Соцопросы, парадигмы социологии и русский гендер

Интернет-россияне и теле-россияне

Специфика проведения этого исследования характерна для описания мнения «сетевого человека», «интернет-россиянина». Много таких? Очень. С социологической точки зрения россиян можно разделить на две категории: «теле-россияне» и «интернет-россияне». Они существенно отличаются друг от друга в позициях. Сегодня значительное число людей, особенно молодое поколение, не смотрят телевидение вообще, наверное, многие даже не знают, что это такое. Телевидение – стало довольно ограниченной нишей доставки информации. Нельзя сказать, что смотрящие телевидение – это россияне как таковые, но нельзя сказать, что интернет-россияне – это все россияне. И те, и те есть, мнение обоих групп важно. Наверное есть и смешанная категория -- теле-интернет-россияне, которые знают, что такое телевизор, время от времени смотрят его, но преимущественно получают информацию из соцсетей.

В любом случае интернет-россияне стали вполне репрезентативной средой. Их мнение в какой-то мере отражает настроения всего общества. В какой точно? Общество столь сложно, что любая статистика может оказаться обманчивой. В какой-то мере интернет-россияне могут быть референтной группой.  

Что мы видим в исследовании с этой поправкой? Во-первых, среди интернет-россиян налицо солидное присутствие патриотов (как убежденных так и ситуативных),  которых намного больше 50%. Больше 50% интернет-россиян активно и полностью поддерживают Специальную Военную Операцию, что явствует из всех данных соцопроса. Если брать в растет только теле-россиян, то эта цифра будет существенно большей – явно больше 70% и около 80%. Но мнение интернет-россиянина не равно мнению теле-россиянина. Те, кто активно используют соцсети, они делают выбор более решительно, опираясь на свою собственную среду, на свое собственное мнение, на свой анализ. И вот первый вывод: наша интернет-территория сегодня в значительной степени патриотична. 

Второй момент. Недовольство ведением СВО с поправкой на то, что мы говорим об интернет-россиянах, все же довольно значительно. Совершенно обоснованно замечание Константина Валерьевича Малофеева о недоработках в наших средствах массовой информации, в деятельности нашего правительства. Антирейтинг довольно велик. Среди теле-россиян этот антирейтинг ниже. Существенно. Он устойчиво колеблется вокруг 31%, -- 32%. К этой группе надо внимательнее присмотреться, уделить ей внимание. Ведь 30% интернет-россиян представляют собой, как минимум, жертв вражеской пропаганды, а то и – в крайних случаях -- потенциальных террористов. Из этих 30% и будут вербовать западные спецслужбы, своих агентов, в том числе и участников террористических групп. Враги легко способны проделать такой анализ – выявить, кто не поддерживает СВО, и, работать с этими людьми. Соответственно, это сигнал и я бы к нему отнесся самым серьезным образом. 

И, может быть, именно проведение такого опроса в интернете обостряет ту проблему, которая теряется, когда мы добавляем в число респондентов теле-россиян. Разница между интернет- россиянином и теле-россиянином, что теле-россиянин связан с источником информации вертикально и однонаправленно  --  ты получаешь и молчишь. Разве что  можно поругаться в телевизор. А интернет-россиянин – может ответить в сети: мне не нравится СВО. И придать своему посланию активный характер. Высказывание на высказывание. Горизонтальная модель и наличие обратной связи. 

Соответственно, из числа более активных россиян -- интернет-россиян -- 30% имеют какие-то возражения к СВО. Я считаю, что это огромная опасность. Огромная опасность, на сегодня, и еще бóльшая опасность на завтра. Я бы вот здесь на основании именно такого исследования в интернет-среде забил тревогу. И подумал, что с ними делать. Видимо, увеличением количества часов патриотических программ на телевидении мы эту аудиторию не затронем вообще. Нужны новые стратегии. Нужен качественный подход, а не количественный. Надо пересматривать наши собственные сетевые модели. 

Правда среди интернет-россиян мы имеем уверенные 50% твердых сторонников СВО. Но снова -- это, в значительной степени, не следствие работы нашей власти и прямолинейной пропаганды, а результат мобилизации военкоров, патриотов, причем людей разных возрастов. И это как раз власти не могут приписать себе – «вот, смотрите, как у нас всё хорошо». Это хорошо, как раз потому что народ такой у нас чуткий, глубокий, справедливый и нравственный, а также политически алертный. Люди у нас хорошие. А отнюдь не пропаганда. В сетях, я думаю, собственно, результаты работы государства, незначительны. Важно, что народ сам поддерживает СВО, это очень показательный результат. 

