Европа и многополярная парадигма

Подробно изложенная теоретиками геополитическая фаза, которую мы наблюдаем в данный момент, находится на стыке между североамериканской однополярностью, где в международном праве и международных отношениях преобладает североатлантическая гегемония, и многополярностью, которая характеризуется широким полем независимой, политически суверенной геополитической интеграции, существование которой гарантирует более стабильное соотношение сил и их стратегическое развитие, ограниченное собственными зонами влияния. Термин, которым можно было бы описать эту фазу свертывания новой международной модели, можно определить как "многополярность несовершённая" или "уже и еще нет". То, что американская гегемония, провозглашенная после окончания Холодной Войны и контролируемого развала советского блока, вступила в необратимый кризис, является фактом: их сила, затянутая в капкан большинства сценариев войн на земле под видом "борьбы с терроризмом", потеряла свою остроту и прямое влияние. Для этой фазы характерны два тесно связанных друг с другом феномена, которыми опутана Европа: с одной стороны, прогрессивный элемент, подтверждение которого - утверждение уже упомянутого интеграционного пространства, ведущего мир к многополярности. Во главе этих изменений стоят страны БРИКС с их новыми экономическими и культурными моделями. С другой стороны происходит переосмысление атлантической стратегии, которая, чтобы сдержать процесс реорганизации геополитического порядка, вынуждена поддерживать отношения с определенными региональными державами, чтобы сдержать другие, стремящиеся (напрямую или опосредованно) к глобальному освобождению. В этом смысле культурный soft power, дипломатия и определенного рода партнерство одержали верх над очевидной преступной гегемонией. Уже не странно наблюдать, как глобальная атлантическая власть заключает альянс с такими региональными державами, как, например, Турция, с целью дестабилизации шиитской оси на Ближнем Востоке или использования ее в качестве платформы для размещения ядерного оружия, нацеленного на Heartland. Дипломатические отношения США с Индией (которая, будучи участницей БРИКС, является звеном многополярной коалиции) служат, по сути, для их геополитической цели - для окружения и сдерживания Китая. В связи с этим стоит упомянуть ясный анализ профессора геополитики Андре Мартина из Университета Сан-Паулу в Бразилии, который открыто поддерживает необходимость включения Индии в меридиональную (южную) парадигму, чтобы приблизить ее к международной оси Бразилии и отдалить от североатлантических иллюзий[1].

Европа, без сомнения, один из многих полюсов, необходимых для перехода от однополярной модели - несмотря на ее несовершенную, но потенциально функциональную структуру, несмотря на обилие неопределенных политических чаяний, несмотря на то, что она является хоть и забытой, но тысячелетней колыбелью цивилизации, пытается начать долгий путь к идентификации себя как большого пространства, геополитического полюса и автономной цивилизации (что, на наш взгляд, одно и то же). Геополитическое мышление, по сути, родилось как самосозерцание Европы в эпоху появления теории противостояния теллурократии и талассократии. Она находится в лоне диалектики Европы (континентальной) и Анти-Европы, которые очерчиваются так называемой классической школой геополитики. Умозрительные заключения англосакса Спайкмена с терминологическим и концептуальным обозначением Heartland'а (буквально «сердечной земли», стратегического центра Мирового острова, оси глобального контроля) послужили для ясного разграничения диаметрально противоположных интересов Европы и Англосферы. В противовес развертыванию  геостратегической теории Маккиндера, оперирующей Британской империей, немецкий геополитик Карл Хаусхофер объявил большое автономное европейское пространство. О геополитическом значении Европы писал Геббельс, перефразируя знаменитую лемму Хаусхофера: "Кто владеет Европой, тот владеет миром"[2].

Даже в контексте истории цивилизации  особая уникальная культура и объединенная Европа были выделены Освальдом Шпенглером, который, отличая ее от исламской и славянской цивилизаций, называл неповторимым продуктом классицизма, христианства и культуры варварских племен[3]. Ее традиционная социокультурная парадигма и ее мифические архетипы бессознательного имеют корни в христианском Средневековье, это подчеркивали самые выдающиеся представители панъевропеизма XX века. Ее политическое единство было сформировано Священной Римской Империей. Таким образом, Европа обладает всеми характеристиками, чтобы выступить в роли независимого геополитического субъекта, а также актора в процессе перехода не только геополитического, но и этико-культурного к многополярной модели. Но, тем не менее, Европа до сих пор сдержана оковами устаревшей геополитической концепции.

