Новые геоэкономические тенденции на Южном Кавказе

В настоящее время в Грузии в значительной мере озабочены тем, что коммуникационные проекты, на которые возлагалось так много надежд, не дали ощутимых результатов, хотя эти коммуникации приносят стране стабильные и значительные доходы. Например,  нефтепровод Баку - Супса обеспечивает государственные дохода в объеме всего лишь 7,0 млн. долларов. Если даже предположть, что пропускная способность данного нефтепровода будет доведена до максимума, то 12,3 млн. тонн, то при тарифах на перекачку одной тонны нефти 2,0 долл. за тонну, дохода составят только 24,6 млн. долларов, что составляет только 6% от объема нынешнего государственного бюджета. Доходы от фуркционирования нефтепровода Баку – Тбилиси – Джейхан, при полной загрузке составят 60 млн. долл. Дохода государства от траспортировки грузов жележным и автодорогам составляет около 140,0 млн.долл.. В обозримой перспективе все доходы Грузии от траспортировки нефти и других грузов составит не более 250,0 млн. долл. Эти доходы не позволят не только решить проблемы инвестиций в реальный сектор экономики, но и даже решить бюджетные проблемы. В Грузии понимают, что сооружение нового крупного нефтепровода уже не реально. Однако в Грузии ожидались от реализации коммуникационных проектов по схеме "восток - запад" доходы в объеме не менее 700,0 млн.долл. на уровне 2005 - 2007 годов. В связи с этим, в Грузии стали проявлять большой интерес к возможности реализации альтернативных проектов, связанных с перевозкой нефти из Ирана в Россию и в Центральную Европу. В Грузии пока не имеют представления о возможных объемах перевозов грузов из Ирана, Ирака и Армении на север и северо-запад и в обратном направлении. Даже эксперты имеют весьма неопределенное представление о возможных масштабах перевозок грузив только из Ирана. Многие политики и эксперты проявляют удивление, когда узнают, что данные объемы могут составить не менее 30,0 - 40, млн.тонн. только на первой стадии реализации данных проектов. В беседах и политиками и экс¬пертами чувствуется, что политики и эксперта проявляют большую и живую заинтересованность этими проектами. Представляет интерес возможность лоббирования в Грузии данных проектов. Такие вопросы прямо задавались почти всем лидерам политических партий в начале 2000-тых годов, в том числе Зураба Жвания, лидерам Лейбористской партии, Социалистической партии, партии "Промышленность спасет Грузию", Республиканской партии, Консервативной партии, а также недавнему руководителю экономического блока правительства Кахи Бендукидзе. Они высказались за то, чтобы в Грузии более серьезно рассматривали подобные предложения и относились к ним исходя из национальных экономических интересов Грузии, а не с учетом мнения американцев. Очень эффективна, в этом смысле, пропаганда того, что ведущие европейские государства уже установили с Ираном устойчивые экономические и политические отношения. На грузинских политиков оказывает большое влияние информация о том, что Франция, Германия и Англия уже стали важными политическими и экономическими партнерами Ирана. А так как Грузия связывает свое политическое будущее не только с США, но и с Европой, то отношения с Ираном должны стать предметом политического обсуждения. Нет сомне¬ний в том, что перечисленные четыре политические партии левого и националистического направления могли бы стать партнерами России, Ирана и Армении в направлении развития геоэкономического и коммуникационного сотрудничества с Грузией. Вместе с тем, политическое руководство Грузии, вопреки, позиции США предпринимает серьезные попытки установить с Ираном более тесные отношения, прежде всего, в сфере коммуникаций, перевозок и распределения энергетических ресурсов. Иран, конечно, же ставящий целью преодолеть существующее в регионе некоторое отчуждение, вызванное позицией США, предпринимает усилия для укрепления своих позиций в Грузии, не только в экономической сфере, но и придать новую динамику политическим отношениям. В данной ситуации, которая, вне зависимости от внерегиональных факторов получит развитие, приведет к противоположным позициям Азербайджана и Армении. Армения, весьма заинтересованная в развитии схемы Север-Юг, и не имеющая соответствующие обязательства перед США, предпримет усилия для развития данной схемы. Азербайджан воспримет развитие иранско-грузинские, как противоречащие его принципиальным интересам, так, как Азербайджан сам претендует на роль узлового перекрестка в транспортировке грузов в регионе Кавказа и Каспийского моря. Вместе с тем, не только Иран, но и Грузия предпочтут Армению, как коммуникационного партнера, как более уязвимую страну, в части коммуникаций и энергоснабжения. Иранцы не могут не быть обеспокоены недовольства и конфронтационного отношения России к планам развития иранско-грузинских экономических отношений и, прежде всего, в коммуникационной сфере. Поэтому, прежде, чем принять решения в этом направлении, Иран подготовит почву, обозначив для России все плюсы и минусы в развитии этого сотрудничества. Иран пытается разъяснить России те несомненные стратегические выгоды, которые должны получить он и Россия от создания альтернативы широтным коммуникациям в Южном Кавказе. Иран очень заинтересован в формировании северо-западного транспортного направления, но пытается избежать зависимость от Турции и Азербайджана в этом направлении. Иран ставит задачу обхода Черноморских проливов и Суэцкого канала, при транспортировке грузов в северо-западном, то есть, европейском направлении. США продолжают рассматривать Грузию, как ключевого транзитного партнера, но и американцы понимают, что после грузинско-русской войны, невозможно убедить партнеров, в особенности европейцев, в возможности избрать грузинские маршруты, как предпочтительные.

