Князь Николай Трубецкой: евразийский императив

Трубецкой-политик и Трубецкой-ученый

Князь Николай Сергеевич Трубецкой (1890 — 1938)– важнейшая фигура в истории русской мысли и русской науки.
Прежде всего, он был главной фигурой русского евразийства. Трубецкой предопределил, обозначил и фактически создал это фундаментальное направление русской мысли, логически продолжающее традиции славянофилов, К.Леонтьева и Н.Данилевского. Именно положения его труда «Европа и человечество», а также впервые изданного под псевдонимом «Наследия Чингисхана» вдохновили целую плеяду лучших мыслителей первой волны русской эмиграции, затем стали главным ориентиром для великого русского историка Льва Гумилева, и наконец, были подхвачены с конца 80-х годов ХХ века неоевразийцами, придавшим этим началам характер систематизированного мировоззрения, основанного на базовых принципах геополитики. Современная Россия – после преодоление политического и ментального коллапса 90-х годов, в значительной  степени плод воплощение в жизнь идей Трубецкого.
В сфере науки Николай Трубецкой является высшим авторитетом в области структурной лингвистики (основателем которой является Фердинанд де Соссюр). Он совместно со своим другом и единомышленником Романом Якобсоном основали целое научное направление – фонологию, представляющую собой важнейшую часть структурной лингвистики. Фонология «Пражского кружка» оказала огромное влияние как на русскую филологию и лингвистику, так и на европейский структурализм (именно Якобсон посвятил в структурализм великого Клода Леви-Строса), эпистемологию и семиотические исследования.
Как правило, Трубецкой как евразиец и Трубецкой как лингвист рассматриваются изолированно – в совершенно разных контекстах и с совершенно разными признаками. Его политической философией занимаются критики русской Идеи и здесь он, естественно, карикатуризируется и демонизируется. Ведь главная идея евразийства – это представление о России как о самобытной цивилизации, качественно отличной и принципиально независимой от Запада. Более того европейская цивилизация и особенно Европа Нового времени считается евразийцами, как ранее славянофилами и Данилевским, культурой вырождения, источником отравления мира и отчуждающей империалистической гегемонии. Трубецкой был убежденным противником западного универсализма, либерализма и претензий западного общества на свою исключительность и нормативность. Вполне закономерно, что эта – евразийская -- сторона наследия Трубецкого практически не известна на Запада, а основные труды этого цикла до сих не переведены.
Но как лингвист Трубецкой имеет мировое признание. В западной науке фонология считается важнейшим направлением структурной лингвистики. И в этом качестве труды Трубецкого изучаются и комментируются довольно широко. Так как структурализм, построенный на принципах структурной лингвистики, стал во второй половине ХХ века чрезвычайно влиятельной философской школой, то соответственно возросла и роль идей Трубецкого.

Целостность евразийского мировоззрения Трубецкого

Однако такое разделение совершенно искусственно. Трубецкой был вполне органичным и целостным мыслителем. Евразийское мировоззрение не является в его личности и судьбе чем-то совершенно внешним. Трубецкой-лингвист и Трубецкой-евразиец – это не просто одна и та же личность, это одно и то же движение мысли, только примененное к двум различным областям – к политической философии и к структурной лингвистике (а также к филологии). Это движение мысли основано на культурном плюрализме и на признании за языком и связанным с языком мышлением первичности в конституировании онтологий и ценностных систем (а также политических ансамблей) различных обществ.
Евразийское мировоззрение, основы которого заложил как раз Трубецкой, исходит из того, что язык и способ мышления, основанный на конкретных семантических структурах собирает мир всякий раз по-разному. Никакой единой нормативной реальности или системы мер не существует. Мир есть в конце концов лингвистическая конструкция, размеченная фонемами – минимальными смысловыми элементами речи. И каждый народ, каждая цивилизация на основании своих семантических структур собирают свои миры. То, что Западная Европа, романо-германский мир собрал свой мир одним образом, не значит, что другие языки, культуры и общества должны безоговорочно принять это – даже под страхом превосходящих сил противника. Мощь Запада, показывает Трубецкой как лингвист-евразиец, это прежде всего семантический империализм, эпистемологическая гегемония. Позднее ту же самую мысль сформулирует другой структуралист – французский левый философ Мишель Фуко. Но Трубецкой применяет этот принцип к обоснованию самобытности русской – евразийской! – цивилизации и обосновывает возможность и желательность строить русское общество – включая политические, социальные и культурные институты – на основе русской картины мира. При этом Трубецкой выступает не просто за «русский национализм», но за «общеевразийский национализм», где будут учтено все многообразие этнических Вселенных и языковых структур, входящих в область русской Евразии. Апология Империи у Трубецкого вытекает из его философского плюрализма. Русский мир – это не только политическая, но и онтологическая действительность. При  этом она далеко не моноэтнична, но должна стать живым синтезом различных культурных миров. Однако каждый из этих миров и все они вместе составляют смысловое пространство, кардинально отличное от Западной Европы, романо-германского мира. Особенно в Новое время.
Развитие или деградация Запада это судьба иного семантического континента, иной структуры. Мы можем наблюдать за этим, выносить какие-то суждения, но у России иная судьба и иной путь. Поэтому Трубецкой и евразийцы предельно отчетливо провозглашают Россию самостоятельным континентом, государством-миром. Плюральность лингвистического структурализма и синтетический интегральный патриотизм Трубецкого не случайное совпадение разных научных и мировоззренческих сфер интересов у одной и той же личности, но следствие общей – философской – установки цельного мыслителя, который следует за своими глубинными ориентирами и ценностями в том направлении, какое сами они подсказывают.

