука же собрал сведения и составил свое повествование из многих источников. Иоанн же вместе с Петром, получив известие о Воскресении Учителя, побежал ко Гробу и сам удостоверился в том, что Его во Гробе нет, а пелены лежат нетронутые.
Иоанн 20:1-18.
«В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба. Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его. Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу. Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб. Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте. Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал. Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак ученики опять возвратились к себе.»
А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб,
«…и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! -- что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему. Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей.»
Итак, по Иоанну, первая пришла ко Гробу Мария Магдалина (а о других Женах он вообще не упоминает). Пришла одна, «когда было еще темно» (20:1), т.е. ДО рассвета, следовательно, раньше, чем другие Мироносицы. И пришла не с ароматами, потому что принимала участие в погребении, а только «плакать». Но и она застала камень уже отваленным, а Гроб – пустым. При этом она полагает, что тело Учителя украли. В смятении она бежит к Петру и Иоанну и сообщает об этом (почему-то они находятся отдельно от других апостолов – скорее всего, в доме Иоанна, где должна быть также и Матерь Божия). Теперь они бегут ко Гробу уже втроем. Первым прибегает самый молодой и проворный Иоанн, но войти остерегается, заглядывает внутрь и видит пустые пелены на лавице. Потом прибегает Петр и входит внутрь пещеры (думаю, не входит, а влетает, запыхавшись…). Тогда и любимый ученик осмеливается войти и тоже видит пустые погребальные пелены и отдельно лежащий плат. И – уверовал. Уверовал в то, что Христос воскрес, как Он и говорил апостолам ранее. Но пока не говорит ничего никому, даже Петру, с которым он идет из сада домой. Петр же возвращается в недоумении («и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему» – Лк. 24:12).
И вот тут подошедшая после них Мария Магдалина остается и плачет. И тоже заглядывает внутрь. И, очевидно, входит. И вдруг видит двух Ангелов – заметим: внутри пещеры (а другие две Марии, подошедшие позднее, увидели уже одного ангела снаружи – «на камени сидящи», а другого – внутри). И не узнает Учителя просто потому, что снаружи еще темно, а из-за яркого блистания Ангелов, слепящего глаза, фигура Спасителя в темноте плохо видна. Услышав же Его голос, зовущий ее по имени, она тут же узнает Его и бросается к Его ногам. И Его предостережение «не прикасайся ко Мне» тоже можно понять. Если Христос вышел из Гроба только что, и находился еще на грани между смертью и жизнью, лучше было Его не касаться – лучше для Марии, разумеется.
Очень интересно и деликатно передают это состояние только что воскресшего Христа художники церкви Успения в Грачанице (1325, Сербия, Косово) – Михаил Астрапа и Евтихий. Они объединяют в единую композицию явление двух Ангелов двум Мариям (средний вариант между Лукой и Иоанном) и явление Христа одной Марии Магдалине (только Иоанн). Христос на этой фреске, хотя и одет в обычную свою одежду (которую, напомню, за три до этого уже поимели и разделили между римские воины – «меташа жребий»), но окружен тонким сиянием – мандорлой необычной лучистой формы. Но в сценах последующих явлений Воскресшего Христа – Луке и Клеопе, апостолам без Фомы, снова апостолам уже с Фомой, у Тивериадского озера – этого трепетного тонкого сияния уже нет: показано, что Христос является уже во плоти, а не на грани между смертью и жизнью, как Он явился Марии Магдалине в саду у Своего Гроба.
Удивительное дело: платье Марии Магдалины, беседующей с Воскресшим («Не прикасайся ко Мне…»), – синее под красным мафорием (в целом ее одежда – такая же, как принято изображать Богородицу, разве что мафорий более яркого красного оттенка – потрясающая деталь!), а у Мироносицы, которая внимает словам сидящего на гробе Ангела, – под темно-красным мафорием платье белое, причем, выглядывает только кончик на колене – чтобы не особенно привлекать внимание? Стало быть, это другая Мария, не Магдалина. А вторая Мария – в синем мафории. Неужели художники Грачаницы тоже поняли последовательность событий правильно?
