Ядерное распространение: зло или благо?

Введение

Международные отношения, по знаменитому утверждению Раймона Арона, «развертываются в тени войны». К сожалению, масштабное физическое насилие, либо угроза его применения остается одним из фундаментальных свойств международной политики. Военно-стратегические соображения по-прежнему лежат в основе политики если не всех государств, то, по крайней мере, наиболее влиятельных мировых и региональных держав. А, значит, критическое значение имеют вопросы военного потенциала и вооружений, поскольку в международном конфликте победа во многом зависит от того, какая из сторон имеет более мощный комплекс средств физического насилия и разрушения и насколько эффективно она его использует.

Ядерное оружие стало самым мощным средством убийств и разрушений, которое человечество когда-либо создавало в своей истории. Тот факт, что это, по выражению Бернарда Броди, «абсолютное оружие» не применялось с 1945  года, отнюдь не гарантирует того, что оно не будет пущено в ход в будущем. Ядерное оружие остается «силой за троном», самим фактом своего наличия существенно воздействуя на характер современных международных отношений.

            Для характеристики  взаимосвязи ядерных вооружений и международной политики часто употребляется понятие «стратегическая стабильность». Согласно Н. Ромашкиной, «военно-политическая система является стратегически стабильной, если в рамках этой системы состояние мира поддерживается даже при постоянно действующих возмущениях (дестабилизирующих факторах) в течение определенного периода времени» (1) .

 Данное понятие используется и в официальных межгосударственных документах. Так, в Совместном заявлении СССР и США относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениями (июнь 1990 г.) дана более  операциональная версия термина: стратегическая стабильность – это такое такие состояние отношений двух держав, при котором отсутствуют стимулы для нанесения первого удара (2) .

Как отмечают специалисты ИМЭМО РАН, классическая концепция стратегической стабильности состоит из двух слагаемых. Первое – это способность к недопущению глобальной войны за счет поддержания стратегического ядерного равновесия оппонентов, то есть способности стратегических ядерных сил гарантированно нанести агрессору неприемлемый ущерб в ответных действиях. Второе – иметь такую группировку СЯС, планы и возможности по ее развитию, которые наглядно демонстрируют бесплодность попыток достижения односторонних преимуществ, то есть бесперспективности гонки вооружений (3) .

Обобщая приведенные выше трактовки, можно определить стратегическую стабильность как такое военно-политическое состояние системы международных отношений, при котором акторы системы воздерживаются от осуществления силовой агрессии, развязывания войны, а также инициирования гонки вооружений в отношении других акторов. Важно подчеркнуть, что стратегическая стабильность проистекает не из «внутреннего» миролюбия государств, когда насилие претит государствам в силу их пацифизма, и не из отношений  экономической взаимозависимости, когда войн стараются избегать из-за того, что они могут нанести ущерб взаимовыгодной торговле. В основе стратегической стабильности – механизм сдерживания, когда государства воздерживаются применять насилие в отношении других акторов системы прежде всего потому, что боятся ответного силового возмездия. 

Ядерное сдерживание: понятие, виды, доктрины

В самом абстрактном виде, сдерживание заключается в удержании оппонента от определенных действий путем угрозы нанесения ему такого ущерба, который бы превысил все мыслимые выгоды от этих действий. Военно-политическое сдерживание (4)  (а дальше  речь будет идти именно о нем) предполагает недопущение нападения, либо иных силовых акций  со стороны потенциального противника посредством предъявления ему угрозы ответного силового удара.

Сдерживание является разновидностью политического принуждения, когда один субъект заставляет другого выполнить определенные действия или же воздержаться от них, угрожая ему в случае неповиновения наказанием в виде применения физической силы. Диапазон наказания может быть весьма широк – от нанесения «хирургических ударов» по ограниченному числу объектов противника (например, действия НАТО против Югославии в 1999 г.) до тотальной войны и полного уничтожения государства-оппонента (например, разрушение Римом Карфагена).