После второй мировой войны в соперничестве между политико-федеральной и чисто экономической линией верх одержала вторая. Евросоюз появился на международной сцене не как самостоятельный актор, а как неотъемлемая часть западного блока. Будучи далекой от отстаивания собственных интересов, Европа с момента двухполярного противостояния стала выполнять функцию стратегической преграды для продвижения социализма. Включение большей части европейских стран в НАТО и содействие экономическому благосостоянию граждан были звеньями этой стратегии. Европа была превращена в геополитического евнуха, где национальное сопротивление не играло заметной роли. Именно в таком контексте сформировались взгляды Жана Тириара, направленные на всеевропейское освобождение от гнетущего влияния так называемых "освободителей" и на подрыв западного блока. Европу привели к установкам, которые вдохновили на создание Европейского союза, этого однозначно атлантическо-англосаксонского творения. Здесь надо упомянуть точное определение, которое Хаусхофер дал Англии, назвав ее врагом Европы. Как показал Спайкмен, который в своих исследованиях опирался на Маккиндера, шаг между Великобританией и США ничтожен, и заполнен периодом стагнации и превосходства геополитической мощи первой сразу после Второй мировой войны. Сама парадигматическая структура, лежащая в основе англо-американской концепции цивилизации, была подробно описана Карлом Шмиттом как Номос Моря, зарекомендовавший себя пространственной революцией, случившейся относительно первой парадигмы, Номоса Земли, который олицетворяла католическая Испанская империя. То есть Шмитт вторил противопоставлению теллурократии и талассократии, что, по сути, является борьбой между двумя экзистенциальными моделями, и нельзя отрицать, что за ними скрывается более глубокое символическое и метафизическое значение, связанное с противоположными гранями - стабильностью и изменчивостью, крепостью и податливостью, правдой и ложью. Очевидно, что эта перспектива может быть с легкостью перенесена на социологический план, без искажений ее глубокого смысла, с подчеркиванием множества ее уровней.

Как уже отмечалось выше, тот, кто на сегодняшний день доминирует над Европой, имеет все возможности для военно-стратегического, экономического, культурного и политического порабощения Северо-Запада планеты. Даже избегая оценочных суждений о том, что Европа сделала вынужденный выбор в пользу западного блока во время Холодной войны, невозможно вообразить, что сегодня она неспособна выкроить свое собственное пространство, предпочитая быть ведомой международной системой, находящейся на грани коллапса. Европа переживает экономический кризис, пытаясь освободиться от искусственного финансирования США, которое осуществляется, вероятно, с целью усилить нестабильность, чтобы избежать достижения сплоченности сегодня - в период после двухполярного противостояния - которая больше им не нужна. Все это очевидно приводит к потере культурного очага, необходимого для создания парадигмы объединения, и к его подмене постмодернистским симулякром. На первый взгляд, структура и надстройки в Европе находятся в состоянии постмодернистского хаоса, в то время как многие другие геополитические образования смогли утвердить свою культурную независимость, хотя по-прежнему вынуждены отчасти принимать условия глобалистской модели, по крайней мере, в сфере международного рынка (очень часто преследующего стратегические цели).

Так, на наш взгляд, действие по пересмотру европейского будущего в пользу многополярности должно быть единым, хотя и координируемым на нескольких уровнях, так как глобалистская атака на нашу цивилизацию работает также на различных уровнях. Оно должно быть концептуально разделено и в то же время должно объединять процессы геополитического освобождения, макропространственной интеграции и защиты нашей цивилизации.

Прежде всего, не стоит предаваться иллюзии о том, что возможно оставаться в военном альянсе, упраздненном самой историей: Европа в процессе утверждения собственной независимости должна перестать следовать Североатлантистскому договору, который уже потерял те официальные причины, по которым к нему некогда присоединились европейские государства. Хоть он и всегда служил вооруженной рукой империализма, его сегодняшняя функция инструмента стратегических интересов США не вызывает сомнений. Во-вторых, отказ от гегемонии доллара и преследование своих собственных экономических интересов (возможно, в рамках сотрудничества с БРИКС) являются основополагающими в перспективе геополитического самоопределения. Эти процессы должны стремиться к политической интеграции Европы и ее признанию в качестве большого пространства. Ни одно из антиглобалистских требований не имеет смысла вне многополярного проекта: это различие между романтическим идеологическим и дальновидным политическим выбором. Существенный элемент, который должен поддерживать присоединение к многополярности - это отстаивание своеобразия, различий, идентичности внутри геополитического объединения, чтобы обеспечить его стабильность. К тому же это полностью соответствует традиционным взглядам на империю, как на гарант этнической, религиозной и социальной идентичности проживающих в ней народов. В этом смысле предложение европейского макропространства должно пройти через две необходимые процедуры: создания административной надгосударственной структуры (по крайней мере, в отношении обороны, экономики, управления ресурсами и стратегическими объектами) и установления федерализма, что подчеркнет общую политическую картину Народной Европы.

