Русский мыслитель, вдохновленный румынской культурой

В первую очередь я хотел бы поблагодарить госпожу Мариану Херою (Mariana Heroiu), директора издательства „Mica Valahie” за выход в свет этой книги в переводе Юрия Рошка (Iurie Roșca), он сделал огромный труд, моего друга Константина Парвулеско (Constantin Parvulesco), который любезно участвует в нашем вечере, и искренняя, сердечная благодарность вам за то, что вы пришли. Я вижу в зале много друзей, знакомых лиц, и новые лица, которые, я надеюсь, тоже станут друзьями. И я искренне благодарю господина Дана Замфиреску (Dan Zamfirescu), знаменитого человека, что он тоже пришел послушать и поучаствовать в нашем вечере.

Я хотел бы сделать сегодняшнее выступление из двух частей. Вначале я хотел бы остановиться на диалоге России и Румынии, а потом, может быть, дать такой общий обзор положения в мире, как его видят из России, как её видят евразийцы. В первую очередь я хочу сказать, что, когда речь идет о диалоге двух стран или двух народов, всегда надо иметь в виду следующее. Есть как минимум три уровня, на которых мы можем говорить о диалоге или о конфликте.
Первый уровень – это наши идеальные представления о самих себе. Существует идеальная Россия, небесная Россия, вечная Россия. Это – наша глубинная идентичность. Это то, какими бы мы хотели быть. Это те, какими мы сами себе снимся. Это наша глубинная Россия. Она не всегда на поверхности. Но она делает нас, русских, русскими. Благодаря моим учителям, философам, которые оказали на меня огромное влияние, таким как Лучиан Блага (Lucian Blaga), МирчаЕлиаде (Mircea Eliade, НаеИонеску (Nae Ionescu), Ион Кулиану (Ioan Petru Culianu) (и я бы мог еще перечислять именно румынских авторов, потому что именно они оказали на меня глубинное влияние) ... Поэтому именно благодаря этим философам я знаю, что существует такая же небесная и вечная Румыния. Та Румыния, которая представляет вашу вечную идентичность. Это – святая Румыния. Это Румыния, которая делает румына румыном. И вот, на уровне этих двух инстанций идет один диалог. Там речь идет о культурных горизонтах, как говорил Блага, там речь идет о традиции Зальмоксиса, как говорил Елиаде, там речь идет о поствизантизме и византийской православной инициативе, как говорил Йорга (Nicolae Iorga). Еще глубже речь идет о наших народах во времена, когда вы были фракийцами, а мы были скифами, на уровне Турана, древней Евразии. Это - диалог между святой Россией и святой Румынией, между глубинной Россией и глубинной Румынией, между вечной Россией и вечной Румынией.  И это один уровень диалога.
Есть второй уровень, совершенно другой. Это – исторические взаимоотношения. В одних случаях мы были по одну сторону баррикад, в других случаях – по разные. Мы совершали множество ошибок, мы, русские, совершали множество несправедливостей в отношении Румынии, мы предпочитали реальную политику вместо идеальной политики. И это – совершенно другой уровень. Здесь у нас накопилось много претензий, у нас много непониманий и много нерешенных проблем. И их тоже надо разбирать и рассматривать. Но эти два уровня ни в коем случае нельзя смешивать. Более того, глубинный уровень диалога поможет решить исторические несправедливости. Это как свет, который освящает тьму или серое, или тени, или сумерки.
И есть еще третий уровень. Это наше актуальное положение дел. Румыния – страна НАТО и Евросоюза, как нам напоминает человек с флагом. Россия находится тоже в ситуации довольно двусмысленной. И при всей поддержке (естественно, я – русский патриот и поддерживаю Путина), но у нас есть столько аспектов, которые мы, русские, в нашем современном обществе ненавидим, что вы себе представить не можете. И мы имеем все основания ненавидеть современные аспекты России, потому что мы её любим. Мы её критикуем, потому что нам больно от того, во что она превратилась. Быть русским патриотом – это не значит одобрять все что происходит с нашей Родиной. Это значить – любить свою вечную Родину, свою святую Русь и стараться сделать её соответствующей идеалу, а не оправдывать коррупцию, гнусь, вырождение, которых, в общем, в нашем обществе, увы, ещё достаточно. Я думаю, что так же обстоят дела и в Румынии. Но это ваше дело, видеть, критиковать, возмущаться и исправлять то положение, в котором находится ваше общество.