Концепция сдерживания всегда присутствовала в международных отношениях. Но только с появлением ядерного оружия она заняла центральное место в мировой политике и, следовательно, в теории международных отношений. В доядерную эпоху, государства могли надеяться на то, что с помощью своих оборонительных средств (армии, флота, крепостных стен и т.п.) они смогут отразить удар противника и не допустить нанесения критического урона своей собственной территории и населению.

Ракетно-ядерное оружие полностью упразднило эту логику. Теперь, чтобы нанести оппоненту неприемлемый ущерб, уже нет необходимости взламывать его оборону (5) . Достаточно нескольких десятков (или даже просто нескольких) ракет с ядерными боеголовками, способных поразить крупнейшие города и центры противника, чтобы эффективность сдерживания была если не стопроцентной, то, по крайней мере, очень высокой. Именно эффекту сдерживания многие приписывают заслугу предотвращения войны между СССР и США и сохранения относительной стабильности в период биполярности.

И конвенциональное, и ядерное сдерживание требует соблюдения трех условий: 1)  Наличие у сдерживающей стороны достаточного военно-стратегического потенциала, применение которого способно нанести противнику неприемлемый ущерб. 2) Угроза применения этого потенциала должна быть правдоподобной. Иными словами, оппонент должен верить в то, что угрозы являются не пустыми словами и со значительной долей вероятности могут быть реализованы. 3) Необходимо доходчиво довести до противника смысл угрозы, что требует наличия эффективных каналов коммуникации между сторонами конфликта. Сигнал об угрозе и вашей решимости ее осуществить должен быть понятен оппоненту, иначе сдерживание теряет смысл.

            Одна из главных трудностей в применении сдерживания в отношениях между ядерными державами сводится к вопросу: как можно угрожать противнику ядерным ударом, если он может нанести ответный удар, в результате чего обе стороны могут быть уничтожены? Очевидно, что даже первостепенные национальные интересы государства вряд ли могут рационально обосновать такой шаг, ибо всякие национальные интересы сами по себе теряют смысл, если их носитель – государство – больше не существует. Эта проблема с 1960-х годов мучила западных теоретиков и стратегов, прежде всего в связи с возможным, как они считали, риском вторжения Советского Союза в Западную Европу. Как убедить Советский Союз в том, что США готовы выполнить союзнические обязательства перед европейцами даже  чудовищной ценой ядерного разрушения своей собственной страны? Как сделать так, чтобы заведомо немыслимая, самоубийственная угроза, казалась противнику правдоподобной?

Один из подходов к решению этой дилеммы предложил американский стратегический аналитик Томас Шеллинг. По его мнению, в условиях взаимного гарантированного уничтожения между двумя ядерными державами угроза нанести первый удар будет заведомо неправдоподобной. Тем не менее сдерживание может основываться на страхе, что ситуация выйдет из-под контроля (например, в результате технического сбоя или человеческого фактора на нижестоящих уровнях командования) и может произойти эскалация до уровня полномасштабной ядерной войны. Государство, придерживающееся политики сдерживания, должно использовать угрозы, которые повышают вероятность непроизвольной эскалации. Если ставки в конфликте очень высоки и на кону действительно стоят важные для актора интересы, то оппонент вполне может поверить в его решимость осуществлять эскалацию рисков. Шеллинг утверждал: «ответ, который содержит в себе определенный риск войны, может быть вполне убедительным, даже разумным, в то время как окончательное решение о начале полномасштабной войны было маловероятным и бессмысленным» (6) . Данная стратегия, которую часто именуют «балансированием на грани пропасти» (brinkmanship), манипулирует угрозами эскалации кризиса. Наибольшее значение здесь приобретают способность и готовность создавать риски.

