Мировой финансовый кризис
Классические политические экономисты, такие как Адам Смит или Давид Рикардо никогда не использовали термин «экономика» сам по себе. Они всегда использовали термин "политическая экономика". Для классических экономистов было невозможно понимать политику без экономики или экономику без политики. Эти два поля, конечно, разные, но они также тесно взаимосвязаны. Использование термина "экономика" само по себе не применялось до конца XIX века. Смит понял, что в то время как эффективный рынок зависит от индивидуального выбора, этот выбор связан с политическими системами, а политическая система была сформирована экономическими реалиямя. Для классических экономистов политические и экономические системы были связаны между собой, существование одной зависит от существования другой.
Нынешний экономический кризис лучше всего понимается как кризис политической экономики. Более того, он должен быть понят как глобальный кризис охватывающий Соединенные Штаты, Европу и Китай, он различнен в нюансах, но имеет общую тему: отношения между политическим устройствой и хозяйственной жизнью. В глобальном масштабе, или, по крайней мере, для большинства ведущих экономик мира, это кризис политической экономики. Давайте рассмотрим, как он эволюционировал.
Происхождение кризиса
Как мы все знаем, происхождение нынешнего финансового кризиса связано с ипотечным кризисом в США. Чтобы быть более точным, он зародился в финансовой системе, которая производила бумажные активы, ценность которых была связана с ценами на жилье. Предполагалось, что цены на недвижимость всегда будут расти и, по крайней мере, если цена колебалась, то ценность бумаг все еще могла быть определенной. Это не подтвердилось. Цены на жилье снизились и, что еще хуже, ценность бумажных активов стала неопределенной. Это поставило всю американскую финансовую систему в состояние тупика и кризис перекинулся на Европу, откуда многие финансовые учреждения приобретали бумаги.
С точки зрения экономики, это, по сути финансовый кризис: одни потеряли, а другие приобрели какое-то количество денег. С точки зрения политической экономики кризис поднял другой вопрос: легитимность финансовой элиты. Давайте рассмотрим национальную систему в виде ряда подсистем - политической, экономической, военной и так далее. Затем посмотрим как экономическая система делится на подсистемы - различные корпоративные вертикали со своими элитами, где одна из них является финансовой системой. Очевидно, что это упрощает ситуацию, но я так делаю для того, чтобы поставить акцент на определенной точке. Одна из систем, финансовая система, не сработала, и эта ошибка произошла вследствие решений, принимаемых финансовой элитой. Это создало значительную политическую проблему основанную не столько на уверенности в том или ином финансовом инструменте, а на компетентности и честности самой финансовой элиты. Смысл в том, что финансовая элита была либо глупа, либо нечестна, либо и то, и другое. Идея заключалась в том, что финансовая элита нарушила все принципы доверительного управления, социальной и моральной ответственности в поисках своей личной выгоды за счет общества в целом.
Справедливо это или нет, но такое восприятие привело к массовому политическому кризису. Это было воистину системный кризис, по сравнению с которым кризис финансовых структур был делом тривиальным. Вопрос был в слеждующем: способна ли политическая система не просто определить кризис, но и привести виновных к ответственности. Или же, если финансовый кризис не связан с преступностью, как политическая система допустила, что не были созданы законы в отношении таких преступных действий? Была ли политическая элита в сговоре с финансовой элитой?
Возник кризис доверия к финансовой и политической системам. Действия правительства США в сентябре 2008 г. были направлены, во-первых, на то ,чтобы иметь дело с неудачами финансовой системы. Многие ожидали, что это будет сопровождаться с решением неудач финансовой элиты, но этого не произошло. Действительно, складывается впечатление, что, потратив большие суммы денег на стабилизацию финансовой системы, политическая элита позволила финансовой элите управлять системой в свою пользу.
Это вызвало второй кризис - кризис политической элиты. Движение чаепития возникло отчасти из критики политической элиты, фокусируясь на мерах, принимаемых для стабилизации системы и утверждая, что эти меры привели к новому финансовому кризису, на этот раз в чрезмерном суверенном долге. Восприятие движения чаепития было довольно резким, но идея заключалась в том, что политическая элита решала финансовые проблемы, как путем генерации огромного долга, так и путем накопления чрезмерной государственной власти. Аргументом движения было то, что политическая элита использовала финансовый кризис для того, чтобы существенно увеличить мощь государства (реформа здравоохранения была явным примером этого), в то время как она не справилась с финансовой системой, увеличив государственный долг.
