Смерть государства - наименьший общий знаменатель

Что общего имеют джихадист, крайне левый анархо-активист и страстный брокер с Уолстрит? Вопрос звучит как начало какого-то анекдота. К сожалению, как бы смешно не звучало, это и является одним из ключевых вопросов политики и международных отношений XXI века. Что может быть общим знаменателем у трёх настолько разных по своим убеждениям типажей и у трёх идеологических мировоззрений[1]? Ведь разве не левый активист смотрит на капиталиста как на паразита, а на джихадиста как на олицетворение нетолерантности? Тем времени джихадист, наверное, обоих бы зарезал, если они не покаются в грехах, так же как и левый активист, который смотрит на капиталиста как на эксплуататора, в тоже время левого активиста джихадист видит как морального урода, от которого нужно очистить землю. Капиталист в обоих видит потенциальных потребителей, лишь бы для них нашлась хорошая рыночная ниша. Они для капитала - цифры на доске биржи, которые с помощью невидимой руки рынка помогут продвижению глобального капитала. Ведь капиталист знает, что джихадист, умирая в пустыне Ливии или Сирии, не славит своего Бога («Аллах акбар»), а вспоминает имя какой-то корпорации, которая должна построить газовую трубу после устройства новой реальности на месте бывших секулярных авторитарных государств[2].

Тем временем, у меня сложилось впечатление, что каждый из этих трех идеальных типов (используя категориальный аппарат Макса Вебера), видит в двух других полезных идиотов, которые своими действиями, так или иначе, помогут в построении будущего мира.

Да, джихадист, может быть и понимает причину и логику, в соответствии с которой капитал[3] предоставляет ему оружие, но, тем не менее, смотрит на протагонистов капитализма как на полезных (на данный момент) идиотов, которые после осуществления мировой Уммы будут расплачиваться головами за свои грехи. С другой стороны, на левых активистов в странах Запада джихадист (из Бельгии, к примеру) может смотреть как на полезных идиотов, которые разрушают фундамент старого христианского общества и способствуют моральной деградации данного населения, которое либо пропадет в грехах, чем себя осуждает либо на физическую и вечную метафизическую смерть, либо на фоне разрушения всех ценностей увидит в Исламе (конечно не в любом Исламе, а именно в форме, которую проповедуют ваххабитские джихадисты) выход из бездны современной жизни своего общества. В то же время, капиталист может видеть в джихадисте пехоту, очищающую землю для вступления на сцену мультинациональных компаний, в то время как в современных левых активистах – полезных солдат, которые отвлекают на себя внимание социально бесправных масс рабочих людей. Вместо того, чтобы заниматься огромными социальными проблемами и все большим и большим ущемлением прав рабочих людей/рабочего класса, они занимаются постматериалистическими ценностями[4] и постмодерными правами, и такими проблемами как права животных, трансгендеров и какого угодно меньшинства. С другой стороны, капитал в классическом толковании марксизма рассматривается ими как полезное явление, потому что из-за своих противоречий он уничтожит сам себя и доведет до освобождения человека через исчезновение всех институтов, которые его ограничивают, в череде которых одним из главных является государство.

На практике это выглядит иначе. Хотя на словах они против системы капитализма, на самом деле, на улицу чаще готовы выходить из-за постмодерных ценностей, чем из-за прав ущемленного подавляющего большинства, то есть маленького рабочего человека[5], а если и выходят, то не самостоятельно, а присоединяясь в качестве маргиналов к протестам и забастовкам классических левых сил либо политических партий, либо профсоюзов, как недавно в Брюсселе. В остальное время левые занимаются драками и уличной борьбой против таких же маргиналов как они в лице ультраправых, расистов и нацистов всех видов и, конечно, против воображаемой идеи капитализма. Но более чем очевидно, что эта «борьба» против капитала смешна, потому что систему не поставить под угрозу несколькими разбитыми окнами. Пока в начале ХХ века фундамент капитализма сотрясался по всей Европе, а потом и в целом мире из-за старшего поколения левых, которые в отличие от новых старались в интересах коллектива, то есть класса, а не индивидуума. Из-за выше перечисленных причин такой безобидный левый экстремизм естественно выгоден капиталу. 

Говоря об идеологии, которая стоит на фоне неотроцкизма, продвигаемой экстремальными левыми движениями, нужно отметить, что она является терминальной стадией либерализма (или одной ее веткой), которая, даже логично проистекая из либерализма, уже почти ничего общего не имеет с просвещенными идеалами Джона Локка, Дэвида Юма, Джона Стюарта Милля и других родоначальников классического либерализма. Эта постмодерная идеология полного освобождения индивидуума от всех барьеров и цепей, которые сдерживают индивидуум[6], видит и в экстремальных религиозных взглядах право индивидуального выбора, особенно если они не в большинстве в данном обществе. Левые активисты в своем большинстве естественно находятся в христианских или постхристианских обществах, коренное «старое» население для них представляет «большинство», то есть представителей образца «давления» на индивидуум. В такой данности экстремальное меньшинство любого толка для них находится под угрозой и его права нужно защищать от довлеющего большинства, которое представляют массы непросвещенных «гетеронормативно воспитанных ублюдков» и потенциальных акторов давления. Поэтому в отличии, например, французского консерватора, который реагирует на резкое появление большого количества исламистов в своем районе как на угрозу, они предпочитают этого не замечать, а местный француз только получает клеймо «фашист». Левые дали себе право быть общественной полицией, которая измеряет уровень политкорректности в данном обществе, определяя, кто «фашист», а кто нет, кто угрожает меньшинству, то есть кто угрожает, а кто под угрозой, при этом права рабочих здесь – это остатки старого фольклора. По сути, в развитых западных странах левые экстремисты и исламисты находятся в состоянии тихого союза: исламисты пассивны, не нападают на левых, но в то же время не отказываются от защиты, пока левые смотрят на них как на естественно непросвещенных, но индивидуумов, которые должны быть защищены от опасного большинства.