Второй подход к ядерному сдерживанию получил название «ограниченного ответа» (limited response). В этом случае государство не загоняет оппонента в угол угрозой тотального уничтожения (когда он может лишиться всего и, значит, ему уже нечего будет терять), а пытается сдержать его путем угрозы нанесения сравнительного ограниченного ущерба (например, в виде уничтожения одного города или стратегического объекта). Достоинство этого подхода заключается в том, что, даже с утратой одного города  противнику еще есть что терять и это может сделать его более сговорчивым.  Кроме того, фактическое осуществление ограниченной угрозы, в случае если противник вначале не уступил, сразу же повышает правдоподобие последующих угроз. Это может убедить его отказаться от удара возмездия и отступить. Шеллинг подчеркивает, что в этом случае «принуждение больше зависит от угрозы будущего ущерба, чем от уже понесенных потерь» (7) . Применяя стратегию ограниченного ответа, государство пытается продемонстрировать, что его решимость превышает решимость противника в том смысле, что оно обладает большей готовностью нанести оппоненту ущерб и подвергнуться  ответному удару во имя своих интересов (8) .

Хотя вышеописанные трактовки ядерного сдерживания появились на свету в эпоху холодной войны, их, видимо, еще рано отправлять в архив. Пока будут существовать ядерные державы, отношения между которыми характеризуются острым соперничеством, эти жутковатые концепции будут сохранять актуальность.

Фактор стабильности или фактор риска?

Делает ли ядерное оружие наш мир более безопасным или же оно, напротив, создает неприемлемую угрозу для человечества? На этот вопрос до сих пор нет одного и убедительного ответа. В дебатах о ядерном оружии выделяется два противостоящих друг другу подхода. Сторонники первого утверждают, что ядерное оружие стабилизирует международные отношения. последователи второго делают акцент на рисках и угрозах, которые оно порождает.

Пожалуй, самым авторитетным и последовательным представителем первой точки зрения является создатель структурного реализма, американец Кеннет Уолтц. Он уверен в том, что ядерное оружие вкупе со стратегией сдерживания повышает шансы государств на мирное сосуществование. Уолтц исходит из того, государства являются рациональными акторами, склонными к минимизации рисков. Ядерные державы, имея дело друг с другом, будут вести себя крайне осторожно, поскольку понимают, что цена конфликта может быть слишком велика. «В конвенциональную (неядерную) эпоху, -подчеркивает Уолц, - государства могут развязать войну, зная, что даже в случае их поражения, их жертвы будут сравнительно ограниченными…Если же войну между собой начинают ядерные державы, они понимают, что их потери могут быть неограниченными» (9) .

Чтобы стратегия сдерживания была действенной, необходимо иметь способность ответного ядерного удара. То есть государства должны располагать ракетно-ядерным арсеналом, хотя бы часть которого выживет в случае гипотетического первого удара противника и может быть использована для возмездия. Даже если несколько боеголовок имеют шанс поразить административно-промышленные центры противника, этого будет вполне достаточно, чтобы остановить потенциального агрессора. Поэтому, считает Уолц, даже государства с небольшим ядерным потенциалом могут успешно применять стратегию сдерживания в отношении гораздо более мощных ядерных держав. В этой связи Уолц не видит смысла в чрезмерном и дорогостоящем наращивании ядерных арсеналов, выступая за минимально достаточный потенциал сдерживания: «больше – не лучше, если достаточно иметь меньше» (10) . Кроме того, ядерное оружие уменьшит потребность в увеличении обычных вооружений (11) .

Умиротворяющий эффект ядерного оружия заключается и в том, что с его появлением резко снизилась стратегическая значимость территории. Раньше завоевание территории рассматривалась как важная мера по созданию вокруг государства «буфера безопасности». Теперь, когда главным гарантом безопасности стали ракеты с ядерными боеголовками, ослабели стимулы к расширению территориальных рубежей и тем самым была устранена одна из главных исторических причин войн (12) . 

По мнению Уолца,  история взаимоотношений ядерных государств однозначно свидетельствует об отрезвляющем  и умеряющем эффекте ядерного оружия. «Вероятность крупных войн между ядерными государствами стремится к нулю» (13) . Он полагает, что расширение ядерного клуба будет иметь скорее положительные последствия. Ядерное оружие, считает Уолц, практически непригодно для нападения. Оно может быть использовано только для защиты жизненно важных интересов, в случае, например,  прямой агрессии против своей территории или ключевых стратегических союзников: «ядерное оружие эффективно гарантирует жизненно важные интересы страны, но малопригодно для установления господства над другими государствами» (14) .

