Третий Рим и "культ победы"

Сегодня уже открыто говорят о складывающейся в России «гражданской религии» – «культе Победы», объединяя его с долго чаемой «новой национальной идеологией». При этом для одних – «новых государственников» и отчасти коммунистов, включающих его в более широко понимаемый контекст «советского», «СССР-2» и т. д., – его появление едва ли не спасительно, а у других, прежде всего либералов и «уменьшительных националистов», вплоть до «регионалистов» (или сепаратистов, как угодно), он вызывает, мягко говоря, сложную бурю эмоций.

Симпатии к нашему военно-политическому противнику в прошедшей мировой войне объединяют сегодня самых разных лиц – от либералов до «русских нацистов», от еврейских олигархов до почти безумных «антисемитов». К сожалению, к этому примкнула и некоторая часть так называемого «белого спектра», на наш взгляд, лишь отталкивая Русский народ от «белого дела», симпатии к которому в начале 90-х были куда выше. При этом надо отметить, что речь идет не о «фашизме и антифашизме», о национал-социалистической идеологии (что есть отдельная тема), а именно о военных действиях Германии в сороковые годы прошлого века.

Но «культ Победы», очевидно, есть, и некоторые считают, что он заменил (причем уже в советское время) «культ революции». Другие же, наоборот, полагают, что, укрепляя его, мы как бы увековечиваем все «советское наследие», что он делает неотменяемым и «культ Октября». В данном случае речь не об оценках: пускай каждый остается при своих. Важна суть. И начать надо с понятия «гражданская религия». Что угодно, но не это... В буквальном смысле «гражданин» – это «буржуа», «бюргер», в конце концов, просто горожанин. Строго говоря, крестьянин или военный не гражданин. Русский человек вообще не «гражданин». «Господин», «товарищ», «сударь» – кто угодно, даже «милейший» и «любЭзнейший». Но не «гражданин». А «гражданин» – это «гражданин начальник» и «гражданин следователь».
                             

 «…В нас нет
 Достоинства простого гражданина,


Но каждый, кто перекипел в котле


Российской государственности, – рядом


С любым из европейцев – человек», – писал М.Волошин.

Из этого и надо исходить. Ни «гражданское общество», ни тем более «гражданская религия» «не отсюда», «не наше». Но что же тогда? И как соотносится или может соотноситься с Православной верой?

На самом деле Третий Рим, именованный так в XVI–XVII веках (от митрополита Зосимы до священноинока Филофея Псковского) только и исключительно в связи с наследием Нового (Второго) Рима – христианской «Империи Ромеев» (Византией), после падения Российской Империи и «атеистического» СССР неожиданно легитимирует наследие Старого (Первого) Рима, причем дохристианского и отчасти раннехристианского, и происходит это явным образом «стихийно».
Как известно, в Старом Риме существовали параллельные религиозные (то есть связанные с потусторонним миром) культы, одновременную защиту которых осуществлял Император как Pontifex Maximus – Верховный Страж Мостов. Поклонение «гению Императора», то есть «духу-хранителю», осуществлялось через каждение перед его статуей. Заметим, каждением, а не - как иногда принято считать - жертвоприношением (тем более человеческим), и не самому Императору, а лишь его «гению». От первоначальных форм действительно онтологического «язычества», то есть от человеческих жертвоприношений, это уже очень далеко. Строго говоря, это уже совсем другое, отличающееся от того, что совершало древнейшее жречество и цари (последние не всегда).

Именно с таким, уже фактически «утратившим соль», культом и был связан собственно культ Победы. Алтарь Победы, находившийся в здании Сената (Курии), включал в себя золотую статую богини Виктории, крылатую и держащую в руке лавровый венок победителя. Он был установлен Октавианом в 29 году до Рождества Христова. Алтарь был вынесен из Курии императором Констанцием II в 357 году, возвращен обратно Юлианом Отступником и вновь вынесен Грацианом в 382 году. Это сопровождалось радикальными переменами. В 381 году император Феодосий I Великий (тогда соправитель) издал закон, лишавший отступников от Христианства всех гражданских прав. В 382 году Грациан сложил с себя титул Верховного Понтифика. После смерти Грациана префект Рима Квинт Аврелий Симмах неоднократно просил Валентиниана II восстановить алтарь. Его просьбы сталкивались с сильным противодействием святого Амвросия Медиоланского, а Симмах заявил, что разрушение Алтаря Победы - ничем не оправданное варварство. Этот алтарь «служит гарантией общего согласия и верности каждого», это страж римской славы и римской морали. Все просьбы восстановить алтарь отклонялись и в дальнейшем, однако он все же был восстановлен узурпатором Евгением во время его короткого правления в 392–394, а затем уже навсегда вынесен из здания Сената. Дальнейшая судьба алтаря неизвестна.