Но, не смотря на всю противоречивость конечной эсхатологии, то есть альтернативного видения положительного конца истории трех упомянутых в статье сторон: исламистов/джихадистов, левых активистов/неотроцкистов/ анархистов и капиталистов, всех объединяет одна общая идея, которая видится всеми как идеал и своего рода общий знаменатель, это идея – смерть государственности.

Джихадист мечтает о мировой Умме без государственных границ, в которой господствует Ислам (каким он его видит), капиталист в соответствии с философией анархокапитализма (т.е. Чикагской школой экономики, представленной Милтоном Фридманом и такими философами как Роберт Нозик и даже Фридрих Фон Хайек и других) видит мировой laissez faire, в котором государственные границы не мешают передвижению товара, людей и капитала, пока постмодерный левый видит безграничный мир, в котором отсутствуют институты, ограничивающие свободу индивидуума, среди которых одним из самых важных кроме церкви и семьи, естественно, является государство. Джон Леннон этот мир описал своими стихами в известной песне: «Imagine there's no countries, it isn't hard to do, nothing to kill or die for, and no religion too ... You may say I'm a dreamer, but I'm not the only one, I hope some day you join us ...» (в руском переводе - "Исчезли государства. Я знаю сей секрет, И нет убийств и смерти, Религий тоже нет. Представь, все люди-братья, Живущие в любви... Ты скажешь, я – мечтатель. Не я один такой. Надеюсь, день наступит – Ты с нами встанешь в строй"). Естественно коалиционные партнеры в проекте смерти государства нашлись в странной стороне. Но как говорится в известной фразе из американского фильма 1959 года «Some like it hot»: «No body's perfect».

Главная характерная черта всех троих видений конца государства или даже истории, в некой степени, это непременная мессианская вера в истинность своих убеждений и конечную мировую победу. В случае анархо-либерала это вера в непременную победу мирового рынка как логической ступеньки мирового прогресса, в другом случае это вера в победу мировой уммы, в третьем - вера в мировое освобождение от всех институтов «порабощения человека» через уничтожение институтов порабощения, то есть традиционных институтов коллективного бытия. Это подтверждает победительница Евровидения 2014 Кончита Вурст, которая прямым идеологическим манифестом высказалась в победной речи конкурса: «This night is dedicated to everyone who believes in a future of peace and freedom. You know who you are. We are unity, and we are unstoppable»[7]. Так же и Байро Иканович, известный в интернете джихадист из Боснии, верит в конечную победу Ислама и утверждает, что любое мировое государство и государственность как таковая его не интересует. В интервью белградской газеты «Политика» он говорит: «Я из Боснии уехал чтобы туда никогда не возвращаться, кроме как с оружием  руках. Я часть революции, а сейчас заря ислама. Но разница между нами и другими революционерами в том, что мы твердо убеждены в правильности ислама как единственного настоящего пути и как единственного способа, которым человек может вернуться в рамки 'нормальности' ... Поверьте мне, я про Боснию уже забыл».[8]

Нужно быть либо тупым, либо лицемером, чтобы не видеть очевидное, а очевидное в том, что геополитически всем описанным группам, в чьих интересах смерть суверенитета как такового и идеи государственности, противостоит Россия. Да, такая несовершенная, противоречивая и отчасти коррумпированная Россия. Да, Россия полна представителей всех групп, иногда они занимают немаловажные места. Россия совершенно не готова к противостоянию, в котором находится. Логичный вопрос: а когда была готова? Ответ простой – никогда, но выстояла и все еще существует. России одновременно угрожает международными санкциями глобальный капитал, ультралевые под эгидой интернационального глобального Pussy Riot, а также исламский терроризм ваххабитского толка постоянными угрозами взрыва Северного Кавказа, центральной Азии и терактов в больших городах России. 

На фоне этой угрозы России, как главному объекту удара, нужно понять, что все деления прошлого века просто устарели и не имеют смысла в постмодерне, то есть на фоне настоящих угроз на них останавливаться бесполезно и незачем тратить энергию. Вечные споры о том, кто прав - Белые или Красные, Пугачев или Династия, уже не имеют никакого смысла. Теперь как в последней книге трилогии «Властелин Колец», все воины прошлого, как чекисты, так и белые эмигранты находятся в армии духов, которая должна помочь живым, настоящей России/Руси преодолеть угрозы новой войны, той физической на Украине, в Сирии и других местах, а так же и ценностной, происходящей в душе каждого человека, отлично описанной в книге Духless Сергея Минаева. Белые и красные теперь стоят в одном строю на защите Русского государства и защите государственности как принципа организации обществ по всему миру.