    Ведущие политологи и аналитики Запада, России и данного региона продолжают рассматривать процессы в Южном Кавказе, как противостояние по «широтному» направлению, то есть давно получившей на «гражданство» схемы Запад-Восток, в котором собственно предметом политической дискуссии и борьбы является некий глобальный «евразийский коридор». Видимо сознание политологов, аналитиков и даже профессиональных политических проектировщиков, так же, как массовое сознание подвержено силе инерции, что не менее удручающе, чем самое досадное заблуждение актуальных политиков. Проблема (или в какой то мере разрешение проблемы) заключается в том, что парадигма противостояния в регионе Южного Кавказа трансформирована из «логики коридора» в «логику перекрестка». «Коридорный» политический полигон имеет свои законы и закономерности развития. При «коридорной» парадигме все решает то, что является субъектом, а что объектом политики. Для Грузии и Азербайджана буквально фатальное значение имело то, что известные коммуникационные проекты из субъектов стали объектами политики, а данные государства, по существу, стали субъектами именно по отношению к коммуникационным и другим геоэкономическим проектам. Те, кто имел возможность достаточно подробно отслеживать политические процессы в данных двух государствах Южного Кавказа могут засвидетельствовать, что это явилось действительно откровением и, по существу, трагедией для их политических элит. Нас господь миловал, но не потому, что мы такие уж умные. Нас просто не взяли на «борт» этих проектов, призванных создать в Южном Кавказе транзитно-сервисную социально-экономическую модель, а возможно и вполне завершенную, локальную транзитно-сервисную геоцивилизацию. Причиной данного провала явилось то, что страны, претендующие выполнять транзитную функцию не имеют права формировать однонаправленную ориентацию. Для того, чтобы понять это не нужно было быть политиками или политологами.

   Проект NABUCO, формируется уже в совершенно иных условиях, отличающихся от тех, когда принимались решения по проекту Баку – Джейхан. Борьба в энергетической сфере, стала гораздо более ожесточенной, Россия приобрела в качестве ведущих партнеров в Европе, в лице Германии и других государств, предпринимаются попытки обходов Центра Европы двумя обхватами газопроводов. В данную борьбу включились более значительные капиталы, во многом, независимые от политической воли и США и Великобритании. Грузия предстала перед сложными проблемами международного характера и перспективы нового масштабного транзитного проекта становятся сомнительными. Иран и Туркменистан, для которых экспорт газа имеет не только экономические значение, примут в расчет, позиции и мнения России и ведущих государств континентальной Европы. Европейцы не подвергают сомнению важное транзитное значение Грузии, но пытаются не концентрировать маршруты новых энергокоммуникаций на южно-кавказском и турецком направлениях. Наряду с этим, даже Азербайджан пытается диверсифицировать маршруты экспорта газа, договариваясь с Россией и Ираном. Пока, нет оснований утверждать, что для потока NABUCO будет найдено 31,0 млрд. куб. газа в год. Наряду с этим, события лета 2008 года привели к отказу от ряда проектов транспортного свойства на территории Грузии со стороны Казахстана, и другие страны и крупные нефтяные компании Запада стали искать более безопасные маршруты транспортировки нефти и иных грузов. Грузия все более нуждается в альтернативе.    

   Психология «перекрестка» заметно отличается от «психологии» «коридора», хотя у многих либеральных политиков всегда есть искушение признать одно за другое, в зависимости от требований благополучия актуальных правящих элит. Однако Южный Кавказ (при всех амбициях национальных политиков) никогда не был самоцелью в различных стратегиях. Речь идет об управлении и контроле над более обширным регионом. Но и в рамках «Большого Ближнего Востока» и Центральной Азии активно происходит замена геополитической парадигмы, при возрастании стратегий «перекрестка». В данных регионах происходит ускоренное формирование новых геостратегических блоков, причем самых «сенсационных» (например, Иран – Ирак – Сирия – Греция – Армения, а возможно и Египет с Саудовской Аравией). При этом остается не выясненным – создается новый «Багдадский пакт», «Большая континентально-европейско-ближневосточная диагональ» или часть стратегии «Север – Юг». То есть, непонятно против кого направлены эти геостратегические «связки» - против Запада или Востока.