 Уолц отвергает аргументы противников распространения, что если ядерной бомбой обзаведутся нестабильные или радикальные государства, то это может привести к катастрофе.  Даже правители, которые могут кому-то казаться «иррациональными», желают жить и сохранять власть. И это заставит их крайне ответственно подходить к своему ядерному оружию. Ведь если они посмеют использовать свой арсенал для нападения, то может последовать сокрушительное возмездие со стороны других ядерных держав.

Уолц не исключает полностью  возможность ядерной войны, но полагает, что даже в этом случае интенсивность конфликта быстро начнет спадать и катастрофы удастся избежать. «Если сдерживание не сработает, всего лишь несколько расчетливо запущенных боеголовок скорее всего отрезвят руководителей всех участников конфликта и приведут к деэскалации...Стратегии сдерживания уменьшают вероятность развязывания войн. Но даже если они вспыхивают, стратегии сдерживания снижают вероятность того, что они зайдут слишком далеко» (15) .

Уолтц резко отрицательно относится к проектам стратегической противоракетной обороны. Он считает, что их технологическая осуществимость и эффективность весьма сомнительна. Кроме того, даже если такая система будет создана, она окажет крайне дестабилизирующее влияние на отношения между ядерными державами и может породить опасную гонку оборонительных и наступательных вооружений (16) .

О положительной роли ядерного сдерживания в предотвращении войн пишет и известный российский политолог Сергей Караганов. Он утверждает, что ядерное разоружение – это «вредный миф» и что «ядерное оружие есть благо, которое призвано спасти человечество от него самого» (17) .

Если представители первого подхода развивают, по сути, единственный центральный аргумент об умиротворяющем эффекте ядерного сдерживания, то доводы противоположной стороны спора более разнообразны.

Во-первых, как уже отмечалось выше, сама суть сдерживания предполагает наличие риска обмена ядерными ударами. Поэтому, даже с этой точки зрения, ядерный катаклизм нельзя полностью исключать.

Во-вторых, оппоненты нуклеаризации обращают внимание на то, что ракетно-ядерные стратегические комплексы государств являются сложными системами, которые несмотря не все принимаемые меры предосторожности не застрахованы от ошибок и сбоев, вызванных либо техническими причинами, либо человеческим фактором (18) . Вероятность таких сбоев повышается в период кризисов, когда ядерные силы приводятся в повышенную готовность. Например, ошибочное срабатывание системы предупреждения о ракетном нападении может привести к отдаче приказа о нанесении массированного ответно-встречного удара. Известно, что в годы холодной войны США и СССР не раз оказывались на грани таких ситуаций.

В-третьих, период повышенного риска возникает, когда одно из государств готовится приобрести ядерный потенциал, либо только им обзавелось и еще не успело нарастить его до степени, достаточной для надежного обеспечения способности ответного удара. Так, в начале 1950-х годов американцы всерьез задумывались о превентивном ударе по Советскому Союзу, а в начале 1960-х – по Китаю (19) . Советский Союз, в свою очередь, был готов нанести упреждающий удар по китайским ядерным объектам в конце 1960-х годов. Такого рода превентивные меры вполне могут спровоцировать полномасштабную войну с использованием как обычных, так  и ядерных сил.