Итак, обрадованная неожиданной встречей, Мария Магдалина побежала к апостолам (всем остальным) сообщить о Воскресении. Тем временем ко Гробу подходили две другие Марии, которым Христос явился уже в достаточно «плотном» и осязаемом теле, а потому и позволил им припасть к Его ногам. А потом, может быть, подошли и другие – Саломия, Иоанна и иже с ними. Кто-то из них, кто не участвовал в погребении, мог нести в сосудах ароматы, не зная, что они уже не нужны. Синоптики повествуют о походе ко Гробу и других жен, которые следовали за Иисусом из Галилеи, слушали Его проповеди и служили Ему. И каждый из них называет Марию Магдалину, зная, что она точно была на Гробе, но вместе с другими или отдельно – им не важно. Им важен сам факт ее присутствия.
Таким образом можно также объяснить нестыковку в последней, шестнадцатой главе Евангелия от Марка – между восьмым и девятым стихами. Ведь, по мнению некоторых исследователей, этот кусок (стихи 9-20) был приложен к основному тексту чуть позднее (его нет в самых ранних рукописях, но уже ссылается на него свт. Ириней Лионский, который был замучен в 202 г.), и по смыслу получается так, как будто с девятого стиха начинается новый рассказ, не связанный с тем, что сказано ранее:
Марк, 16.
«9 Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, не поверили…»
Но зато этот отрывок полностью совпадает с рассказом Иоанна. Тогда получается, что апостолам радостную весть сообщила именно Мария Магдалина. А остальные Жены, по Марку,
«1 По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его <…>
8 и выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись».
Упоминание Марии Магдалины в 1 стихе явно лишнее, т.к. не стыкуется с тем, что сказано в стихе 9. Остальных же жен охватил ужас – не случайно же Ангел говорит им «Не ужасайтесь» (ст. 6). И трудно поверить, что, как считают комментаторы, они быстро оправились от шока и побежали к апостолам. Похоже, это был не просто страх, а именно страх Божий, т.е. тот благоговейный трепет, о котором пишет Рудольф Отто в своей книге «Священное». Именно этот страх Божий есть «начало Премудрости», потому что он проистекает от встречи с Божеством, от переживаний этой встречи, когда немеют руки и подкашиваются ноги, когда мороз по коже и когда кружится голова… Тогда понятно, почему они «никому ничего не сказали, потому что боялись». И радостную весть о Воскресении Христа апостолам сообщила одна Мария Магдалина, встретившая Его раньше всех.
Думаю, о нестыковках и мнимых «противоречиях» довлеет. Каждый текст ценен сам по себе. И во всех четырех отрывках есть нечто общее, какие-то очень значимые общие детали.
Мироносицы идут ко Гробу, который, как указывалось ранее, «высечен в скале» (Мф., 15:46; Лк., 23:56; Мк., 15:46), а ко входу «привален камень».
Такие пещерные могилы тех времен находят в окрестностях Иерусалима до сих пор, причем, некоторые даже вместе с камнем, который отвалить (вернее, откатить) довольно тяжело.
Иногда вход украшался неким подобием греко-римского портала со стилизованным фронтоном:
Или же покойника клали в специально построенный мавзолей римского типа в форме домика-храма, но тоже высеченный в монолитном камне. Может быть, по этому образцу и был устроен в ротонде Анастасис навес над останцем скалы с пещерой – Кувуклия.
Иудейские гробницы в долине Кедрона.
Но Иосиф, скорее всего, не успел никак оформить вход в свою погребальную пещеру. И она осталась необработанной, девственной.
Здесь снова приходит на память связь с пещерой Рождества. В пещере Спаситель родился на падшей земле в самую темную и холодную ночь зимнего солнцестояния, и в пещеру же Он положен мертвый, и воскрес, т.е. как бы заново родился в пору весеннего цветения, когда на Востоке люди празднуют равноденствие или Навруз – Новый свет, Новую Русь. Не случайно, конечно, впоследствии по всему христианскому миру возникло множество пещерных храмов, где совершалась Евхаристия и человек как бы умирал для этого падшего мира, чтобы, приобщившись Тела и Крови Воскресшего Господа, заново родиться в жизнь вечную.
