Парадигма российской политики: реализм vs либерализм
Этим материалом я начинаю цикл авторских экспертных текстов в телеграм-канале Незыгарь.
Я не знаю, что такое «зыгарь», и связано ли это как-то с немецким словом «победа» или с греческим «молчание». В постмодернистской действительности это не имеет значения.
У Демокрита есть такой термин «дэн»(δέν), которым он называл атомы. Образован он как раз вычитанием отрицательной частицы «не», «οὐ» из самостоятельного слова οὐδέν, то есть «ничто», «пустота». Атом таким образом есть непустота, не ничто, но… и не нечто. Дело в том, что частица δέν, оставшаяся от слова, не означает «что», «что-то» (как в русском или английском аналогах – ни-что, no-thing). Она по смыслу, скорее, совпадает с русской частицей «же»
Будем считать, что «не-зыгарь» первичен, а «зыгаря» -- как демокритовского «дэн», не существует.
Итак, обратимся прежде всего к первичной картографии российского политического пространства. Для корректной политологии – семантический мэппинг превыше всего.
Все процессы, протекающие в российской политике, как правило, рассматриваются в слишком большом приближении.
Детали различаются контрастно, но вот образ целого совершенно расплывается.
Выборы, назначения, уголовные дела, коррупционные скандалы, противостояние властных группировок, и атаки и контратаки либеральной оппозиции затмевают своим ритмом общую картину.
Ковид, вакцинация, смена стратегии властей, пропаганда, репрессии и послабления санитарного режима еще более размывают общий вид. А не спадающая и более того нарастающая конфронтация с Западом окончательно искажает картину.
Прежде чем браться за экспертный анализ какого бы то ни было явления, события или тренда в российской политике, необходимо прежде занять определенную дистанцию в отношении ее буйных катаклизмов – ведь они выглядят столь значимыми, когда находишься к ним вплотную, или более того -- принимаешь в них непосредственное участие.
Без такой дистанции начинает действовать правило скандала или истерики – мелочи вырастают до гигантских пропорций, масштабы слов, жестов, интонаций разрастаются, затмевая разум, а случайные и мимолетные совпадения приобретают характер «неопровержимых доказательств».
Попробуем выйти из этой истеричной циклоиды и отвоевать для спокойного и взвешенного анализа надежную территорию мысли.
Россия как и любое государство находится на пересечении внутренней и внешней политики. Эти две стороны невозможно строго разделить, так как они находятся в тесной взаимосвязи.
Поэтому внутреннее и внешнее в политике России представляют собой лишь относительно разделенные сферы, где речь идет не об изолированных процессах, а лишь о преобладании тех или иных факторов. Во внутренней политике преобладают внутренние, во внешней внешние. Но и там, и там подчас действуют и противоположные вектора и силы.
Ярче всего взаимосвязь внутреннего и внешнего проявляется в феномене либералов во власти или, иначе, «шестой колонны».
В отличие от «пятой колонны», которая включает в себя открытых борцов с режимом Путина, а заодно и с самим российским государством, «шестая колонна» лично Путину лояльна.
Но в отношении силовой и патриотической составляющей его политики занимает диаметрально противоположную позицию, в целом близкую к «пятой колонне».
И оппозиция, и либералы во власти действуют во внутренней политике. Но при этом очевидно, что они тесно связаны с глобалистскими кругами Запада, и поэтому встроены в структуры внешне политических процессов.
Либеральный Запад включает рычаги давления на Россию не только, когда речь идет о судьбах оппозиционеров «пятой колонны», но и о неприкосновенности «шестой». Разница лишь в том, что об открытых оппозиционерах говорится открыто и громогласно, тогда как политический иммунитет либералов во власти -- Чубайса, Набиуллиной или Силуанова -обсуждается в закрытым режиме.
Здесь следует учесть еще одно важное обстоятельство: Россия не просто признанное на международном уровне национальное государство.
Но такое государство, которое стремится быть полностью самостоятельным полюсом в глобальном масштабе. И в этом состоит вектор всей политики Путина за 21 год его правления.
Путин не довольствуется номинальным суверенитетом и делает все от него зависящее, – в меру своего понимания глобальных политических процессов, -чтобы сделать суверенитет России абсолютным. Во многом ему это удается.