Речь шла скорее о символических церемониях, а не о культе. По крайней мере у нас нет никаких сведений о реальных «умерщвлениях и воскресениях» как в нем, так и в других древнеримских культах в эти времена. Если бы они были, что-то наверняка сохранилось бы. Софисты и Сократ уже давно сделали свое дело. Хотя в рамках тайных мистерий, видимо, все сохранялось.

На самом деле в СССР было примерно то же самое. При этом важна ведь сама природа культа, а не то, как ее объясняют участники. Если в советский период в самом СССР Победу в Великой Отечественной войне 1945 года объясняли несокрушимостью коммунистической идеологии и «патриотизмом советского народа» (в лучшем случае, вслед за Сталиным, Русского народа), то по мере отказа от «советского», и особенно после распада СССР, началось восстановление памяти о духовной стороне Победы, восстановление Сталиным позиций Русской Церкви и соединение молитвенного подвига верующих и военного подвига. Это сохраняется, и это правильно. Более того, для многих Православных именно позиция Церкви отчасти легитимировала и до сих пор легитимирует Советскую власть, способствуя – тоже довольно парадоксально – «блоку коммунистов и беспартийных» (хотя сегодня те и другие в каком-то смысле «поменялись местами»: коммунистов меньшинство, и они не у власти).

Но надо говорить откровенно. Сам лично безусловно разделяя именно православное отношение к Великой Победе, не могу не видеть, что его разделяют далеко не все, и речь не о «креативном классе» и заведомой оппозиции, но как раз о «моральном большинстве», «советском большинстве», сохраняющем в целом «советское» мировоззрение. Для многих любой пересмотр советского взгляда кажется предательством. Таковых очень много, и они, конечно, по-своему, но правы. За годы беспредела либералы умудрились дискредитировать все «не советское». Да, на этом спекулируют те, для кого «бренд СССР» превращается в политический бизнес (новое, но очень характерное явление). Есть те, кто не может «вместить» в Христианстве трагических антиномий, связанных с Ветхим Заветом, и потому тяготеет к «новоязычеству». Есть не готовые принять аскетические установки Церкви и потому остро замечающие, когда их не соблюдают сами православные, особенно священно- и церковнослужители. Есть просто неверующие (хотя это иллюзия). Но факт остается. При этом «аморальное меньшинство» более всего стремится столкнуть «моральное большинство» с Церковью. Последняя серьезная попытка была предпринята при Хрущеве и, если бы он остался у власти, скорее всего оказалась бы удачной. Хрущев, в отличие от «интеллигентов-атеистов» 20-х, делал ставку на «простой народ». Здесь – никаких иллюзий.

В целом же ситуация с «культом Победы» сегодня во многом напоминает период между правлениями св. Константина Великого (306–337) и св. Феодосия Великого (379–384 (как соправитель Грациана) –395) – так или иначе последнего Правителя единой Империи. Он же первым из всех Римских Императоров не был в годы своего правления Верховным Понтификом, и при нем же Империя распалась. И мы, не ставя под сомнение святость (каковая вообще не измеряется политической позицией, а измеряется духовным подвигом и благодатными дарами) св. Амвросия, задаем вопрос: а не прав ли политически и даже исторически был Симмах? Впрочем, было так, как было, и Новый (Второй) Рим, построенный исключительно на строгом Христианстве, простоял более тысячи лет, то есть ровно столько, сколько, согласно теории исторических циклов, «положено» простоять полноценной Империи. Без культа Победы.

В известной статье «Империя и пустыня» протоиерей Георгий Флоровский, с позиции «человека Церкви», Экклесии, но не Империи, писал: «Монашество изначально мыслилось не как путь для немногих, а, скорее, как последовательное исполнение всеобщих, обязательных христианских обетов. Среди всех исторических компромиссов это был мощный вызов и напоминание. Но возник худший компромисс, когда монашество переистолковали как исключительный путь. Не только Христианское Общество раскололось на «религиозную» и «светскую» половины – раскололся надвое сам христианский идеал, который поляризовало коварное различие между «существенным» и «второстепенным», «обязательным» и «необязательным», между «правилом» и «советом». Ведь в действительности все христианские «правила» суть свободно принимаемые советы, а все «советы» требуют обязательного исполнения. Дух компромисса вкрадывается в христианскую действительность, когда официально разрешается и даже поощряется «хорошее» вместо «лучшего». Этот компромисс может быть практически неизбежным, но его нужно честно признать за компромисс».