Кризис в Европе
Вопрос суверенного долга также привел как к финансовому, а затем и политическому кризису в Европе. В то время как американский финансовый кризис, безусловно, отразился на Европе, европейский политический кризис усугубился в результате рецессии. В Европе уже давно некоторые считали, что Европейский Союз был построен либо для поддержки финансовой элиты за счет широких слоев населения, либо для укрепления Северной Европе, в частности Франции и Германии за счет периферии, либо и то, и другое. То, что было мнением меньшинства, было подкреплено рецессией.
Европейский кризис шел параллельно американскому кризису из-за того, что финансовые структуры были взяты на поруки. Но чем глубже был кризис, тем Европа переставала действовать как единое целое для выработки решения для всех европейских банков, вместо этого работа проводилась на национальной основе, при этом каждая страна сосредоточилась на своих банках, а Европейский центральный банк, по-видимому, действовал в пользу Северной Европы в целом и Германии в частности. Это стало темой для обсуждения когда рецессия породила непропорциональные кризисы в периферийных странах, таких как Греция.
Существует два нарратива к этой истории. Одним из них является немецкая версия, которая стала общим объяснением. Согласно ней Греция пришла к кризису суверенного долга из-за безответственности греческого правительства, так как оно поддержанивало социальные программы сверх того, что могло бы профинансировать, и теперь греки ждали помощи от других, особенно немцев, чтобы их спасли.
Греческий нарратив, который менее популярен, отмечал, что немцы манипулировали Европейским Союзом в свою пользу. Германия является третьим по величине экспортером в мире после Китая и Соединенных Штатов (быстро приближаясь к второму месту). Формируя зоны свободной торговли, немцы создали рынки, которые попали в плен к немецким товарам. Во время процветания первые 20 лет или около того, это был скрыто под общим ростом. Но как только начался кризис, неспособность Греции девальвировать свои деньги - которые, как и евро, находятся под контролем Европейского центрального банка - и способность Германии продолжать экспорт без каких-либо возможностей Греции контролировать этот экспорт, усугубил рецессию в Греции и привел к суверенному долговому кризису. Кроме того, правила, созданные Брюсселем, настолько повысили позицию Германии, что Греция была беспомощна.
Но дело не в том, какой нарратив является верным. Дело в том, что Европа стоит перед лицом двух политических кризисов, порожденных экономикой. Один кризис похож на американский, который связан с убеждением, что политическая элита Европы защищает финансовую элиту.Другой является чисто европейским, региональным кризисом, из-за которого части Европы попали в состояние недоверия друг к другу. Это может стать экзистенциальным кризисом для Европейского Союза.
Кризис в Китае
Американский и европейский кризисы сильно ударил по Китаю, который, как крупнейшая экспортная экономика в мире, является заложником внешнего спроса, особенно со стороны Соединенных Штатов и Европы. Когда Соединенные Штаты и Европа вошли в рецессию, китайское правительство сталкнулось с проблемой безработицы. Если заводы закрыты, то рабочие становятся безработными, а уровень безработицы в Китае может привести к массовой социальной нестабильности. Китайское правительство имело два ответа на этот вызов. Первый состоял том, чтобы поддерживать заводы путем стимулирования снижения цен до точки, где испарялась норма прибыли от экспорта. Второй заключался в предоставлении беспрецедентных объемов кредитования предприятий, которым угрожал дефолт по долгам, для их поддержки.
Стратегия сработала, конечно, но только за счет существенной инфляции. Это привело ко второму кризису, когда работники сталкиваются с сокращением небольших по размеру доходов.Ответом стало увеличение доходов населения, что, в свою очередь, увеличило расходы на вывозимые товары, сделав ставки на заработную плату в Китае менее конкурентоспособными, чем, например, в Мексике.