Священник Георгий Калчу (http://www.pravoslavie.ru/62116.html) обращает внимание на символику пещеры, причем, пещеры новой, высеченной для Иосифа Аримафейского, который не пожалел ее для Спасителя.
«Действительно, Спаситель вселился во чреве Пречистой Девы и родился, не нарушив ключей девства; после снятия с Креста Христос был положен в новом гробе, в котором еще никто никогда не был положен (Ин. 19: 41), — символ рождения от Девы. И как Он вошел в утробу Пресвятой Матери Своей, так же вышел и из гроба, не ломая закрывающего его камня <…> Он вышел через камень еще до того, как тот был отвален. Эта символика представляется мне очень важной».
Итак, камень оказывается отвален еще до прихода Мироносиц на место. У синоптиков его отваливает Ангел, причем, у Матфея – весьма эффектно, с землетрясением, громом и молнией – собственно, в качестве «молнии» явился сам Ангел («вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег», 28:3). И это вполне вероятно, так как Ангелы у иудеев не только «отвечали» за природные стихии (см. об этом в «Книге Еноха»), но и сами выступали в роли стихий (например, ветров – «творяй ангелы Твоя духи», Пс. 103).
Обычно Ангелов в христианском искусстве принято изображать в виде прекрасных юношей, с 5-6 вв. – крылатых. Одежды чаще бывают цветными, как бы радужными, но в данном случае – белые, «как снег», или, вернее, «блистающие» (Песнь 4-я, ирмос: «На божественней страже богоглаголивый Аввакум да станет с нами и покажет светоносна ангела, ясно глаголюща: днесь спасение миру…»).
. Таковы же светозарные небесные Вестники не только в «Темной церкви» в Гёреме, но и, например, в церкви Сил Бесплотных (или Таксиархов – буквально, «Начальников над Посланниками», т.е. Архангелов, Кастория, 1359):
. И в монастыре св. Иоанна Лампадиста на Кипре (15 в.):
. И вот – самый знаменитый сербский Белый Ангел (церковь Вознесения, монастырь Милешева, 1 пол. 13 в.):
И еще раз, чуть покрупнее сам Ангел:
Очень наглядно показан испуг Мироносиц – прямо по Марку.
Некоторые бесплотные Ангелы одеты в сапоги вишневого цвета, иногда даже вышитые жемчугом, по придворной константинопольской моде (как известно, сапоги красного цвета имел право носить только Император).
. В церкви Успения на Волотовом поле (Новгород, 15 в.) даже на черно-белой довоенной фотографии виден разительный контраст между вполне осязаемым, воскресшим во плоти Спасителем и эфемерным, полупрозрачным и светящимся Ангелом.
* * *
Воистину, появление небесного Вестника произвело впечатление на стражу. При этом, «устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые» (Мф. 28:4).
Напомним, что по просьбе фарисеев Пилат велел запечатать камень и приставить ко Гробу Христову стражу из римских воинов, которые должны были стеречь Тело,
«чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого» (Мф., 27:62-66).
Когда же стражники, придя в себя, от Гроба бежали, то
Матфей, 28:11-15.
«11… некоторые из стражи, войдя в город, объявили первосвященникам о всем бывшем. И сии, собравшись со старейшинами и сделав совещание, довольно денег дали воинам, и сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали; и, если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим. Они, взяв деньги, поступили, как научены были; и пронеслось слово сие между Иудеями до сего дня».
Обещав воинам замолвить за них словечко перед начальством за (а наказание за сон на посту в римской армии, которая сильна была своей дисциплиной), прекрасно понимая, что они не виноваты и наказывать их не за что, фарисеи практически признали факт Воскресения Христова. Вряд ли они пожалели римских воинов, более того, скорее всего, они были на них очень злы, но им нужно было, чтобы кто-то подтвердил их ложь, которую они не устыдились распустить, о том, что ученики якобы «украли тело». Вот уж у кого страха Божия нет и в помине!
Символическое изображение Воскресения Христова – рельеф на Латеранском саркофаге 350 г.