Наконец, мы вновь заявляем о необходимости формирования чисто европейской парадигмы, которая столкнет нас с новыми геополитическими вызовами. Приведем в пример Россию и Китай - членов БРИКС, которые являются интеграционными центрами их больших пространств; они вновь открывают для себя историческую парадигму, которая оправдывает их возрождение в качестве региональных империй. Если Россия заново открывает для себя свое евразийское призвание, на геополитическом уровне посредством  интеграционных маневров ЕврАзЭс, Китай вспоминает свое имперское прошлое, демонстрируя миру важность конфуцианского культурного пласта как во внешней, так и во внутренней политике. Интересно отметить, что оба этих больших пространства достигли кульминации в проявлении себя как региональных империй в период цезаризма XX века. Об имперских атрибутах Сталина подробно рассказывал Михаил Агурский[4]. А сам Мао, как отмечал его биограф Морис Мейснер, изображался  с лицом на фоне сияющего солнечного диска, словно император[5].

Как мы уже упоминали, Европа проявляет свою имперскую сущность в образе Священной Римской Империи Каролингов, хотя, как мы увидим, имперская эпифания была отвергнута в XX веке. Франко-Германо-Латинское политическое объединение включало в себя Европу территориальную и католическое христианство. Один из величайших мыслителей, видевших Европу единым целым, Новалис,  утверждал, что она может быть исключительно католической. Латино-европейскую идею олицетворяла Римская церковь. Но затем Европа раскололась дважды: на Церковь и Империю, и внутри христианства выделились лютеране. Не совпадение, что Данте, который был убежденным сторонником гибеллинов, в трактате "Монархия" развил возвышенный синтез церковной и имперской власти, который получил название "Теория двух Солнц". Как и Церковь, империя также является проявлением Божественной воли. Очень важна, на наш взгляд, теоретическая работа под названием "Католик-Гибеллин" крупного флорентийского мыслителя Аттилио Мордини, который посвятил свою жизнь углубленному изучению Данте, Средневековья и научных трудов о католицизме. Полагаем, нужно подчеркнуть солидарность этого труда с панъевропейским политическим проектом Жана Тириара. Также важно подтвердить теоретический вклад в европейскую борьбу и борьбу более высокого уровня трудов двух яростных противников  либерализма и англосаксонской талассократии Жозефа де Местра и Доносо Кортеса. Стоит перечитать их через призму исторической необходимости, принимая во внимание, что они прекрасно поняли в свое время, какое движение предпринял либеральный бес. Сам Кортес описал Англию библейским термином, имеющим важное символическое значение; он назвал ее "Великой блудницей", сравнив с матерью Антихриста. Читать эти труды упрощенно, относясь к ним как к рядовому реакционизму, крайне неприемлемо. Ля Рошель нашел связь между словами де Местра и образованием крупнейших тоталитарных партий 30-х годов (В Риме, Берлине, Москве) и обозначил их как всеобщее восстание против буржуазного общества. А Шмитт нашел связь с Прудоном и Кортесом, которые боролись хоть и в 1848 году, но против того же общества. 

И, как мы говорили, в XX веке реконструкция европейской империи не была завершена. Такие плодотворные среды, как среда консервативных революционеров, национал-революционеров, движение социалистов-максималистов, были направлены на большой проект тотальной революции, в первую очередь этической, которая должна была преобразовать Европу, а вместе с ней и весь мир. Приход к власти Адольфа Гитлера вместе с политической культурой, выросшей на империалистических и колониальных принципах XIX, подорвал линию строительства подлинного панъевропейского проекта, насадив пангерманский шовинизм, русофобию и англофилию. Немногие сохранили ясное интернациональное видение Пьера Дрие Ля Рошеля и французского европеизма. Окончилась неудачей попытка переворота национал-революционерами во главе с аристократом-католиком, учеником Юнгера, Штауффенбергом. Вплоть до сегодняшнего дня Европа поплатилась за гитлеровский ревизионизм.

Европа должна сообща сделать выбор, выбор между жизнью и смертью. Мы призываем к созданию европейской партии. Европа должна понимать необходимость независимости, и должна также понимать, что она не будет обеспечена Североатлантическим пактом. Она должна поощрять и одобрять любые стремления к полицентрации мира. Только так она сможет выжить. Старые европейцы должны понять, что единственной легитимной борьбой за превосходство может быть борьба за внутреннее превосходство.  С этой точки зрения, ничто не должно быть забыто, но все должно быть преобразовано. Перед нами ряд славных примеров. Мы живем в эпоху пробуждения мифа, в момент эпохальных перемен. Настало время разрубить гордиев узел и решить: западничество или европеизм? Сделать выбор в пользу европеизма значит не что иное, как выбрать многополярность.

Перевод с итальянского Вероники Канищевой