Ложные цели Москвы в украинском кризисе

Со стороны западных структур имеет место то же последовательное нарастание политического и экономического давления, конструирование искусственных «преимуществ» для стимулирования желаемых уступок контрагента – подписания Соглашения об ассоциации в случае Украины и снятие экономических санкций в случае России – и навязывания ему невыгодных, но «единственно возможных» в сложившихся обстоятельствах рамок переговоров (а по сути асимметричного торга вокруг выполнения им предварительно сформулированных Западом требований), постоянное выдвижение очередных сроков и дедлайнов, когда предоставление данных «преимуществ» может быть рассмотрено, и сохранение перманентной неопределённости вокруг их предоставления в целом.

Со стороны же объекта подобных усилий Запада сейчас, как и год назад, наблюдается явная стратегическая дезориентация и неготовность к системному противодействию западному давлению. Это выражается в явном замешательстве руководства страны, усилении роли ситуативных, конъюнктурных факторов при выработке текущей тактики взаимодействия с Западом и непоследовательности в ходе её реализации, когда отход от заявленных принципиальных позиций происходит уже вскоре после их оглашения. На этом фоне происходит обострение борьбы внутри правящего класса, создающей угрозу дестабилизации системы государственного управления.

Конечно, абсолютную аналогию между положением Украины год назад и нынешним положением России проводить ещё нельзя, но некоторые параллели напрашиваются сами собой. По крайней мере, общая направленность и качество процессов демонстрируют явное сходство, хотя степень и формы проявления отдельных тенденций могут существенно отличаться. Но сам по себе этот факт не может не вызывать беспокойства, хотя бы потому, что описанные тенденции уже привели к ряду негативных эффектов, нейтрализовать которые с течением времени будет всё труднее.

Во-первых, вопреки озвученным ранее предостережениям[i], Россия не использовала весенне-летний временной люфт в украинском кризисе и таки дала Западу возможность закрепить достигнутые им в ходе этого кризиса позиции в Восточной Европе и практически довести до завершения планируемый изначально сдвиг геополитического баланса в этом региональном пространстве.

Во-вторых, вследствие этого Россия позволила навязать себе весьма невыгодную модель двойной конфронтации в Европе (детальнее об этом см. тут[ii]), фактически заменяющую собою действующую до недавних пор смешанную модель, в которой кооперативные и конкурентные элементы могли развиваться относительно автономно, не вступая в прямое противоречие друг с другом. То, что такая смешанная модель не сможет поддерживаться бесконечно долго, и что один из её элементов рано или поздно возобладает над другими, было понятно уже давно. Но то, что она перейдёт в прямую конфронтацию на континентальном и региональном уровнях, было совершенно не очевидно и не обязательно.

И в-третьих, с согласия и одобрения Москвы на Украине за это время завершён процесс формирования и легитимации крайне радикального и враждебного режима, само существование которого несёт угрозу жизненным российским интересам в Восточной Европе и на европейском континенте в целом, делает довольно проблематичным дальнейшее продвижение российских интеграционных инициатив и, по сути, ставит крест на идее Большой Европы как общем континентальном экономическом и политическом пространстве.

Более того, Россия прилагает колоссальные дипломатические усилия для стабилизации ситуации в Новороссии в рамках минских соглашений, конфигурация которых, как уже стало ясно к настоящему моменту, не может считаться жизнеспособной и, тем более, оптимальной ни в качестве промежуточной конструкции баланса в Восточной Европе, ни в качестве платформы для выстраивания новой геополитической структуры европейской системы.

Приоритет противоречивых и явно нереалистичных минских соглашений как основы для урегулирования украинского кризиса объясняется тактическими целями, которые российская дипломатия преследует в этом процессе, не отдавая себе отчёт в том, что в новом геополитическом контексте они уже утратили свою актуальность.

Эти цели в общих чертах сводятся к сохранению территориальной целостности Украины без Крыма, обеспечению в той или иной форме защиты интересов русского населения страны, децентрализации власти в направлении федеративного устройства и поддержанию внеблокового статуса. Фактически, речь идёт о возвращении к геополитически промежуточному, проще говоря буферному, положению Украины с помощью формирования соответствующего внутреннего баланса. Так, по словам некоторых российских политических деятелей[iii], расчёт строится на то, что республики Новороссии будут играть в обновлённой Украине ту же роль, что до недавних пор играл Крым, воплощая альтернативный полюс общественного мнения и удерживая правящие круги от дрейфа в сторону Запада.