И теперь обратите внимание, три уровня. Если мы – нечестные, если мы –нанятые, если мы просто отрабатываем чьи-то гранты или являемся пропагандистами, нанятыми за деньги, то мы будем противопоставлять, к примеру, Великую Румынию, идеальную Румынию, Румынию духа тёмным сторонам современной России (третий уровень). И ещё приведем из истории самые негативные аспекты. Вот вам традиция освещения России в румынских СМИ.
Представим себе путинского пропагандиста. Берется идеальный образ России, берутся самые отрицательные стороны современной Румынии, выбираются исторические примеры произвольно, в пользу русских и против румын и получается симметричная, абсолютно лживая модель, из которой следует что мы, русские – молодцы, а все остальные – не молодцы. Вот на этом уровне все и идет. Это - ложно, это - нечестно и это - подло. Это нас никуда не приближает. Это – изменение все тех пропорций, с которыми мы должны по-настоящему, деликатно работать. На мой взгляд, если мы расставим все пропорции именно таким образом, диалог духа – на уровне духа, разговор истории – на уровне истории, критику наших обществ в сегодняшнем их положении – на уровне критики, мы, только изменением геометрии диалога, изменим очень многое в наших отношениях. Потому что будет совершенно другая модель. Мы идем от плоскостного понимания – к стереометричному. И уже это одно, то что является противоречиями сделает логичными или второстепенными аспектами.
На самом деле, найти таких людей, которые занимались бы исследованием, защитой или возрождением внутренней, глубокой идентичности народа очень трудно. Я сейчас работаю над серией книг, которая называется «Ноомахия». В ней будет восемнадцать томов, даст Бог (сейчас уже появилось двенадцать), и в каждом из этих томов я исследую цивилизацию или народ. Некоторые аспекты идентичности цивилизаций представлены только фрагментами. Среди восточно-европейских народов самое глубинное, самое подробное описание этих идентичностей – это о румынской идентичности, о румынской философии. В части, посвященной Румынии, я думал только как бы целый том такой одной Румынией не вышел.
Весь круг румынских интеллектуалов, собравшихся вокруг журнала «Зальмоксис»(”Zalmoxis”), та теология Стэнилоае (Dumitru Stăniloae), та группа интеллектуалов, которая собралась вокруг «Ругул Апринс» (”Rugul Aprins”), то величие и глубина интеллектуализма, которые поставили перед собой поздний Элиаде и Кулиану, они производят такое грандиозное впечатление, что ничего подобного нет ни в одной из восточно-европейских стран. Более того, я должен признать, что «Ноомахия», тот труд, которым я сейчас занимаюсь – это продолжение того труда, который прервался при преждевременной смерти Иона Кулиану. Перед тем, как он был убит в США, он разработал модель ноологии, то, что он называл mindgames, в которой поставил задачу – он, румын, и в этом , на мой взгляд, весь румынский дух, вся румынская философия! –он поставил задачу изучить сакральные идеи и Востока, и Запада, продолжая линию Елиаде, и выстроить на их основании некий концептуальный словарь цивилизаций.  Таким образом,  одни основные сюжеты, парадигмы будут объяснять нам культуру самых разнообразных народов, религий, и обществ.  Частично эту линию продолжил господин Бэдеску (Ilie Bădescu) в его «Ноологии».
Но я хочу подчеркнуть: то, чем я занимаюсь в философии – это продолжение румынской философской традиции. Частично этим занимался Василе Ловинеску (Vasile Lovinescu). Вечным вдохновением для меня остается мой друг Жан Парвулеско (Jean Parvulesco). Многими вещами я обязан Мишелю Вальсану(Michel Vâlsan).  В общем, куда не посмотри – одни румыны. А то, чем я обязан Лучиану Блага – это трудно описать. Мне кажется, вот каждую строчку, каждую страницу его читаешь, такое впечатление что внутренний огонь начинает подниматься.