В-четвертых, после завершения холодной войны угроза столкновения ядерных государств отошла на задний план, зато повысились риски, связанные с попаданием ядерного оружия в руки террористов, экстремистов и преступников. По словам бывшего руководителя МАГАТЭ Мухаммеда Эль-Баредеи, это самая серьезная угроза, с которой сталкивается сегодня мир (20) . Особую тревогу в этой связи вызывает нестабильность в Пакистане, ядерный арсенал которого, по мнению ряда аналитиков, слишком уязвим перед  исламскими экстремистами. Вот что пишет известный американский ученый Грэм Аллисон: «Если Пакистан потеряет контроль хотя бы над одним ядерным зарядом, который будет в конечном счете применен террористами, это изменит мир. Жизнь в городах подвергнется трансформации, основные гражданские свободы будут урезаны…» (21) . Как уже говорилось выше, классическое сдерживание практически бессильно перед нетерриториальными акторами, такими как террористические сети, которые к тому же с легкостью жертвуют своими (и чужими) жизнями. 

Выдвигая вышеперечисленные аргументы, противники ядерного оружия настаивают, что  следует немедленно усилить режим его нераспространения, а затем достигнуть и всеобщего ядерного разоружения.

Региональные измерения стратегической стабильности: опыт Южной Азии.

Сегодня насчитывается девять ядерных государств, пять из которых (Россия, США, Китай, Франция, Великобритания) признаются международным правом (Договор о нераспространении ядерного оружия). Все пять «легитимных» ядерных государств одновременно являются великими державами с глобальными интересами. Приобретение и наращивание ими ядерных арсеналов было в значительной степени обусловлено  логикой холодной войны. Поэтому эти государства часто относят к «первой» ядерной эпохе.

Остальные четыре ядерные государства (Израиль, Индия, Пакистан, Северная Корея) являются в первую очередь региональными державами (22)  и осуществили нуклеаризацию прежде всего в силу угроз, источники которых находятся в их собственном регионе. Возникает вопрос: может ли стратегическая стабильность, сформировавшаяся в годы холодной войны и поныне существующая между «классическими» ядерными державами, быть воспроизведена на региональном уровне? Мнения на этот счет весьма сильно расходятся.

            Так, специалисты ИМЭМО РАН полагают, что «распространение ядерного оружия и его носителей в мире не влечет автоматического воссоздания взаимного ядерного сдерживания и стратегической стабильности на региональном уровне…отработанный за десятилетия механизм сохранения стратегической стабильности в рамках взаимного ядерного сдерживания, включая системы предотвращения несанкционированного применения, в значительной части отсутствует на региональном уровне во взаимоотношениях между новыми ядерными государствами» (23) .

В качестве доводов в поддержку такой точки зрения чаще всего приводятся: отсутствие у молодых ядерных государств опыта применения доктрин ядерного сдерживания; несовершенство их ядерных арсеналов, систем управления и контроля; вовлеченность этих государств в острые и застарелые конфликты с соседями по региону, которые уже неоднократно приводили к конвенциональным войнам; высокая степень национализма и/или радикализма некоторых новых или пороговых ядерных государств; опасность попадания ядерных боезарядов в руки террористических или иных криминально-экстремистских  группировок вследствие нестабильности и внутренней слабости этих государств. Рассуждения, основанные на подобных доводах, нередко проникнуты идеей о том, что новые ядерные страны вряд ли смогут распоряжаться своими смертоносными арсеналами столь же рационально, взвешенно и ответственно, как ядерные державы первого поколения.

            В скобках заметим, что способность новых держав безопасно владеть ядерным оружием ставится под сомнение отнюдь не во всех случаях. Так, Израилю и Индии, как правило, не отказывают в ядерной «рациональности» и «ответственности». В качестве главных обвиняемых выступают Пакистан, Северная Корея, а также некоторые азиатские государства, подозреваемые в ядерных амбициях (в первую очередь, Иран). Такая выборочность не может не вызвать мысль о двойных стандартах современного режима нераспространения, который в основном отражает интересы стран Запада, монополизировавших право говорить за все «международное сообщество».

На сегодняшний день единственным случаем региональной ядерной диады выступает Южная Азия, где два самых крупных игрока, Индия и Пакистан, осуществили нуклеаризацию. В современном мире попросту нет других примеров действия механизма взаимного сдерживания среди так называемых новых ядерных держав. Потенциально таким регионом может стать Ближний Восток, если Иран превратится в ядерную державу и между ним и Израилем начнет действовать логика взаимного сдерживания.