Китай ранее опирался на предпринимателей. Это было легко, когда Европа и США были на подъеме. Теперь рациональным шагом со стороны предпринимателей было либо выходить в оффшор, либо увольнять рабочих, либо и то, и другое. Китайское правительство не могло себе этого позволить, поэтому оно все больше и больше вмешиваться в экономику. Политическая элита стремилась к стабилизации ситуации и собственной позиции за счет увеличения контроля за финансовыми и другими корпоративными элитами.
Во всех трех местах - Соединенных Штатах, Европе и Китае - по крайней мере, первые шаги были сделаны по разному. В Соединенных Штатах первым побуждением было регулирование финансового сектора, стимулирование экономики и усиление контроля над секторами экономики. В Европе, где уже был существенный контроль над экономикой, политическая элита начала разбираться как эти элементы управления будут работать, и кто окажется в выигрыше. В Китае, где политическая элита всегда сохраняла неявную власть над экономикой, ее могущество увеличилась. Во всех трех случаях, первым побуждением было желание использовать политический контроль.
Во всех трех случаях, это привело к сопротивлению. В Соединенных Штатах движение чаепития было всего лишь наиболее активным и эффективным проявлением этого сопротивления. Сопротивление пошло за ними. В Европе сопротивление зародилось среди антиевропеистов (и антиммиграционных сил, которые омуждают политику открытости границ Европейского союза в отношении неконтролируемой миграции). Оно также появилось со стороны политической элиты таких стран, как Ирландия, которая пошла на конфронтацию с политической элитой других стран. В Китае сопротивление исходит от тех, кто пострадал от инфляции, как со стороны потребителей, так и от бизнес-кругов, чей экспорт стал менее конкурентоспособным и прибыльным.
Этот кризис ударил не по всем серьезным экономикам мира. Россия прошла через этот кризис ранее и уже склонна к контролю над экономикой политической элитой. Бразилия и Индия не испытывали таких сложностей, как Китай, но тогда у них не было таких темпов роста, как у Китая. Но когда Соединенные Штаты, Европа и Китай входят в кризис подобного рода, можно обоснованно сказать, что центр тяжести мировой экономики и большая часть ее военной мощи находится в состоянии кризиса. И это не тривиальный момент.
Кризис не означает краха. Соединенные Штаты имеют значительную политическую легитимность для того, чтобы справиться. Европа меньше, но в ее состав входят сильные державы. Коммунистическая партия Китая является мощной структурой, но она уже имеет дело не с финансовым кризисом. Она имеет дело с политическим кризисом поведения, посредством которого политическая элита управляет финансовым кризисом. Это политический кризис, который является наиболее опасным, потому что если политическая элита слабеет, она теряет возможность управлять и контролировать другие элиты.
Очень важно понимать, что это не идеологический вызов. Левых противники глобализации и правые противники миграции вовлечены в один и тот же процесс оспаривания легитимности элит. И это не просто классовый вопрос. Вызов исходит из многих областей. Претендентов еще не большинство, но они не так далеки от этого, чтобы сбрасывать их со счетов. Реальная проблема заключается в том, что, в то время как вызов для элит продолжается, глубокие различия между соперниками делают возможность альтернативной политической элиты трудно представимой.
Кризис легитимности
Это, таким образом, является третьим кризисом, который может возникнуть: что элита потеряла свою легитимность, а все, что имеется ей на смену, представляет собой глубоко разделенную и враждебную силу, объединенную враждебностью по отношению к элитам, но не имеющей своей собственной когерентной идеологии. В Соединенных Штатах это может привести к параличу. В Европе это привело бы к переходу в государства-нации. В Китае это привело бы к региональной раздробленности и конфликтам.
Все эти крайние последствия. Но мы не можем понять, что происходит, не поняв двух вещах. Во-первых, политико-экономического кризис имеет если не мировой, то, по крайней мере, широкий масштаб, а восстания в других местах имеют свои корни, но связаны в некотором роде и с этим кризисом. Во-вторых, это кризис экономической проблемы, которая вызвала политическую проблему, и которая, в свою очередь, делает экономические проблемы еще хуже.
Последователи Адама Смита могут верить в автономную экономическую сферу, отделенную от политики, но Адам Смит был гораздо проницательнее. Именно поэтому он назвал свою величайшую книгу «Богатство наций». Речь шла о богатстве, но также и о нации. Это была работа о политической экономике, которая учит нас о том моменте, в котором мы сейчас находимся.