И вот, для того, чтобы вести диалог от имени глубинной Румынии, нам нужны такие румыны. Вот эти люди, вот эти представители истинно румынской идентичности, румынские румыны, не евросоюзные румыны, румыны по духу, румыны по культуре, по корням, по румынской гениальности, вот они должны вести этот диалог с такой же глубинной Россией. Дипломаты разговаривают между собой, более-менее. Историки – не очень, потому что часто наши историки не совсем наши историки. Это – проблема. Ну, а пропагандисты, о них чего тут говорить, заплатили – написали, скажем, как русские хотят вторгнуться в Румынию или что румыны хотят присоединить Молдову. Приблизительно одна и та же чушь с двух сторон. Это можно отнести к чистым фэйк-ньюз. И вот самое главное, и на этом я заканчиваю эту часть (потом перейду немножко к политической), я хотел сказать, что, когда я приезжаю в Румынию, встречаюсь с моими румынскими друзьями, для меня самое важное – это увидеть следы этого румынского Дазайна. То есть то, что делает румына - румыном. И часто я вижу, кстати, эту румынскость в простых людях может быть больше чем в городских, образованных людях. Или даже в миоритическом пейзаже, как говорил Блага, или в древней столице Тырговиште, или в монастырях, или в месте захоронения Ивана Кулыгина, который был одним из вдохновителей «Ругул Апринс», этого русского старца из Оптины. И вот эта духовная, глубинная Румыния, вот она интереснее мне больше всего. И при каждом моем визите в Румынию я открываю её новые стороны. В ходе моего предыдущего визита многие ориентации моей работы мне дал Дан Замфиреску. Определённые элементы я исследовал на Афоне, в текстах, в разговорах. И вот каждый раз это действительно обогащающий опыт, который по-настоящему способствует сближению и взаимопониманию наших великих народов. Мне кажется, что если народы мерить количеством их интеллектуалов и качеством этих интеллектуалов, то небольшая Румыния перевесила бы почти всех. Поэтому я, действительно, чрезвычайно рад всякий раз, когда я бываю в вашей такой открытой, такой дружелюбной, такой глубинной, такой правильной и настоящей стране.
Теперь мы меняем регистр, коллеги. Я хочу сказать два слова о более приземленных вещах. О том, как в Россия, как мы, российские интеллектуалы понимаем ситуацию в современном мире. И в данном случае можно сказать, что приблизительно, конечно, с определенными изменениями, я представляю, что так видит картину наш президент. И американский президент Дональд Трамп. На этот раз можно уже честно сказать. Во многих аспектах их видение мира сейчас совпадает. И отличается от Европейского Союза. Но не от европейских европейцев. От европейских элит отличается, а от европейских народов нет. Так вот, существует глобализм, глобализация. Это проект уничтожения всех коллективных идентичностей. Глобалистский проект означает утрату коллективных идентичностей – внимание! - всех форм коллективных идентичностей, всех. Это означает утрату религиозной коллективной идентичности, то есть это конец религий. Каждый на индивидуальном уровне может верить во что угодно, но Церкви в нашем, православном понимании как коллективного явления не будет. Поэтому это означает конец Православия. Кажется, что речь идет о чем-то второстепенном, но это совсем не так.  Затем следует отказ от национальной коллективной идентичности. Затем глобализация предполагает утрату половой идентичности, поскольку и половая принадлежность, мужская и женская идентичность становится опциональной. То есть, человек волен выбирать свой пол в зависимости от желания. Отсюда и гей-браки. Но и человеческая идентичность относится к нашей коллективной идентичности. Следовательно, и это состояние следует преодолеть путем применения биотехнологических инженерий.  Так мы приходим к трансгуманизму. Если мы видим просто отдельного человека, который говорит: «Не хочу становиться роботом или геем завтра», мы можем ему сказать: «Вы еще недостаточно развиты и прогрессивны, коллега. Больше фильмов посмотрите, больше курсов пройдите, и вы поймете, что альтернативы у вас нет, что это гуманно.» Надо преодолеть все границы, разрушить все формы коллективной идентичности.