Теперь что касается довольно высокого антирейтинга Сергея Шойгу. Константин Валерьевич Малофеев обратил на это внимание. Это бросается в глаза, на самом деле. Я думаю, что здесь эффект в основном состоит в том, что есть устойчивые противники СВО и это все те же 30%, которые мы встречаем везде. Эти интернет-россияне будут выступать за всё, что угодно,  но только не за победу России, только не за СВО, только не за наше государство, только не за наши успехи. Но тут к ним добавляется другая категория -- патриоты, которые считают, что уровень проведения нашей Специальной Военной Операции слишком эффективный, не активный, что у армии недостаточно успехов. Сложив эти два момента, мы получаем высокий антирейтинг Шоугу. Здесь к 30% присоединились еще и другие. То есть, те, кто критически высказывается в адрес Шойгу, это все вместе и те, кто против СВО в целом, и еще значительная часть активных и убежденных патриотов, которым представляется, что результаты армии недостаточны. Я  бы предложил такую интерпретацию, потому что тут цифры несколько отличатся об общей тенденции. Иначе такой антирейтинг не получить. 

Нонлиберальный ангажемент социологии

Теперь я хотел бы несколько слов сказать о планах нашего института, в том числе в области социологии. Проведение соцопросов – это очень важная, но все же чисто техническая сторона социологии. Я очень рад, что сегодня в нашем заседании принимает участие Владимир Иванович Добреньков, основатель нашей российской социологической науки.  После плеяды наших великих социологов первой половины ХХ века, таких как Питирим Сорокин, становление социологической науки в СССР связано с именем Добренькова. Я убежден, что нам надо ставить острые и принципиальные вопросы, относительно социологии как науки вообще. 

Первое, что, на мой взгляд, необходимо изменить  -- это баланс, сложившийся сегодня в самих парадигмах российской социологии. Нам необходим переход от либерального (индивидуалистического) подхода к нонлиберальному, социальному. Можно сказать, что требуется переход от доминации «понимающей социологии» Вебера  выбора к функционализму Дюркгейма и его школы (в том числе антропологической – Мосс, К.Леви-Стросс и т.д.). За основу следует принять положение, что социум и коллективное сознание и есть высшая инстанция, предопределяющая содержание отдельного индивидуума, предшествующая ему. 

Когда мы руководствовались либеральным подходом, мы спрашивали: что вы думаете, гражданин? Но перед этим гражданину определенные сугубо социальные (то есть надиндивидуальные) инстанции тщательно промывали мозги, и продолжают промывать даже в тот момент, когда к нему обращаются. Если же ответ гражданина в чем-то расходится с установками самих либералов, немедленно делается вывод, что данный гражданин идиот, недоразвитый и является жертвой мракобесных мифов. А если его ответ совпадает с мнением либералов, то есть если опрашиваемый более или менее правильно повторяет, что либералы ему только что внушили, они радостно заключают: вот, смотрите, его мнение есть признак его свободы и самостоятельности. Вот с такими фикциями имеет дело либеральное направление в социологии, которое представляет собой не что иное, как агрессивную тоталитарную идеологическую пропаганду. Вот с этим надо в науке заканчивать, это не социология. По крайне мере, надо перестать лгать самим себе и рассматривать самосбывающееся пророчество как ценный результат эмпирически исследований.

Конечно, надо признать, что социология – ангажированная дисциплина. Пьер Бурдьё это детально и убедительно обосновал. Социолог всегда ангажирован. Мнение, что социолог может быть свободен от общества, глубоко непрофессионально и свидетельствует о нулевой апперцепции. Это профессиональная дисквалификация. У каждого социолога должна быть своя мировоззренческая социальная позиция, своя ситуация. Социология всегда ангажирована. Но! Она либо ангажирована либерально, либо она ангажирована нонлиберально. Либералы, как истовые расисты с нулевой толерантностью к мнению оппонента, отрицают нонлиберализм как таковой. Это, мол, «враги открытого общества», а врагов убивают. Не всегда либералы были столь резки, но сегодня это именно так. Либерализм идеология экстремистская, и к такому экстремизму катится любая научная дисциплина, которая строится на либеральной парадигме. 