   В последнее время в аналитических политических публикациях много внимания обращается на то, что в следствие реализации различных коммуникационных проектов в Южном Кавказе, Армения оказывается в транспортном и политическом тупике. Имеются в виду энергические коммуникации, прежде всего Баку – Тбилиси – Джейхан, проект Север – Юг (Иран – Азербайджан – Россия), турецко-грузинские проекты и т.д. В частности в статье, несомненно талантливого автора,  Самвела Мартиросяна утверждается, что сооружение железной дороги Карс – Ахалкалаки или Батуми – Ризе, а также – Казвин – Рей – Астара, организация автомобильного и железнодорожного сообщения между Нахичеваном и Азербайджаном через территорию Ирана приведет к изоляции и тупику Армению. Оставив в покое столь эмоциональную оценку, как «понятие» «тупик», рассмотрим, насколько неблагоприятны для Армении реализуемые и планируемые коммуникационные проекты.

   Необходимо заметить, что большинство из рассматриваемых проектов никак не связаны с политическими проблемами, так, как Армения занимает невыгодное географическое положение и было бы странным осуществление маршрутных «крюков» во имя удобств для нее. Коммуникации осуществляются таким образом, каким это диктует экономическая целесообразность. И даже если проекты излишне политизируются заинтересованными правительствами, то так или иначе, рано или поздно, экономические фактору диктуют особенности, маршруты и замыслы коммуникационного сообщения. Классическим примером тому явился проект Баку – Тбилиси – Джейхан, который никак не вяжется с экономическими условиями и, конечно же, нуждается в политической поддержке.

   Утверждается, что создание коммуникационного коридора Север – Юг, с участием Ирана – Азербайджана – России обуславливает изоляцию и обход Армении. Но, как Армения могла бы участвовать в этом проекте, если она расположена в 300 – 400 км от соответствующих маршрутов. Вместе с тем, создание данного транспортного направления, создание надежного сообщения между Нахичеваном и Азербайджаном через Иран и сооружение железной дороги между Грузией и Турцией, приводит к следующим результатам:
1.    Повышается безопасность и обеспечивается многовекторность транспортной системы, тем самым прямо и косвенно снижаются претензии к сторонам конфликтов в целом;
2.    Западное сообщество во многом утрачивает «основания» для предъявления демагогических требований Армении относительно разблокирования коммуникаций, в том числе с Нахичеваном, включая Мегринский клин;
3.    Ситуация в турецко-армянских отношениях не будет выглядеть столь драматично;
4.    Карабахская проблема утратит так называемую транспортную составляющую, которая беспредметно и тенденциозно используется США и Европейским союзом.

   За последние годы в Южном Кавказе сложилось весьма абсурдное и, в определенной мере, рабско-сервисное транзитное мышление. Особенно это относится к общественности в Грузии, а также Азербайджана. Данным двум народам внушается, что выполнение транзитной функции является подлинным счастьем для них, на основе этих проектов можно построить экономическое благополучие Грузии и Азербайджана. Конечно же, доходы от транзита могли бы стать важным фактором экономического развития, но отнюдь не эффективное развития. Важно то, чтобы данные коммуникации стали бы объектами по отношению к субъектам – государствам, а не наоборот. (Панама – это, прежде всего, - Панамский канал.) В создавшейся ситуации, было бы более обоснованно говорить не о «тупике» для Армении, а о том, что, находясь не в очень благоприятных условиях, Армения демонстрирует пример успешного экономического развития. Причем, это развитие носит диверсификационный характер, развиваются многие отрасли промышленности. По темпам экономического развития Армения опережает все страны СНГ. Армения, при весьма не удовлетворительном макроуправлении, предложила оригинальную модель экономического развития. Лишь достаточные усилия в сфере управления и заинтересованность властей стали бы достаточными для нового скачка в развитии и создании ряда отраслей, способных конкурировать на внешних рынках. Несмотря на 16% спад экономики в 2009 году, в этом убедились международные экономические организации, правительства США и ведущих европейских государств. Армения заинтересована не в транзите, который, в сущности, не играет существенной роли в развитии ни одного государства, а в устойчивом функционировании коммуникаций Грузии и Ирана. В результате, ненефтяная и «тупиковая» Армения успешно развивает отношения одновременно с Россией, Ираном и США. Назвать эти отношения стратегическими нельзя, но, что то обязующее и заинтересованное в этом есть. Совершенно ясно то, что Армения – единственное государство в регионе Южного Кавказа, которое может выполнять функции стратегического партнера. Причем безотносительно к кому. Просто-напросто функцию стратегического партнера. Более того, «стратегическая комедийность» заключается в том, что и Нагорно-Карабахская Республика также способна выполнять функцию стратегического партнера.