Здесь, на рельефе мраморного римского саркофага 4 в., еще нет ни схождения Спасителя во ад, ни Жен-мироносиц. Нет даже и самого Гроба. Есть Крест и двое воинов. Из сохранившегося отрывка Евангелия от Петра мы знаем, что воины дежурили по двое, остальные спали. Здесь один воин спит, опершись на щит, а другой задумчиво смотрит куда-то в пустоту.
В канонических Евангелиях о воинах говорит только Матфей, и из его рассказа складывается впечатление, что воины не спали, но от ужаса от увиденного (землетрясение, сам собой отваливающийся огромный камень, явление ангела) упали в обморок («стали, как мертвые» Мф. 28:4). В апокрифическом же Евангелии Петра воины, потрясенные увиденным, наоборот, будят остальных, чтобы лицезреть чудо Воскресения; о космическом явлении Креста в момент Воскресения также говорится только у Петра. Таким образом, можно сделать вывод, что рельеф на саркофаге навеян именно этим, впоследствии утраченным Евангелием, от коего сохранился только небольшой отрывок.
И если в самые первые века христианства вооружение римской стражи ни у кого не вызывало вопросов, то в последующие века стража эта изображалась в некоем подобии современного художнику византийского вооружения.
Печ (Печка Патриаршая, Сербия, Метохия), церковь Богородицы Одигитрии, 1337 г.
Но самая интересная в этом отношении композиция – фреска в церкви св. Николая Прилепского (Македония, роспись 1298 г.), на которой вповалку спят (или пребывают в обморочном состоянии) рыцари католической Европы времен завоевания Константинополя 1204 г., которые разграбили Город и потом правили Империей около шестидесяти лет.
На голове каждого – чисто европейский рыцарский кольчужный капюшон, на который сверху надевался шлем. Примерно вот так, как у св. Георгия на французской напольной мозаике:
Аббатство Божией Матери (Госпожи Нашей) в Ганагобии, Альпы Верхнего Прованса, Франция, 12 век.
Таким образом художник как бы «припечатал» этих «героев» – вот где вам место, иуды, называющие себя христианами, – с врагами Христовыми.
Интересно, что покойный папа Иоанн Павел II, взявшийся вдруг извиняться за крестовые походы, попросил прощения у всех, кому эти самые «крестоносцы» причинило зло, – но ни словом не упомянул ни взятие и разграбление Константинополя, ни принуждение ромеев к переходу в латинство, а при отказе – массовые убийства тысяч мирных жителей – не только священнослужителей, но и многочисленных мирян (новых мучеников, на самом деле), самый настоящий геноцид. Похоже, «схизматики», по мнению этого святоши, заслужили себе такую участь. Но вот они, «крестоносцы» в кольчужных капюшонах, уже много веков спят себе у величайшей христианской святыни – и не стыдятся своего позора. И щиты их с рыцарскими гербами продолжают валяться в беспорядке…
Впрочем, эта фреска – не единственная, где стражники у Гроба Христова одеты в доспехи западно-европейских рыцарей. На фреске в Милешеве, например, они распростерты у ног Белого Ангела. Разница с прилепской композицией только в том, что у этих поверх кольчужных капюшонов надеты шлемы – так и свалились, как были, при полном параде.
Константинопольский погром 1204 года не мог не отозваться болью в славянской православной Сербии, какими бы сложными ни были отношения между соседями. И память о нем до сих пор хранят балканские стенописи.
Есть в Евангелии от Иоанна очень значимая деталь, которая на самом деле является доказательством подлинности его свидетельства: если у синоптиков Жены-мироносицы и два апостола увидели в пустом Гробе только «одни пелены лежащи», то у Иоанна они заметили также и «плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте».
При этом сами пелены могут изображаться в виде подобия кокона, из которого должна вылететь бабочка, – очень символическая деталь, как в Преображенском соборе Мирожского монастыря, 12 в.,
(а также в церкви свт. Николая в Прилепе и Одигитрии в Пече), или изображаться условно (спираль в Каранлик килисе).
или даже в форме рыбки (IXTYΣ), как в соборе Рождества Богородицы Снетогорского монастыря под Псковом (1313).