Поэтому, если это будут только отдельные люди, которые не будут согласны с глобализацией, то их протесты, их возмущение можно проигнорировать. Но в мире сохранились такие институты как демократия, и в некоторых случаях люди, когда им все это объяснят, вот так, спокойно, и задается просто вопрос «Вы хотите этого?»… Вот если остались такие институты и народ спросили, то возникает феномен ВладимираПутина или Дональда Трампа. Я не говорю, хорошие или плохие они. Я просто твердо знаю, что Путина у нас поддерживают потому что он говорит этому тренду, этой тенденции «Нет!». Он говорит: «Не сейчас», например, или «Не в России», «Не сегодня» и этого достаточно для того, чтобы подавляющее большинство людей было за него. Самое поразительное, что мы видели совсем недавно тот же самый фокус в Америке. Пришел англо-саксонский Дональд Трамп, назвал глобализацию болотом и попросил американцев, кто с ним согласен, поднять руку. И этот человек стал президентом. Это что значит? Это значит, что американский народ не согласен с такой повесткой дня. Он просто также сказал: «Не здесь и не сейчас». Я не исключаю, что Дональд Трамп пошутил. Может он и не собирался ничего этого делать. Но меня интересует американский народ, который послушал и прореагировал на смысл сказанного Дональдом Трампом, и на то, что представители глобализации назвали их “deplorables”. И вот эти “deplorables”, американский народ – это и есть американские американцы. Вторая половина – это как раз люди, которые находятся по ту сторону баррикад, на стороне глобализации.
И дальше возникает следующая ситуация. На фоне этого фундаментального выбора происходят политические и геополитические события в мире. Потому что, на самом деле, мы видим, что эти две тенденции имеют гораздо большее значение чем за кого ты, за русских или за американцев, за венгров или за румын, за китайцев или за индусов там. Это гораздо более серьезно. Глобализация - везде, в любой стране и в любой стране можно ей сказать: «Да» и можно сказать: «Нет». Пока есть демократия, это решаете вы и мы. Если у нас не будет демократии, то я боюсь, что за нас решат другие. Поэтому демократия является для нас последней возможностью  высказать то, что мы думаем. Неважно, чтó мы думаем, но то, что мы думаем.  Вот то, как это видят, приблизительно, Трамп и Путин. То есть, в этом некое представление о существовании суверенных государств или народов, коллективных идентичностей, традиционных семей, религиозных обществ. Можно назвать это либо консерватизмом, либо даже популизмом. А есть глобализм, у которого совершенно другой дискурс, потому что он построен по совершенно другой геометрии. И вот этим объясняется по крайней мере поведение одного довольно крупного игрока на геополитической доске. Это - Россия Путина в её наиболее, если угодно, интеллектуальном измерении. Там есть ещё множество измерений, о которых мне даже говорить не хочется.
В этой книге, которую Юрий не только перевел, но и составил, и отредактировал, на трех уровнях, последовательно и подробно, объясняется вот та дуальность, та пара, о которой я говорил. Описывается идеология либерализма и глобализма и подвергаются критике её альтернативы – коммунизм и фашизм. Поэтому эта книга – антикоммунистическая и антифашистская. Но она в первую очередь антилиберальная.  Соответственно, отсюда – Четвертая Политическая Теория. Это – приглашение быть противниками либерализма, не будучи ни коммунистами, ни фашистами. Соответственно, за пределами этих трех политических теорий – либерализма, коммунизма и фашизма – предлагается искать новый выход. И вот здесь как раз возникает вопрос, где же искать эту Четвертую Политическую Теорию? В этой книге нет окончательного ответа. Это просто приглашение к интеллектуальному усилию. Я высказываю свои приблизительные интуиции относительно того, что могло бы стать субъектом этой Четвертой Политической Теории, как она могла бы строиться в теории. И я прихожу к выводу что, вообще говоря, такую универсальную теорию едва ли можно сейчас создать. Румыны, французы, венгры, сербы, русские, американцы, иранцы, африканцы должны сами искать некую модель, соответствующую их культурам и их цивилизациям. Потому что все эти три политические теории -  универсалистские, они все - европейские, они все - расистские. И, соответственно, они приемлемы, ну, может быть, европейскому человеку, но точно не везде. Вот в Восточной Европе уже всё было сложнее. А уж за пределами Европы совсем нужны другие подходы.