Индия и Пакистан открыто заявили о наличии у себя военного ядерного потенциала в мае 1998 года, проведя практически одновременно серию ядерных испытаний. Однако есть основания полагать, что уже с конца 1980-х годов они располагали вполне пригодными к боевому применению стратегическими ядерными арсеналами. Таким образом, уже в течении более двух десятков лет Индия и Пакистан сосуществуют в условиях взаимного ядерного сдерживания.

Если для Дели главным мотивом нуклеаризации была китайская угроза, то Исламабад принял решение о создании ядерного оружия после сокрушительного поражения в войне с Индией 1971 года, в результате которой Восточный Пакистан получил независимость и стал государством Бангладеш. Работы по созданию пакистанской бомбы были ускорены после успешного ядерного испытания, проведенного Индией в 1974 году.  Пакистан рассматривал и продолжает рассматривать ядерное оружие прежде всего как стратегическое средство, позволяющее компенсировать его значительное отставание от Индии в силах общего назначения.

Согласно экспертным оценкам, в настоящее время каждое из двух государств располагает от 55 до 115 ядерных боезарядов (24) . Кроме того, и Индия, и Пакистан располагают ракетами средней и меньшей дальности, способными нести ядерные заряды. В то же время эксперты отмечают, что Дели и Исламабад наращивают свои стратегические потенциалы весьма умеренными темпами, прибавляя к ним всего по два-четыре заряда ежегодно (25) . Нет оснований говорить о том, что между ними разворачивается гонка вооружений. Обе страны придерживаются стратегической доктрины минимально необходимого сдерживания.

При этом ядерная доктрина Индии с самого начала предусматривала отказ от нанесения первого ядерного удара. Ядерное оружие может быть использовано только в качестве «массированного возмездия» в ответ на ядерное нападение противника (26) . В отличие от Индии, Пакистан не исключает возможность использовать ядерное оружие первым в случае крупномасштабной агрессии противника, но только в качестве последнего средства. Такая позиция логически продиктована относительной слабостью Пакистана в обычных вооруженных силах, которые в случае крупного конфликта вряд ли смогут долго противостоять индийцам.

            Индия и Пакистан предприняли также некоторые шаги в области мер укрепления доверия. В 1988 г. они подписали двустороннее соглашение о ненападении на ядерные объекты друг друга, а в 2005 г. – соглашение о предварительном уведомлении друг друга о ракетных пусках. Кроме того, и пакистанские, и индийские ядерные арсеналы поддерживаются в состоянии пониженной боеготовности (например, боеголовки хранятся в разобранном состоянии и отдельно от средств их доставки), что позволяет увеличить их защищенность от несанкционированного доступа, минимизировать вероятность спонтанного и непреднамеренного применения ядерного оружия (27) .

В целом, можно утверждать, что ядерное оружие играет в индо-пакистанских отношениях стабилизирующую и сдерживающую функцию. Во всяком случае, в ядерный период между странами не было крупных войн, подобных тем, что вспыхивали в 1947-48, 1965 и 1971 годах.  Напряженность между Дели и Исламабадом, безусловно, сохраняется. Время от времени случаются довольно острые кризисы (особенно в 1999, 2001-2002 гг.) Однако каждый раз удавалось не допускать их эскалации и фактор ядерного сдерживания несомненно играет в этом немаловажную роль. «Ядерный арсенал Пакистана,  - подчеркивает видный специалист по азиатским делам Муфия Алагаппа, -  отчасти ослабил превосходство Индии в обычной военной мощи. Хотя он и не устранил всех последствий значительной разницы в силе между двумя странами, он наложил значительные ограничения на возможность Индии прибегать к военным средствам и позволил Пакистану меньше беспокоиться об индийской угрозе» (28) . В то же время попытки Пакистана использовать в ходе Каргильского инцидента в 1999 году угрозу ядерной эскалации, чтобы получить территориальные приращения в Кашмире, не увенчались успехом. Дели проявил твердость и вынудил пакистанские силы уйти с территории индийского Кашмира. Подобно Карибскому кризису между СССР и США, кризисы 1999 и 2001-2002 годов стали водоразделом в отношениях Индии и Пакистана: опасность ядерной войны заставила их сосредоточиться на том, как предотвратить крупный конфликт и урегулировать двусторонние отношения путем переговоров (29) . Схожей позиции придерживается и Н. Ромашкина: «именно наличие ЯО у обеих стран сыграет свою сдерживающую роль и предотвратит новую войну» (30) .