Совершенно уникальная иконография. Здесь еще и Гроб представлен в виде кивория – символического обозначения Кувуклия в константиновой ротонде, а также прямая отсылка на сооружение в алтаре православного храма.
Но в 14 в. лежащие пелены уже четко имеют контуры покинувшего их Тела. Покинувшего, не развернув и никак не потревожив.
Македония, Марков монастырь, церковь св. Димитрия, 1380.
Сербия, Каленич, церковь Введения Богородицы во Храм, 1413. Апостолы у пустого гроба.
Церковь Успения в Грачанице, Сербия. Иоанн и Петр у Гроба.
При этом пелены лежат внутри саркофага совершенно римского типа, иногда даже украшенного резьбой (Грачаница) или с мраморными узорами.
Феофан Критский церковь свт. Николая, Афонский монастырь Ставроникита, 16 в.
Здесь хорошо показан запечатанный, а потом открытый гроб, на крышке которого сидит Ангел.
Сам же саркофаг может быть как в пещере (Каленич), так и вне ее (Марков монастырь) и даже в некоем условном пространстве (Грачаница).
Христос в Своем новом, воскресшем теле спокойно проходит не только сквозь камень, но и сквозь погребальные пелены, не потревожив их, но лишь оставив на плащанице отпечаток избитого и окровавленного тела, получившийся от вспышки света в момент Воскресения (как отпечаток утюга на ткани, если оставить его чуть дольше, чем следует). И поскольку это был не просто огонь, но пламя Божественных энергий, то и отпечаток получился очень тонкий, желтенький, не повредивший самой ткани (53).
Единственная и подлинная икона Спаса Нерукотворного.
Так же точно Христос проходит в Сионскую горницу, где собрались апостолы, плотно затворившие дверь «страха ради иудейска». Но об этом – в третьей части.
Пока вернемся к самой Плащанице, изображенной на византийских иконах внутри Гроба.
И всегда – за редким исключением (Милешева) – отдельно от погребальных пелен лежит головной плат.
Почему?
На протяжении веков византийские художники отображали отмеченную у евангелиста Иоанна деталь, хотя подробности иудейского обычая погребения уже давно забылись. На самом деле следовало писать пелены с головой, а плат – отдельно.
Дело в том, что у иудеев принято было закрывать лицо, как только человек умер. Так и было сделано с умершим на Кресте Спасителем. Кто-то из снимавших Его с Креста (вероятно, Иосиф или Никодим) тут же накрыл Его главу белым чистым полотном – таким же точно, как Плащаница. Поскольку Христос перед казнью был жестоко бит, на плате остались пятна от Его крови и пота. Точно по форме черт лица, отпечатавшихся на Плащанице в момент Воскресения. Самое удивительное чудо – что в течение двух тысячелетий сохранилась не только Плащаница, вывезенная (украденная) крестоносцами из Фаросской церкви Константинополя, где хранилось множество величайших христианских святынь, но и этот головной плат или судáрь, который при погребении был снят и положен рядом с телом - плат этот до сих пор хранится в Испании, в соборе города Овьедо (55).
Потом плат с лица сняли. Само же тело было покрыто сначала плащаницей сверху и снизу, затем обвито пеленами-бинтами и положено в гробнице-пещере (которую Иосиф Аримафейский устроил для себя, но уступил Учителю) на лавицу – каменный уступ внутри пещеры, размер которой оказался – промыслительно! – точно по росту земного тела Христа (1 м 75 см).
Зачем же положили сударь рядом с телом Покойного? Здесь надо принять во внимание отношение иудеев к крови. Они считают (и до сих пор), что в крови – душа человека. И все даже малые капли вытекшей из тела крови надо похоронить вместе с телом. Потому и собрал праведный Иосиф вытекшую из раны от копья кровь в особый сосуд (он же Грааль). Может быть, и положил его по обычаю в Гроб, но потом взял обратно и хранил, как величайшую святыню.