Флоровский, чей путь очень характерен, начинал свое научно-литературное творчество как русский православный патриот и участник евразийского движения, завершил свою жизнь убежденным экуменистом и ревнителем политики США. Гносеологическую связь между «Империей и пустыней» и этой позицией проследить легко. Флоровский был сторонником «рафинированного христианства» и «брезговал» Империей. В целом это «иудео-», а не «эллинохристианская» позиция, хотя отец Георгий был этнически русским.

Перед нами позиция «разрушительной правоты». Правоту о. Георгия невозможно не признать. Империя была компромиссом, прежде всего в таком важнейшем вопросе, как брак, аскетизм и семейная жизнь. Есть много исторических свидетельств того, что гонения на христиан были связаны не с отказом от «каждения» Императору, а с отказом (особенно женщин-христианок) от сексуальной жизни, в том числе в браке, что вызывало безумное раздражение у римской толпы. Да, когда Империя этого не приняла, и в значительной степени даже епископы согласились с имперским императивом телесного брака, «ради мира», «соль стала терять силу». Но ведь верно и обратное полное воцерковление, «аскетизация» Империи. Полное превращение ее в Церковь со всеми вытекающими отсюда последствиями означало бы ея самоуничтожение. Правота о. Георгия Флоровского оказывается мертвой, даже умерщвляющей. Нужен был не только «компромисс», но и «оправдание компромисса». Как и в СССР было нужным «сусловское» «оправдание компромисса» между «революционным» и «реальным» социализмом, но, кроме самого Суслова, мало кто понимал эту «охранительную диалектику». Сейчас это уже не имеет значения: СССР нет, «марксизм-ленинизм» мертв. А вот сочетание «христианского» и «не совсем христианского» в современном русском обществе крайне важно.

По сути, речь идет о соотношении между «Римом» и «Иеросалимом».

Были попытки устроения Нового Иеросалима внутри Москвы – Опричный дворец Царя Иоанна Васильевича Грозного. В него ударила молния, пострадавших не было. Государь понял (он вообще все всегда понимал) – строительство прекратилось. Борис Годунов хотел перестроить по образу Иеросалима Кремль с окрестностями – судьба Москвы в Смутное время известна. Патриарх Никон строил рядом с Москвой, но не в Москве. Ситуация, осложненная губительной реформой и «книжной справой», остается открытой, но монастырь так или иначе стоит.

В «светско-советском», «сниженном» контексте мы можем свести проблему к понятиям с одной стороны компромисса, с другой – утопии. В советские годы – совсем незадолго до конца СССР – такой же (хотя и выраженный иным языком) утопизм отзовется в призывах «сделать Москву образцовым коммунистическим городом» (парадоксально, по Флоровскому).

Вернемся непосредственно к культу. С Православным, литургическим все ясно. «Культ Победы», как на самом деле и в Риме, есть культ без реальных культовых действий. Причем, если в Риме еще были их остатки (каждение как образ сожжения жертв), то у нас нет и этого. «Культ Победы» стерилен. Да, «культ Победы» – своеобразная религия (связь людей в этом мире и с тем) «советско-народного» «морального большинства», продолжающего, вопреки «креативно-аморальному меньшинству», оставаться именно советским (без оценок). Но, в отличие от староримского Христианства и староримского «язычества», Православие и «культ Победы» в нынешний переходный период «Новой России» не противоречат друг другу, как это происходит – по крайней мере, сегодня – между Православием и, например, «новоязычеством». Последнее прямо претендует на то, чтобы со временем заменить Православие в жизни Русских людей. Более того, оно готово стать альтернативой также и либертарному постхристианству Европы. «Культ Победы» ни на что подобное не претендует. Это во многом стихийное оформление «народного чувства», не совпадающего полностью с сознанием Церкви, но и не противоречащее ему.

«Культ Победы», выраставший постепенно в СССР не без поддержки влиятельных военных кругов, никогда не был ни антиправославным («научно-атеистическим»), ни тем более связанным с каким-либо «каждением идолам». Можно говорить об антиправославии советских праздников 7 ноября, 1 мая («Вальпургиева ночь»), 8 марта. Но не 9 мая (хотя сама война закончилась 6-го числа, на память св. Георгия Победоносца). И церковные панихиды в День Победы не противостояли государственному, чисто имперскому поминанию, не затрагивая коммунизм или марксизм. Равно как и нахождению в одной «зоне года» с Радоницей и Троицкой субботой. Чем дальше – и особенно теперь – тем это очевиднее. Да, Новый Иеросалим в границах Третьего Рима. Не раздельно, но и не слиянно. Кстати, именно так, как выстраивал свой подмосковный проект Патриарх Никон.