Поэтому – хотя бы для того, чтобы уравновесить это либеральный экстремизм, граничащий с интеллектуальным (да и практическим) терроризмом -- нам нужен нонлиберальный ангажемент социологов. 

Прежде чем вещать от имени социологии как таковой, каждый социолог призван вначале обозначить свою парадигмальную платформу. Например, кто-то говорит: я – либерал. Да это пожалуйста, это, вот твоя позиция. Значит, ты собираешься нам поведать о результатах твоего либерально ангажированного исследования. В нем все будет пристрастно, зависимо от стартовых идеологических условий – не только интерпретация данных, но и составление опросов, методы проведения и т.д.

Но в эпоху СВО для независимой российской цивилизации, о которой говорит наш Президент, нужна другая социология. Нам нужна русская ангажированная социология, развертывающаяся вокруг базового тезиса о самобытности российского общества, культурного кода. Нам нужна парадигма социологии русского общества.  

При этом для построения такой социологии русского общества совершенно не обязательно брать только нашу российскую отечественную. Школу – от Питирима Сорокина до Вадимира Добренькова. Можно обратиться к огромному пласту мировой социологии, которая, однако, не разделяет либеральное представление о том, что индивидуум формирует общество и, напротив, настаивает на том, что общество формирует индивидуума. Вот критерий. А ему соответствует и Дюркгейем, и Зомбарт, и Шелер, и социальная антропология в том числе американская школа Франца Боаса) и много чего еще. Главное не в том, как кто относится к Путину, к православной Церкви или к Специальной Военной Операции. Главное в парадигме: признаем ли мы что именно общество формирует содержание индивидуума, а не наоборот. И тогда мы вынуждены изучать само общество, как нечто цельное, холистское (Л.Дюмон), а это требует глубокого внимание к его культурным кодам, к его идентичности, к его истории. И в свою очередь такое пристальное внимание и делает социологию русской.

Сейчас в российской социологии все наоборот.  Думаю, 80%  -- 90% наших социологов под влиянием современной западной парадигмы исходит из того, что индивидуум первичен и, изменив его, можно изменить общество в целом. Либеральная идеология утверждает, что индивидуум может делать с обществом всё что угодно, раскладывать его на элементы, и заново создавать. Это подход как минимум спорный даже с теоретической точки зрения: а разве само понятие «индивидуума» не является социологическим концептом, внедряемым сверху – со стороны центров эпистемологической власти (М.Фуко)? Но сегодня такой подход просто враждебный. Он способствует активному разложению общественного целого, атомизирует народ. 

Это означает, что назрели колоссальные парадигмальные изменения в структурах социологической науки, в социологическом образовании. И это, конечно, скажется и на конкретных социологических исследованиях. Мы должны изучать общество, а не людей. Общество – это не совокупность отдельных граждан. Аристотель говорил, целое – это не совокупность частей. Сложив все вместе части живого существа, мы никогда не получим его самого. Потому что живое существо надо изучать как нечто цельное. Именно холистский подход в социологии должен стать у нас доминирующим.

Да, могут быть диссиденты. Да, могут быть инакомыслящие. Им отводится 15% -- 20% в научных средах. Они должны иметь право спокойно выйти и провозгласить: мы – либералы и в сами в корне не согласны, мы считаем, что индивидуум прежде всего. Русские социологи выслушают это спокойно, примут к сведению, и продолжат развивать свою собственную социологией. 

Иными словами, нам нужно фундаментальное изменение пропорций в социологической науке, в ее теории и на практике. 

Социология как конструирование

Очень важно напомнить то, что ясно и убедительно показал Пьер Бурдьё. Социология – ив теории и в методах – это активная позиция. Она не отражает существующее общество, она его конструирует. И соцопрос – это как раз один из методов такого активного конструирования, по сути,  пропаганды. 

Вот взять наш соцопрос. Мы можем включить в него отношение респондентов к ЧВК «Вагнер» и Евгению Пригожину или не включить. Если мы его не включаем – мы получаем одну картину. Если включаем -- совсем другую картину. И, вот, в зависимости от того, как мы формулируем вопросы, мы уже программируем ответы. Выбор между Суровикиным и Герасимовым – одно. Добавив Пригожина, все меняется. Так и выбор между Медведевым или Кириенко, -- это один соцопрос. Добавляем Путина -- совсем другой. А если и сюда Пригожина, картина сделает скачок. Какой? Даже трудно себе представить. Мы, в любом случае, формируем граничные параметры, которые определяются тем, что мы хотим получить в конце. На что мы отваживаемся или к чему клоним. 

