Национал-консервативный диалог России и Запада: трудности и возможности нового этапа
Уже не раз говорилось, что в последние годы наступило время для союза и сотрудничества между национал-консервативной общественностью России и нашими западными коллегами. И несомненно, что это сотрудничество должно быть всё более тесным и прочным, потому что перед нами стоят общие вызовы. Это очень важно подчёркивать, ведь прежде такой союз был фактически невозможен. В прошлые эпохи мы, к сожалению, смотрели друг на друга не дружественно, и на это были серьёзные причины.
Напомню, что русский консерватизм по самому своему происхождению сильно отличался от западного. Западный рождался из реакции аристократии на радикальные социально-политические преобразования конца XVIII и XIX вв. В России же консерватизм не был ответом на разрушение основ сословного строя, низвержения монархии, ущемления прав старой элиты или секуляризации всех сторон общественной жизни. Скорее, он был реакцией на попытку навязать подобные изменения извне, а оттого ранняя консервативная мысль сама собой устремлялась к поиску оснований для русской инаковости.
Русские национал-консерваторы всегда были заняты защитой русского общества от разрушающих его устои западных влияний. Основы социально-экономической жизни русского народа в эпоху формирования русского консерватизма (первая половина – середина XIX века) никак особо задеты не были, а вот основы культурного бытия были сильнейшим образом подорваны, причём ещё при Петре I. Так, русская консервативная мысль оказалась в значительной степени запоздалой реакцией на события более чем столетней давности, а потому приобрела свойства преимущественно культурологической, в меньшей мере политической.
На этой же основе становился и дискурс русского национального своеобразия, зачаток националистической мысли. Образцы русскости, подлинного национального бытия, оказались спрятаны в далёком прошлом, а уже само это делало русскую национальную мысль скорее ретроспективной, чем откровенно прогрессистской, как, например, во Франции. Её характерной чертой стала не тяга к секуляризации общества, а наоборот, пристальное внимание к основам православного вероучения. То есть русский национализм изначально складывался как часть консервативного движения, в то время как на Западе национализм изначально был частью либеральной мысли.
Так, старый русский консерватизм, каким он сложился в XIX веке, не видел и не мог видеть своего союзника в западных консерваторах.
Революции начала ХХ века были не национальными. По-настоящему активно националистический элемент в них был привнесён лишь большевиками, но он не был русским. Ленинская теория различения национализма больших и малых народов (из которых первый в лице русского должен подавляться, а второй стимулироваться), широко открыла дверь идеям национального бытия перед всеми народами бывшей Российской Империи, за исключением русского.
В результате к концу ХХ века русские оказались единственным народом европейской части света, не имеющим своей национальной государственности и даже институтов культурного самоуправления.
Между тем, к настоящему времени в России почти полностью уничтожена традиционная культура. И относится это ко всем слоям общества: от разорённой деревни до выбитой аристократии. Последние удары были нанесены в 1990-е гг., и современный русский консерватизм становится уже как реакция на события этой эпохи.
Задача сохранения культурной самобытности у нас предстаёт как задача её воссоздания. Перед русскими стоит задача формирования русской нации, адекватных современной эпохе национальных форм бытия, и сейчас она совмещена с необходимостью глубокого самопознания, возрождения традиции, воссоздания расколотой и фрагментированной идентичности – всё это настоятельные требования времени.
И нас, несомненно, должен обнадёживать тот факт, что впервые в истории сложилась уникальная ситуация, когда русские и западноевропейские национал-консервативные силы имеют по сути общую платформу, общие проблемы и общие цели.
Современный русский консерватизм снова, как и двести лет назад, формируется именно как реакция на активную пропаганду и открытое навязывание нам т.н. современных западных ценностей. Но произошли кардинальные перемены. Сейчас эти ценности являются чуждыми не только нам, но и самому Западу. Запад пришёл к отрицанию самого себя. И теперь защищать надо столь базовые понятия о добре и зле, что различия между нашими восточно- и западно-христианскими культурами уже не играют принципиальной роли.
Надо понимать: нам сотрудничать трудно. Право-консервативные силы Запада в прошлом занимали радикально антирусские позиции, и, так или иначе, наследуют идеологии своих идейных предков. Более того, русский народ никогда не простит того огромного горя, которое принесли на нашу землю западные державы в ХХ веке, и какое-либо сотрудничество между нами теперь возможно только в случае вашего искреннего осуждения тех событий. Без этого осуждения, без раскаяния в совершённых тогда Западом преступлениях, любой контакт между право-консервативными силами наших стран становится для русских морально недопустимым. Надеюсь, вы это хорошо понимаете.
Но нынешнее положение дел действительно иное: мы видим вашу искреннюю расположенность к России, к русскому народу, к нашим ценностям, и слышим от вас, что такое отношение не ситуативно, а действительно глубоко идейно обосновано, продумано. Это вселяет надежды на то, что между нами возможен и диалог, и сотрудничество.
Например, прежде невозможно было себе представить совместное заседание и заявление о фактически союзных отношениях между Русской и Польской церквями. И это ведь на фоне, мягко говоря, недружественных государственных отношений. Но новая эпоха открывает и новые возможности, новые форматы сотрудничества. Уже только осознание этого – наше большое завоевание. Но за ним стоит и требование большой совместной работы.
И тут в первую очередь надо сказать о необходимости совместной работы над изменением современной правовой системы, самого языка нашего государственного и международного права. Россия ещё гораздо раньше, чем Запад начала жить под диктатом меньшинств, и мы видим, что ни к чему хорошему это не приводит. Деградация ущемлённого большинства делает несчастными всех, в том числе и не входящих в него людей. Нам нужно создавать новое правовое пространство защиты прав большинств, их освобождения от диктатуры меньшинств. Вот, в русском языке даже выражения «права большинств» до сих пор нет, нигде не употребляется. Конечно, это не значит, что права меньшинств должны быть как-то сокращены, но в современном мире именно большинства нуждаются в действенной защите.
Также надо сказать о совместном противодействии современной западной русофобии. К сожалению, нельзя не отметить, что в прошлом право-консервативные силы Запада сыграли важнейшую роль в формировании и утверждении русофобских идейных стереотипов, в создании целых геополитических концепций, основанных на этих идеях. Но ныне очернение России, а, точнее говоря, настоящая русофобская истерия, является средством очернения правого движения вообще. Любой камень, брошенный в адрес русского народа и нашей страны, летит на самом деле и в современных западных консерваторов. Русофобия стала нашим общим врагом, и кто как не они могли бы помочь Западу в лечении от этой гнусной болезни.
И нам очень важно совместными усилиями раскрывать правду об Украине, о Донбассе. То, как западные СМИ, да и сама украинская пропаганда, описывают положение дел в этой стране, является ничем иным, как глобальной дискредитацией правых идей. Более того, это делается и через характеристики современной украинской власти как якобы национал-консервативной, и через осуждение российской политики в отношении Украины. А ведь там возродились самые примитивные, страшные понятия о политике, например: территория – всё, а люди ничто.
Но консерватизм стоит на прямо противоположных идеях. На идеях защиты человека от всего того, что его уничтожает и физически, и духовно. И на этих основах в наши дни действительно можно объединяться.