Наследие Трубецкого: не пыль, но гром и молния

Сегодня наследие Трубецкого актуально как никогда ранее. В советское время его идеи были слишком окрашены православием, русскостью, традионализмом и антиматериализмом. Более того, классические евразийцы не скрывали своего неприятия марксизма и коммунистической догматики. Поэтому в советское время евразийство было под запретом в СССР. А в русской эмиграции в силу трудных условий существования русских общин и их постепенного рассеяния, влиятельное в 20-е и отчасти в 30-е годы евразийство постепенно сошло на нет. Как, впрочем, и все остальные направления русской общественной мысли.
Евразийцы предсказывали неизбежный крах СССР – в силу антинародной, механистической, западной по своему происхождению, бездушной идеологии. И считали, что партийную диктатуру КПСС должен сменить Евразийский Орден. При этом они изначально предостерегали от увлечения либеральной демократией, которая могла только разрушить государство (и разрушила в 90-е годы ХХ века), были убежденными сторонниками сохранения единого политического организма в границах СССР (это они и называли «Евразией» или «Россией-Евразией») и были убеждены в том, что главный враг России как цивилизации (и человечества в целом) – это современный Запад, либерализм, глобализм и многоуровневая гегемония романо-германского (и прежде всего -- англо-саксонского) мира.
Но именно это мы видим сегодня – в 20-е оды ХХI века. То, от чего предостерегал Трубецкой, свершилось в 90-е. Последние правители СССР и особенно либеральное отребье, пришедшее к власти после его распада, поступали прямо противоположным образом по сравнению с идеями евразийцев. Они развалили не только диктатуру компартии, но и советское государство имперского масштаба. Сменили одну западную материалистическую идеологию (коммунизм) на другую (либерализм). Отказались от противостояния с Западом и впали от него в рабскую зависимость. Вместо возрождения России, к чему призывали евразийцы, реформаторы вовлекли страну и общество в еще большую катастрофу. Так в 90-е годы евразийские идеи снова оказались не только незатребованными, но стали платформой глубинной политической оппозиции существующей власти Ельцина и окружавшего его либерального клана.
Тем не менее именно в 90-е идеи Трубецкого были заново открыты. Пусть не государством, но патриотической элитой. А евразийская геополитика, построенная на цивилизационном плюрализме и убежденность в том, что Россия – это отдельная цивилизация, а Запад является главным ее врагом и противником (Евразия против Атлантики, теллурократия против талассократии), постепенно была взята на вооружение русскими силовиками – Генштабом, спецслужбами и разведкой.
Именно постепенно сформировавшееся в среде силовиков евразийское лобби, категорически недовольное прозападным катастрофическим курсом либерал-реформаторов 90-х, и подготовило радикальную смену курса России, которая началась при новом Президенте, выходце из спецслужб Владимире Путине.
С Путиным идеи Трубецкого обрели новое историческое бытие. Речь шла не только о начале восстановления единого евразийского пространства в таких организациях как Российско-белорусское Союзное Государство,  ЕврАзЭС, ОДКБ и т.д. Само мировоззрение Путина – его симпатии к традиционным ценностям, его повышенное внимание к геополитике, его действия по возвращению Крыма, его все более жесткое противодействие давлению Запада, его отвержение либеральной культуры и консерватизм – ближе всего именно ко взглядам евразийцев, чем какой-то еще мировозренческой традиции. Путин прямо говорит о России как самобытной цивилизации, о русском мире и о необходимости дать отпор западной гегемонии. Конечно, Путин больше прагматик и реалист, но то, к чему направлены, его политические реформы, безусловно, более всего напоминает Евразийский Проект. Особенно если учесть то, с каких стартовых позиций началось его президентство – прямое антиевразийство, либерализм, западничество, десуверенизации и казавшийся почти неминуемым распад России. Причем по тем самым этническим линиям возможного разлома, которым именно евразийцы уделяли особое внимания, настаивая на органичной интеграции всех этносов России и прилегающих к ней территорий в единый – евразийский! – цивилизационный блок.
Важно подчеркнуть, что Трубецкой уделял большое внимание украинскому вопросу. ОН был убежден, что малороссы – это одна из ветвей русского народа (наряду с восточными великороссами и белорусами), и поэтому восточные славяне, как и иные народы должны вместе строить общую евразийскую государственность. При этом он чутко относился к геополитической функции украинского национализма, предвидя его огромный разрушительный потенциал. Евразийское движение было самым последовательном противником искусственного формирования украинской идентичности, противопоставленной великороссам и соответственно Империи в целом. В украинском национализме евразийцы справедливо видели подрывной план Запада в большой войне против России. И насколько же – в какой раз! -- они оказались правы.