По крайней мере, если сравнить жалкий статус России в 90-е годы при Ельцине и ее нынешний образ. Даже если принять во внимание, насколько Россию сегодня ненавидят и боятся на Западе, станет очевидным, что резкий рост субъектности и реального суверенитета налицо.
Время от времени Путин доказывает это конкретными делами. Такими радикальными как «Крым наш» или спасение Сирии.
По мере укрепления суверенитета происходит и рост самостоятельности внутренней политики.
Это естественно: чем меньше государство и его политическая система, а также экономика, технологии и культура зависят от внешних факторов, тем более самодостаточны и самодовлеющи внутриполитические процессы.
С точки зрения реализма в Международных Отношениях, а Путин, вне всяких сомнений стоит именно на этой позиции (осознанно или интуитивно, это другой вопрос), в идеале внутренняя политика должна быть тотально независимой от внешней.
Это происходит, когда суверенитет становится абсолютным и тотальным.
Но современный Запад и прежде всего его глобалистские элиты, которые вернулись после паузы Трампа, который был реалистом, в Белый Дом вместе с Джо Байденом, придерживаются прямо противоположной школы – либерализма в Международных Отношения (МО). А значит, для них цель заключается в обратном – сделать внутреннюю политику любого государства как можно более прозрачной и зависимой от внешних факторов, то есть от наднациональных структур.
Для либералов в МО суверенитет не благо, а зло и «препятствие для прогресса человечества, глобальной демократии и социального развития». В пределе для либералов интеграция мирового сообщества должна дойти до такой стадии, когда вместо национальных государств будет установлено Мировое Правительство. Это не «теория заговора», это написано в любом учебнике Международных Отношений.
Евросоюз как раз конструкция такого Мирового Правительства – но только в локальном, европейском – масштабе. Это его прообраз. Другие наднациональные институции – Европейский суд по правам человека, Гаагский трибунал и т.д. – выполняют ту же роль.
Россия Путина с его постоянным акцентированием суверенитета, с его реализмом видится для либеральных глобалистов как серьезная преграда. И чем больше автономной становится внутренняя политика России, тем больше глобалистский либеральный Запада старается оказать на Путина давление.
То же мы видим и в остальных странах, пытающихся отстоять свой реальный суверенитет – в Китае, Иране, Турции или Беларуси.
Но Россия среди них по совокупности своего потенциала сопоставима разве что с Китаем (при этом Китай намного опережает нас в экономике и демографии, но мы лидируем в сфере вооружений, в географии и в обладании природными ресурсами).
Поэтому напряженность между Россией Путина и либеральным Западом имеет структурный характер. Именно эта напряженность и определяет все по-настоящему значимые процессы в российской политике. Эта напряженность между глобальным либерализмом и национальным суверенитетом есть главный код для проведения полноценного политического анализа.
К этому фундаментальному противоречию между либерализмом и реализмом и сводится смысловая структура российской политики. Мы по-настоящему объясним любое явление только тогда, когда докопаемся до этого уровня.
Это касается
· и транзиции власти от Путина к тому или иному преемнику,
· и ближайших парламентских выборов,
· и перестановок в Администрации Президента или Правительстве,
· и реакции на пандемию и вакцинацию,
· и состояния межэтнических отношений,
· и процессов в российских регионах,
· и противостояния Кремлевских башен,
· и мер и способов подавления оппозиции (в частности, акцента на иностранных агентах),
· и стратегии и главных целей политических репрессий,
· и назначения тех или иных фигур на ключевые посты,
· и медиаполитики властей и оппозиции,
· и основных трендов в культуре,
· и церковной политики,
· и всего остального.
Но такой код является самым глубинным.
Между ним и тем, что мы наблюдаем непосредственно, расположены целые – по-византийски запутанные и утонченные – лабиринты интриг, борьбы за власть, ресурсы и влияние, сложнейшие интриги и заговоры, отраслевая конкуренция, замысловатые механизмы коррупции и чистого криминала.
Если не учитывать главного алгоритма, – реализм против либерализма, суверенитет против глобализации, может сложиться ложное впечатление, что мы имеем дело с хаосом. Но это не так.
В серии своих материалов в авторской колонке «Незыгаря» я попытаюсь продемонстрировать, как эмпирический хаос российской политической действительности возводится к структурам логического порядка, в котором – при желании, упорстве и способности к последовательному мышлению – разобраться сможет каждый. Надеюсь.