Хотя Индия и Пакистан остаются за рамками ДНЯО, их ядерный статус де-факто признан мировым сообществом. После проведения ими ядерных испытаний в 1998 году, на них были наложены международные санкции, которые, впрочем, носили ограниченный характер и быстро были отменены. Более того, в 2005 году США заключили с Индией соглашение о сотрудничестве в сфере мирной ядерной энергетики, хотя ранее отказывались от такого сотрудничества со странами, не присоединившимися к ДНЯО. Затем это соглашение было санкционировано Группой стран – ядерных поставщиков. Таким образом, ни Индия, ни Пакистан не понесли какого-либо значимого ущерба на мировой арене вследствие своей нуклеаризации. Напротив, международный статус Индии с 1998 года значительно возрос.

Заключение

            Роль ядерного фактора в международной политике продолжает вызывать острые дискуссии. Противники ядерного оружия часто говорят о его бесполезности против так называемых «новых угроз» безопасности (международный терроризм, транснациональная преступность, межобщинные конфликты и т.п.), которые, по их мнению, выдвинулись сегодня на первый план (31) . Действительно, ядерное сдерживание вряд ли может помочь в борьбе с террористами или наркоторговцами. Однако новые угрозы (многие из которых, на наш взгляд, носят искусственно раздутый характер) отнюдь не отменяют «старых», традиционных угроз, лежащих в сфере межгосударственных отношений.

            В конечном итоге этот спор можно свести к фундаментальному вопросу о том, кто сегодня является наиболее важным субъектом мировой политики: государства (прежде всего, великие державы) или негосударственные акторы? По нашему мнению, именно государства остаются главными и наиболее влиятельными акторами. Никакой друг тип социально-политических субъектов пока не может сравниться с государством в способности мобилизовывать и организовывать человеческие и материальные ресурсы.  Никто не может превзойти и  способность государств убивать и разрушать в значительных масштабах. Государства не просто обладают этой способностью. Они продолжают ее  применять, в том числе против других государств. Именно это определяет значение ядерного сдерживания. Ядерное оружие сегодня является одним из самых надежных политических инструментов, гарантирующих суверенитет и выживание государства, в условиях малопредсказуемой международной среды, в которой по-прежнему господствует право сильного.

Современный антиядерный дискурс отчасти обусловлен искренним и благородным стремлением многих людей избавить мир от смертоносных арсеналов. Но в значительной мере он также продуцируется правящими элитами тех государств, для которых ядерное оружие превратилось в помеху для реализации их интересов. Речь, в первую очередь, идет о США. Создав когда-то ядерное оружие в надежде использовать его для утверждения своего мирового преобладания, Соединенные Штаты теперь видят в нем серьезную угрозу своей гегемонии. Ядерное оружие, защищая более слабые государства от силового нажима со стороны более сильных, делает международные отношения более равноправными. И это нравится далеко не всем.

Безусловно, ядерное оружие таит в себе массу рисков уже вследствие своей огромной разрушительной силы. Но было бы наивно полагать, что современный мир без ядерного оружия будет более безопасным. Люди могут устроить Армагеддон и не прибегая к ядерным арсеналам. Достаточно вспомнить Первую и Вторую мировые войны, да и предыдущие бесчисленные кровопролития, в результате которых нередко истреблялись целые народы и цивилизации. Ядерное оружие является лишь симптомом болезни – тревоги государств за свою безопасность, но не ее причиной.