Социология проактивна. Или, как это формулировал Бурдьё, «общественного мнения не существует». У него есть прекрасная книга с таким названием. Общественное мнение формируется в обществе в том числе и в процесс соцопросов. Социология – это инструмент опасный. Социологией не может заниматься первый встречный. Социология -- это как наркотик или сильно действующее лекарство. С ней надо быть очень осторожными. Надо соблюдать меры безопасности и идеологической корректности. 

Я хотел также сказать, что в рамках Института Царьграда мы планируем заняться исследованием фундаментальных различий между элитой и обществом в целом. Или между государством и обществом. Это два разных макрокосма, это разных космоса. В зависимости от того, принадлежит ли человек к правящей элите или не принадлежит, позиции, ответы, мнения, смыслы могут быть совершенно разными – даже полярными. Данные, которые мы будем получать с учетом того, обращаемся ли мы к элитам или к массам, будут качественно различаться – вплоть до противоположной картины. На Западе сегодня это противоречие достигло катастрофических масштабов  – элиты думают одно, и поступают по одному, а народы, массы придерживаются прямо противоположной точки зрения. Социология – это как раз та наука, которая способна этот зазор вычленить, описать, осмыслить.

Я сторонник двухуровневой социологии. То есть, надо обращаться одновременно к коллективному сознанию общества (Э.Дюркгейм) и к коллективному бессознательному общества (К.Г.Юнг). Одно дело, когда люди высказывают свое мнение на уровне рассудочного анализа и в соответствии нормами политкорректности, а другое – что они считают на самом деле, что чувствуют, к каким заключениям приходят на уровне эмоций, подсознательных движений, интуиций, но при этом скрывают, прячут. Если какой-то вопрос задать напрямую, то подчас люди будут отрекаться от того, в чем они убеждены. Но есть методы – в том числе и поддающиеся квантификации, которые позволяют выяснить, как организовано коллективного бессознательное того или иного общества. Правда, это требует высокой гибкости. 

Социология должна изучать народ как таковой – во всей его сложности. Надо понять, как народ думает на самом деле. Такая полноценная двухуровневая социология должна обращать внимание и анализировать  сновидения, мечты, бессознательное нашего народа. Оно скажет нам очень много и обо всем. 

Вчера у меня был интересный разговор с нашими коллегами из-за рубежа, приехавшими на Конгресс русофилов. Они спрашивали: ваше общество осознаёт, насколько западная цивилизация чудовищна? Мы отвечаем: нет, не осознаёт вообще. А ваше общество отвергает западную цивилизацию? Да, полностью. То есть, не осознаёт, но отвергает. Чтобы корректно расшифровать это, необходим тонко подобранный социологический инструмент, юстированный до такой степени, что он будет схватывать и то, и то. 

Русское сознание противоречиво, оно состоит из парадоксов. Оно часто еще и обманывает, и себя, и других. И вот наша русская социология должна учитывать особенности наших людей. Только так она станет более адаптированной к нашим условиям. 

Пол и война

Я думаю, что мы затронули сейчас очень важную тему. Это -- пол войны. Я предлагаю в дальнейшем более подробно тематизировать это социологическом и, может быть, в политологическом контексте в работе нашего Института. 

Этот вопрос далеко не очевиден. В свое время на социологическом факультете МГУ мы проводили исследование по методике Ива Дюрана, изучающей «воображаемый гендер» или «гендер имажинэра» (Ж.Дюран).  Надо было тонко выяснить, кем люди сами себя воображают. И, вот, что интересно. Оказалось, что анатомический пол респондентов далеко не всегда совпадал с их имагинативным полом. В тексте АТ.9 надо было изобразить цену с несколькими постоянными фигурами, соотнесенными друг с другом произвольно. Так вот выяснилось, что среди женщин было так же много героев, как и среди мужчин. В душе, на уровне бессознательного очень много женщин считают себя активными, мужественными, героическими фигурами, а не нежными, миролюбивыми, заботливыми матерями. И наоборот, где-то  половина мужчин с точки зрения воображаемого гендера, имеют структуру, обычно считающуюся женской психологией – они трусоваты, предпочитают комфорт и непрерывность, тяготеют к убежищу. Таким образом можно фиксировать определенный зазор между анатомическими характеристиками человека и его психологическими бессознательными ориентациями. 