(Отмечу в скобках интересный момент. Помню, как несколько лет назад по телевидению показывали место теракта в одном из городов Израиля: полицейские собирали по асфальту, прямо-таки отскребали даже самые малые фрагменты разорванных бомбой террориста тел израильтян и снимали пятна крови вместе с асфальтом. Комментатор объяснил, зачем и почему).
И еще одна значимая деталь в рассказах евангелистов, которая неизбежно вызывает недоумение, если представлять себе (хотя бы по фотографиям), как выглядит Гроб Господень, т.е. Кувуклий в иерусалимском храме Воскресения, внутри.
Лавица, на которой лежало тело Христа, внутри Кувуклия.
Лк. 24:12.
«Но Петр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие…»
Ин. 20:4-5.
«Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб».
Как они наклонились, заглядывая в гроб-саркофаг, очень наглядно показано на фресках Грачаницы и Каленича. Но если Гроб был, собственно, не гробом, а гробницей, склепом в пещере, а Тело было положено на уступ-лавицу, высеченную в монолитном камне выше уровня пола, то почему им пришлось наклоняться?
Честно говоря, я давно ломала голову над этим вопросом. Пока мне не попалась фотография другой гробницы в пещере, а именно – гробницы Лазаря в Вифании.
Гробница Лазаря внутри.
Как видим, пещера довольно глубокая, две лестницы с поворотом ведут вниз. Далее площадка с отверстием в полу. Вот там, возможно, и лежало тело Лазаря. И, возможно, гробница была предназначена не для одного Лазаря, а для всей семьи.
Напомню, кстати, что у иудеев было принято через некоторое время складывать оставшиеся кости в специальный каменный ящик-оссуарий, а место на лавице занимал следующий умерший родственник. Интересно, что был найден такой оссуарий, принадлежавший известному Каиафе и украшенный солярными узорами. И совсем простой, без украшений, но зато с надписью: «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса»; некоторые ученые признали его поддельным – но не все.
Оссуарий, где когда-то хранились кости Иакова, брата Господня по плоти и первого христианского епископа Иерусалима, сброшенного Иудеями с крыши храма.
Возвращаясь ко Гробу Христову и его нынешнему состоянию, придется признать, что и он, вероятно, был заглублен и имел ступени вниз. Поэтому и пришлось пришедшим к нему апостолам и Марии Магдалине наклоняться, чтобы увидеть: тела нет, а пелены лежат пустые. Причем, в качестве «светильников» выступали ангелы. Однако, очевидно, пещера Иосифа была не так глубока, как гробница Лазаря, и ступени – прямые, без поворота, иначе пришлось бы не наклоняться, а спускаться, чтобы хоть что-то увидеть, причем, все-таки со светильниками. Но об этом в рассказах евангелистов ничего нет, а есть только глагол «наклонились». Следовательно, константиновы мастера, обтесали скалу до входа в самый склеп с лавицей, чтобы уместить останец ее под навес, над которым возвели собственно храм-мартирий.
Это, конечно, только мои догадки. Но как объяснить иначе, я не знаю. И, кажется, никто об этом не писал.
Византийских икон с Женами-мироносицами сохранилось великое множество. И это естественно, т.к. ромеи уделяли теме Воскресения Христова повышенное внимание. Среди них – множество поистине прекрасных и глубоко духовных произведений искусства. Показать их здесь все просто невозможно.
Часть из них я выложу позднее, когда закончу рассказ о явлениях Христа после Воскресения, т.к. их следует рассматривать в комплексе с другими расположенными рядом изображениями и составляющими целостные композиции.
А пока – прекрасные русские иконы.
Троицкий собор Троице-Сергиевой Лавры. Праздничный чин.
Новгородская икона ок. 1475 г.
Интересно, что Жен-мироносиц здесь семеро.
А Воскресший Христос покидает место Своего телесного погребения, никем не замеченный…
Но скоро, скоро Он явится и верным Своим служительницам, и земной Своей Матери, «и Своим апостолам, мир даруя, всем подаяй воскресение». И еще многим и многим, удостоверяя подлинность Своего телесного Воскресения, и будет ходить по земле еще сорок дней, пока не вознесется на небеса к Своему Отцу, прокладывая и нам путь в райские обители.