При этом на сокрытые вопрошания мы получили прямой ответ. В День Победы прошлого года нам было прямо показано, как должно быть. Говорим о появлении – явлении, на самом деле – Бессмертного полка. 

Пришли мертвые. Сами. Прямо и непосредственно.

Пришли после того, как были отслужены панихиды и литии. То есть пришли, отстояв все молитвенные последования – там, у себя или здесь, незримо. К каждому из нас – к тебе, ко мне, к нему, к ней. На улицы наших городов. К тем, кто считает, что верит в Бога, и к тем, кто считает, что в Него не верит. Именно так, потому, что те, кто считает, что в Бога не верят, верят – как это как раз было в советские годы – в Бога, Имя коему – «Бога нет».

На самом деле советский – именно советский, то есть, в конечном счете Русский – атеизм был апофатическим богословием Святой Руси. Советское апофатическое житие – это «Как закалялась сталь», советское апофатическое богословие – «Земля» Довженко – «наша черная земля», на которой пляшут.

Но возврата к такому атеизму нет. Скорее всего, это была единственная в своем роде эпифания. Сегодняшний атеизм, даже у Невзорова, хотя Александр Глебович – русский человек, а следовательно, хочет он этого или не хочет, – «герой Достоевского», что прекрасно видно «без рентгена», не повторяет атеизма советского, но на всех парах несется к западному, либертарно-правовому. А именно там – «смерть вторая», а не у Павки Корчагина.

Русские мертвые идут в гости к Русским живым – всем, «воцерковленным» и «невоцерковленным», праведным и грешным! – на День Русской Победы.

Отсюда следуют политико-исторические выводы.
Праздник Победы – это праздник Победы, точнее, Побед, прошлых и будущих, всего Русско-Славянского мира по всей Евразии над Объединенной Европой – от узурпаторской Империи Каролингов до (неизбежно) Евросоюза. Да, исторически образ Победы как таковой был явлен в Победе над Гитлером. Но если серьезно, то никакого отношения к борьбе двух «идеологий модерна» – фашизма и коммунизма – эта Победа не имеет. Точнее, за той и другой стояла совершенно иная реальность, и сегодня она все более обнажает себя. Кто говорит о фашизме и коммунизме – или обманывается, или обманывает, хорошо, если бессознательно.

Соотношение Православия и Культа Победы обозначает истинное положение – уже даже и сейчас – Главы Государства, Верховного Правителя – а в пределе, и(ли) идеале, – Царя, Императора. Участвуя в прошлом году в марше «Бессмертного полка», в котором шли живые и мертвые Православные, мусульмане, буддисты, «новоязычники» и все остальные, включая, конечно, атеистов (каких сейчас не обсуждаем), более того, возглавив его, он, по сути, явил себя как Верховный Понтифик Старого Рима, поскольку так или иначе «Бессмертный полк», включающий «наших мертвецов», по сути, религиозен. Хотя и совсем не так, как старые римские культы (возможно, как раз кроме того же культа Победы). Но при этом он ничем и ни в чем не отрекся от Православия.

Путин поступил правильно. Когда ему предложили прямо отпраздновать День Победы как Православный праздник, он сказал: «Не надо», но при этом сразу же о себе добавил, что сам он Православный. Тем самым он обозначил пространство. А также, остановив затем все разговоры на эти темы, сказал молчанием, что не следует торопиться: он не Царь, царя нет еще. При Царе все будет иначе. А «Путин» – от слова путь.

Но даже и при Царе современная симфония Церкви и Государства не может решительно не отличаться от старой, как Ромейской, так и Российской. Возврата к государственному «механизму веры» быть не может. Запрет хулы и антихристианской пропаганды – да. «Справки об исповеди» – нет. Вера утверждается Царем и через Царя. Народ укрепляется в вере воззрением на Царя, Царицу и их детей. Но пока что и об этом говорить рано. Пока еще этого нет.

Тем не менее участие Главы Государства в марше «Бессмертного полка» и, по сути, возглавление его – в чине полковника! – есть первый шаг к возвращению легитимности власти как таковой в России – точнее, пока что только лишь ея принципа – после проклятых февраля и марта 1917.
Речь идет о первых шагах по восстановлению многосторонне легитимной государственности. О ея прорастании. И о соработничестве, синергии.