Возможно, что именно на этом либералы строят свою гендерную политику, используют этот фактор, придавая ему чрезмерные, агрессивные и чисто первертные пропорции.  

То, о чем вы говорите, это очень важно. Да, нельзя отрицать, что существует феминизация русских мужчин. Исторически, я думаю, особенно за последние 100 лет русские мужчины утратили очень многие чисто мужские свойства. Это мы  и видим в данном опросе. Русские женщины сейчас более мужественны, и более человечны, более ответственны, чем мужчины. Это очень серьезный элемент. В советское время и особенно в позднесоветский период сказалось систематическое подавление инициативы, состоялась незаметная социологическая кастрации русского общества. Мужчине говорили: если ты имеешь собственную позицию, если ты мужественный, то ты -- опасный элемент, тебя надо ограничивать, как бы ты не наделал дел, а то и излечить. С 90-х годов советская феминизация перетекла в либерализм – вплоть до пролиферации нетрадиционных ориентаций среди мужчин и  прямого изменения пола. В какой-то момент это зафиксировали правящие элиты и отчасти содействовали такому процессу.

Следует поднять вопрос о феминизации российских мужчин, о мутации их имагинативного гендера. Эту задачу следует ставить и исследовать серьезно, привлекая арсенал социологии, антропологии и психологии. 

 Война – дело мужчин, а они подчас этого делать как раз-то и не хотят. Если они не хотят, значит, они уже немного «не мужчины». Сама установка на «нет войне» подозрительна для мужского пола, ведь встать на защиту своей Родины – это естественно. А если это не естественно, мы имеем дело с каким-то очень глубоким процессом дегенерации, на что Вы правильно обратили внимание. 

Я думаю, что в социологических исследованиях этому следует уделить специальное внимание. Хорошо бы выяснить, до какой степени российские мужчины еще мужчины, а в какой мере уже нет. Тут наверняка следует подобрать особые гибкие и тонкие критерии, ввести особые маркёры. Если мы будем копать, то найдем очень много интересного и важного.

В какой-то момент мне пришла мысль, что само начало военной операции отдаленно напоминает истерический припадок. То есть, мы вначале что-то делаем, а потом думаем, что мы делаем. Вначале резкий срыв, удар, совершается нечто непоправимое, а затем сразу приходит раскаяние:  что же я натворил(а). Это паттерн, скорее, женского поведения. Вначале начинаю скандал, требуя расставания развода, а потом – ой, да нет, давай помиримся. Также нельзя, что же я натворил(а). Посуду разбили, сковородкой махнули, границу пересекли… И сразу же давай мириться. Совсем не мужское поведение. Начал войну – выигрывай. 

Мужчина, когда что-то делает, что-то начинает, то после этого всё – он становится заложником своего решения, своей воли, своей чести. У нас же Специальная Военная Операция, особенно в самом начале, имела в себе черты истероидно-феминоидного стиля. 

Конечно, это войну начали не женщины, но именно мужчины. Но стиль ведения этой войны, и особенно ее осознание частью правящих элит несет в себе много истерических черт. И это, кстати, подчас контрастирует с героическим, мужественным, по-настоящему ответственным поведением наших женщин. 

Есть такой тг-канал «Суровые мамы Донбасса». Читая его, удивляешься, какое ответственное, взвешенное, мужское, разумное, героическое поведение характеризует собравшихся там наших женщин, активно и действенно поддерживающих Специальную Военную Операцию. Это очень интересно, и вместе с тем, очень тревожно. 

Я бы, на месте русских мужчин задумался. Ситуация тревожная. У русских мужчин похищают пол. Вплоть до начала СВО в обществе сложилась атмосфера, в которой русский мужчина заведомо в чем-то неполиткорректен. Он вынужден каяться и сдерживать свои мужские проявления. Поэтому элиты и относятся к патриотизму, к патриотическим инициативам с такой опаской. Проблема у нас не в женщинах, а в тех мужчинах, которые не являются мужчинами. При этом они же не становятся и женщинами, они просто перестают быть мужчинами. Переставая быть мужчинами, они не превращаются в женщин, они превращаются в уродов, в монстров. . Феминизированный мужчина не имеет никакого отношения к женщине. Это результат дегенерации.