И отсюда – вторая часть этой книги. Это – Теория Многополярного Мира. Многополярного. Не двухполярного, обратите внимание, многополярного. И когда мы говорим «многополярного», это значит больше чем три. Столько полюсов - сколько и цивилизаций. Таким образом, альтернативой нынешнему однополярному, глобальному миру должны быть не возврат к биполярности. Мы должны признать множественность культур. Мы должны закончить с тем имплицитным расизмом, который несло в себе европейское  Новое  Время. Этот расизм был эксплицитным в национализме и в национал-социализме, этот расизм имел классовый характер в коммунистической теории, но истоки этого расизма – это либеральная идеология 18-го и 19-го веков. Когда народам, из-за того, что они менее развиты чем англичане, навязывалось колониальное господство. И вот здесь идея Лучиана Благи о культурных горизонтах, о том, что пейзаж формирует бессознательное народа, его гениальное проникновение в миоритический пейзаж как объяснение или ключ к румынской идентичности может стать основой новой антропологии и новой геополитики, основанной на многополярности, на радикальном отказе от утверждения верховенства тех или иных народов или культур над другими, как бы это не выражалось: либо в биологическом утверждении превосходства одного цвета кожи над другим, либо сравнения технологических или экономических параметров. Потому что, когда мы прикладываем к обществу, например, такой параметр как экономика, который у нас сильно развит, то мы оказываемся в положении расистов.
Обратите внимание на великолепный фильм Вернера Херцога «Там, где мечтают зелёные муравьи». В этом фильме показывается, что австралийские аборигены не просто не могут быть конкурентами западноевропейской, в данном случае, англо-саксонской цивилизации, они не хотят двигаться в этом направлении. И вот это «не хотят» - это как раз и есть фундаментальный аспект многополярного мира. Смотрите. Например, европейцы хотят Европейский Союз. Это прекрасный выбор. Замечательно. Но это – выбор европейцев. А если кто-то предпочитает другой выбор, можно либо признать другой выбор… Вот русские, например, не хотят европейских ценностей, Европейского Союза, не хотят опциональности пола, не хотят дальнейшего освобождения от коллективных идентичностей. Казалось бы, оставьте нас в покое. Почему-то здесь что-то не так.  Но так не бывает. И вся машина Запада, либерализма, глобализма нападает и обрушивается на нас, потому что мы не только не хотим, но и отстаиваем свое право быть другими. Вот, приблизительно, это вторая часть книги, которая категорически отказывается от империалистического и колониального прошлого России. Потому что, на самом деле, во многих исторических периодах, мы действовали не так как должны были бы действовать согласно этой многополярной теории. Мы навязывали свою истину, мы отказывались слышать другие народы, и мы были неправы. И многие народы нам отплатили совершенно закономерно. Если мы отрицаем субъектность кого-то, обязательно найдется кто-то, кто и нас лишит права субъектности. Следовательно, это второй принцип, о котором идет речь в этой книге. 
Ну и в конце дается объяснение евразийства, которое описывает модель многополярного мира, основанного на принципах Четвертой Политической Теории. Я абсолютно убежден, что к этой книге можно выдвинуть значительную критику. Вы, наверное, знаете, с точки зрения науки, принцип фальсифиционизма: только то высказывание является научным, которое можно подвергнуть критике. Если какое-то высказывание не поддается критике, то это вообще не высказывание, а чушь. Я думаю, что эта книга вызовет, в значительной степени, согласие или несогласие, критики, возможно шквал критических кампаний или замалчивание. Но в принципе это не так уж и важно.
Просто я очень счастлив, что на том прекрасном румынском языке, на котором писали мыслители и философы, которыми я восхищаюсь, изданы мои собственные тексты, которые скромно пытаются развить и применить некоторые идеи (может быть, на более скромном уровне), которые в значительной степени я позаимствовал у моих румынских учителей.  А дальше – у книг и у идей своя судьба. Эта судьба не зависит даже, наверное, ни от издателя, ни от переводчика, ни тем более – от автора. Потому что идеи принадлежат тем, кто их понимает. У идей нет автора. Если вы их понимаете – они ваши. Поэтому у этой книги будет своя собственная судьба, как и у любого существа. Работы, которые вошли в этот том, являются самыми широко переводимыми моими книгами. Они есть почти на всех европейских языках, на многих восточных языках. Но если честно сказать, то их публикация на румынском языке вызвала у меня особую радость и искренний восторг.
  Здесь присутствует мой друг, сын Жана Парвулеско, и этому гениальному румыну я очень многим обязан.
Благодарю вас.

Бухарест, 5 апреля 2017 г.
(Выступление по случаю презентации антологии «Евразийская судьба»)