             Ядерное оружие способно быть конструктивной и отрезвляющей силой как на глобальном, так и на региональном уровне международной политики. Об этом, в частности, свидетельствует опыт Южной Азии. Оба главных региональных актора, Индия и Пакистан, осуществили нуклеаризацию, но это не привело росту конфликтности, а, напротив, способствовало стабилизации в их стратегических отношениях.

 

1. Ромашкина Н.П. Стратегическая стабильность в современной системе международных отношений. М.: Научная книга, 2008. С. 224.

2. Стратегическая стабильность после холодной войны/ Авт. коллектив – Арбатов А.Г., Дворкин В.З., Пикаев А.А., Ознобищев С.К. М.: ИМЭМО РАН, 2010. 60 с.

3. Стратегическая стабильность после холодной войны. Ук. соч. С. 18.

4. Термин «сдерживание» применительно к международным отношения является переводом английского слова deterrence. На русский его иногда переводят и как «устрашение».

5. Здесь мы пока оставляем за скобками фактор противоракетной обороны, которая теоретически может обеспечить защиту от ракетно-ядерного удара. 

6. Thomas Schelling. Arms and Influence. New Haven: Yale University Press, 1966. P. 98.

7. Schelling. Op. cit. P. 172.

8. Robert Powell. Nuclear Deterrence Theory: the search for credibility. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 17-18.

9. Kenneth Waltz. Realism and International Politics. New York: Rooutledge, 2008.  P. 261.

10. Waltz. Op. cit. P. 272.

11. Waltz. Op. cit. P. 272.

12. Waltz. Op. cit. P. 261.

13. Waltz.  Op. cit. P. 287.

14. Waltz. Op. cit.. P. 296.

15. Waltz. Op. cit. P. 274.

16. Waltz. Op. cit.. P. 290.

17. Сергей Караганов. «Глобальный ноль» и здравый смысл // Россия в глобальной политике. Май-июнь 2010. №3.

18. Например, см.: Scott Sagan. The Limits of Safety: Organizations, Accidents, and Nuclear Weapons. Princeton: Princeton University Press, 1994.

19. Scott Sagan. How to Keep the Bomb from Iran // Foreign Affairs. September/October 2006. P. 45-59.

20. Mohamed ElBaradei. Statement to the 64th Regular Session of the United Nations General Assembly. November 2, 2009.

21. Graham Allison. The Nuclear Disorder // Foreign Affairs. January/February 2010. P. 75. (pp. 74-85).

22. Здесь надо сделать оговорку, что Индия безусловно была региональной державой до самого недавнего времени, но сейчас все больше начинает претендовать на статус великой державы с глобальными амбициями.

23. Стратегическая стабильность после холодной войны. Ук. соч. С. 28.

24. K. Alan Kronstadt. US – India Relations. CRS Report. No RL33529. Washington, DC: Congressional Research Service, 2007.  June 6, 2007. P.30.

25. Marianne Hanson and Rajesh Rajagopalan. Nuclear Weapons: Asian case studies and global ramifications. / Security Politics in the Asia Pacific: a regional-global nexus? Ed. by William T. Tow. Cambridge: Cambridge University Press, 2009. P. 230.

26. Ali Ahmed. Reviewing India’s Nuclear Doctrine. IDSA Policy Brief. New Delhi: Institute for Defense Studies and Analysis. April 24, 2009.

27. M. Hanson and R. Rajagopalan. Op. cit. P. 236.

28. Muthiah Alagappa. Nuclear Weapons Reinforce Security and Stability in 21st Century Asia. (An excerpt from The Long Shadow: Nuclear Weapons and Security in 21st Century Asia. Ed. by Muthiah Alagappa. Stanford: Stanford University Press, 2008). www.globalasia.org

29. Alagappa. Op. cit.

30. Ромашкина. Ук. соч. С. 141.

31. Стратегическая стабильность после холодной войны. Ук. соч. С. 27-28.