Живое ядро евразийской мысли

Конечно, когда мы читаем сегодня тексты Николая Трубецкого, многое представляется устаревшим. Прогнозы сбылись не буквально, а с некоторыми новыми чертами, которые просто было невозможно предвидеть. Вместо романо-германского мира центр западной гегемонии был перенес западнее – в США. Теперь не просто Европа, но именно англосаксонский полюс Европы (как во времена  расцвета Британской Империи) стал главным источником и мировым штабом цивилизации Моря, атлантизма.
Трубецкой не строго использовал термин «нация», подразумевая под ним иногда этнос, иногда народ, иногда гражданство. Это так же может вызвать недоумение. Философские и лингвистические открытия Трубецкого в области структурализма были существенно развиты и детализированы целой плеядой выдающихся антропологов, социологов, философов и политологов. Развивалась геополитика, лишь намеченная у евразийцев. Но если посмотреть на ядро мысли Трубецкого, как цельного мыслителя, мы увидим, что его идеи остаются животворными, активными и чрезвычайно ценными. Та борьба, которую он вел в духе, не только не завершилась, но, напротив,  многократно обострилась. Трубецкой считал Запад самой главной угрозой человечеству, а убежденность Запада в универсальности свое системы ценностей – приговор многообразию культур и цивилизаций, религий и языков. Но именно это и обнаружилось с особой ясностью в период однополярного момента, начавшегося после распада СССР. Глобализация и есть планетарный размах западной либеральной – политической, экономической, культурной, эпистемологической – гегемонии Запада. Трубецкой и евразийцы объявили этой силе войну не на жизнь, а на смерть. Поэтому даже к ненавистным большевикам они относились с определенной долей понимания – это была извращенная, униженная, но все же Россия. А конфликт большевиков с Западом евразийцы считали аналогом монгольского нашествия, которое, лишив русских политической независимости, уберегло их культурную и религиозную идентичность от европейской католической экспансии. 
И сегодня, когда все более ясно и отчетливо вырисовываются контуры многополярного мира, идеи Трубецкого вновь демонстрируют свою актуальность. В программном труде «Европа и человечество» Трубецкой призывал народы мира восстать против гегемонии либерального Запада и отстаивать свое право на собственные цивилизации,  ценностные и политические системы, верования, культуру и общественный уклад. Но не это ли сегодня и пытаются воплотить в жизнь Россия, Китай, страны исламского мира, а в перспективе народы Латинской Америки и Африки?! В такой ситуации идеи Трубецкого – освобожденные от некоторых устаревших или утративших свою актуальность формулировок – оказываются более, чем затребованными. Трубецкой – один из отцов-основателей многополярного миропорядка. Именно его идеи философски обосновывают полицентрическую карту человечества.
А именно за это и против этого и ведется на глобальном уровне самая ожесточенная битва. Трубецкого сегодня надо изучать в школах и институтах в рамках общеобразовательной программы. Он на самом деле – наше всё.