Однако, этот расчёт основывается на нескольких ошибочных, если не сказать ложных, представлениях, искажающих общее понимание ситуации и смысл воплощаемой политической линии.

Во-первых, не соответствующим действительности является представление о возможностях сохранения в прежних формах внутреннего политического дуализма Украины. Сам по себе этот дуализм никуда не исчез, как наглядно показали прошедшие парламентские выборы, но он приобрёл совершенно иное качество. Тогда как раньше главным его объектом были вопросы социокультурного и внешнеполитического развития страны, события последнего года, в том числе неограниченное применение методов насильственного принуждения со стороны новых центральных властей, пришедших в результате вооружённого переворота, закономерно привели к делегитимации самой украинской государственности в глазах условной юго-восточной части общества. Если добавить к этому манипуляции, призванные осуществить искусственное переформатирование украинского политического поля в направлении маргинализации и искоренения любых организованных форм представительства этой части общества, то можно однозначно констатировать, что объектом традиционного дуализма сегодня выступает сохранение украинской государственности как таковой. И обратить этот процесс вспять уже не представляется возможным.

Минские соглашения также не могут изменить этот факт, хотя бы в силу того, что они не создают ни политической субъектности республик Новороссии и ни даже условных рамок для ведения «субстантивного диалога». Ситуация, когда статус этих территорий должен определяться законом, сформулированным Киевом в одностороннем порядке, не может привести к конструктивным результатам в условиях отсутствия политической воли для этого.

Во-вторых, глубоко ошибочным является представление, что именно внутренний политический дуализм позволял удерживать Украину от дрейфа в сторону Запада раньше и может позволить удержать её сейчас. На данном этапе можно с уверенностью утверждать, что от дрейфа в сторону Запада Украину удерживала исключительно позиция самого Запада и опасения отдельных государств, что подобный дрейф чреват нежелательными рисками и усилением геополитической напряжённости. Разумеется, в публичной риторике эта позиция обосновывалась в том числе недостаточной поддержкой идей сближения с западными структурами в украинском обществе, но сам по себе этот аргумент никогда не был решающим в этом процессе. Тем более, что формулирование национальных интересов страны и в прежние годы осуществлялось правящими кругами без особого внимания к общественным настроениям.

И в-третьих, очень опрометчиво в нынешних обстоятельствах продолжать считать, что геополитически промежуточное положение Украины, даже закреплённое путём какого-либо договорного компромисса с Западом, может способствовать стабилизации Восточной Европы и геополитической консолидации европейского континента. Именно эта промежуточность в сочетании с односторонними конкурентными подходами внешних игроков, позволяющими местным элитам манипулировать собственной позицией и шантажировать этим своих международных партнёров, и привела к формированию условий для текущего кризиса.

Кстати, не последнюю роль в его возникновении сыграл тот факт, что ключевые геополитические проблемы, порождённые этим положением и соответствующими манипуляциями местных элит, оставались на втором плане в публичном диалоге и не выносились на открытое обсуждение во всех своих аспектах. Даже президент В. Путин признаёт[iv], что Россия в ходе дискуссий вокруг Соглашения об ассоциации Украины с Европейским Союзом поднимала только вопрос экономических его последствий, не касаясь политического измерения данного документа. Несложно понять, почему в условиях резкого обострения ситуации ни у кого из внешних игроков не оказалось адекватного подхода к её пониманию и преодолению.

Превратность указанных представлений очевидна уже сейчас, и Москве рано или поздно придётся это признать. Сама логика двойной конфронтации, которую Россия позволила себе навязать, вынудит российскую дипломатию признать бессмысленность усилий по склеиванию разбитой чашки, и чем раньше это произойдёт, тем лучше для неё.

Потому что очень не хочется, чтобы ощущение осеннего дежавю плавно перешло в ощущение дежавю зимнего…