Восточная стратегия Heartland’а: общий обзор целей и приоритетов

Ось Москва—Нью Дели

Двинемся восточнее. Здесь мы видим Индию как самостоятельное «большое пространство», которое в эпоху «Большой Игры» (Great Game) было главным плацдармом обеспечения британского господства в Азии. В тот период для «цивилизации Моря» было принципиальным сохранение контроля над Индией и предотвращение самой возможности того, что какие-то еще державы — в первую очередь Российская империя — могут посягнуть на безраздельный контроль англичан в этом регионе. С этим были связаны и афганские эпопеи англичан, которые неоднократно пытались установить свой контроль над сложной структурой неуправляемого афганского общества именно для того, чтобы блокировать русских от возможного похода в Индию62. Такая перспектива теоретически прорабатывалась уже с эпохи императора Павла I, который практически начал (несколько наивно организованный и спланированный) поход казаков на Индию (в союзе с французами), что, возможно, и стало поводом к его убийству (за организацией которого, как показывают историки, стоял английский посол в России Лорд Уитворт63).

В настоящее время Индия проводит политику стратегического нейтралитета, но ее общество, культура, религия и ценностная система не имеют ничего общего с глобалистским проектом или с западноевропейским образом жизни. По своей структуре индусское общество — совершенно сухопутное, основанное на константах, довольно незначительно изменяющихся в течение тысячелетий. Индия по своим параметрам (демография, уровень современного экономического развития, интегрирующая культура) представляет законченное «большое пространство», которое органично включается в многополярную структуру. Российско-индийские отношения после освобождения Индии от англичан традиционно были очень теплыми. Вместе с тем, индийские правители постоянно подчеркивают приверженность многополярной модели мироустройства. При этом само индийское общество демонстрирует пример многополярности, при которой многообразие этносов, культов, локальных культур, религиозных и философских течений прекрасно уживаются друг с другом при всем их глубинном различии и даже противоречиях. Индия — это, безусловно, цивилизация, которая в ХХ в. после окончания этапа колонизации, приобрела — по прагматическим соображениям — статус «национального государства».

При этих благоприятных для многополярного проекта обстоятельствах, которые делают ось «Москва–Нью Дели» еще одной несущей конструкцией пространственного выражения евразийской пан-идеи, существует ряд обстоятельств, затрудняющих этот процесс. Индия в силу исторической инерции продолжает сохранять тесные связи с англосаксонским миром, который за период колониального господства сумел существенно повлиять на индийское общество, спроецировать на него свои формальные социологиче­ские установки и пэттерны (в частности, англоязычие). Индия тесно интегрирована с США и странами НАТО в военно-технической области, и атлантистские стратеги чрезвычайно дорожат этим сотрудничеством, т. к. оно вписывается в стратегию контроля «береговой зоны» Евразии. При этом сама ментальность индийского общества отвергает логику жестких альтернатив или/или, и для индусского сознания трудно осознать необходимость необратимого выбора между Морем и Сушей, между глобализацией и сохранением цивилизационной идентичности.

Но на региональном уровне, в отношениях со своими непо­средственными соседями — и в первую очередь, с Китаем и Пакистаном — индийское геополитическое мышление работает куда более адекватно, и этим следует пользоваться для встраивания Индии в многополярную конструкцию новой евразийской стратегической архитектуры.

Естественное место Индии — в евразийском пространстве, в котором она могла бы играть стратегическую роль, сопоставимую с Ираном. Но формат построения оси «Москва–Нью Дели» должен быть совершенно иным, учитывающим специфику индийской региональной стратегии и культуры. В случае Ирана и Индии должны быть задействованы различные парадигмы стратегической интеграции.

Геополитическая структура Китая

Важнейший вопрос представляет собой тема Китая. В сегодняшнем мире Китай настолько успешно развивает свою экономику, находя оптимальные пропорции между сохранением политической власти реформированной коммунистической партии, принципами либеральной экономики и мобилизационным использованием общности китайской культуры (в некоторых случаях в форме «китайского национализма»), что многие отводят ему роль самостоятельного мирового полюса в глобальном масштабе и предрекают будущее «нового гегемона». По экономическому потенциалу Китай занял второе место в числе пяти государств мира с самым крупным ВВП. Наряду с США, Германией и Японией страна образовала своеобразный клуб ведущих мировых торговых держав. Сами китайцы называют Китай «Чжунго», т. е. дословно «центральная, срединная страна».

Китай является сложной геополитической единицей, в которой можно выделить следующие главные составляющие:

– континентальный Китай — бедные и слабо орошаемые в течение года сельские районы в междуречье Хуанхэ и Янцзы, населенные преимущественно коренными этносами, объединенными понятием «хань»;

– береговые зоны на Востоке, представляющие собой центры экономического и торгового развития страны и пункты доступа к глобальному рынку;

– буферные зоны, населенные этническими меньшинствами (Автономный район Внутренняя Монголия, Синцзянь-Уйгур­ский автономный округ, Тибетский автономный район);

– соседние государства и специальные административные районы острова с исконно китайским населением (Тайвань, Гонконг, Макао).

Проблема китайской геополитики заключается в следующем: чтобы развивать экономику, Китаю не хватает внутреннего спроса (бедность континентального Китая). Выход на международный рынок через развитие береговой зоны Тихого океана резко повышает уровень жизни, но создает социальные диспропорции между «берегом» и «континентом», а также способствует усилению внешнего управления через экономические связи и инвестиции, что угрожает безопасности страны. В начале ХХ в. эта диспропорция привела к краху китайской государственности, раздробленности страны, фактически к установлению «внешнего управления» со стороны Великобритании и, наконец, к оккупации береговых зон Японией. Мао Цзе-дун (1893–1976) выбрал иной путь — централизации страны и ее полной закрытости. Это сделало Китай независимым, но обрекло на бедность. В конце 1980-х гг. Дэн Сяопин (1904–1997) начал очередной виток реформ, смысл которых заключается в балансе между открытым развитием «береговой зоны» и привлечением туда иностранных инвестиций и сохранением жесткого политического контроля над всей территорией Китая в руках Коммунистической партии в целях сохранения единства страны. Эта формула и определяет геополитическую функцию современного Китая.

Идентичность Китая двойственна: есть континентальный Китай и есть Китай береговой. Континентальный Китай ориентирован на самого себя и сохранение социальной и культурной парадигмы; береговой Китай все более интегрируется в «глобальный рынок» и, соответственно, в «глобальное общество» (т. е. постепенно принимает черты «цивилизации Моря»). Эти геополитические противоречия сглаживаются Коммунистической Партией Китая (КПК), которой приходится действовать в парадигме Дэн Сяопина — открытость обеспечивает экономический рост, жесткий идеологический и партийный централизм, с опорой на бедные континентальные сельские области, поддерживает относительную изоляцию Китая от внешнего мира. Китай стремится взять от атлантизма и глобализации то, что его усиливает, и отслоить и отбросить то, что его ослабляет и разрушает. Пока Пекину удается поддерживать этот баланс, и это выводит его в мировые лидеры. Но трудно сказать, до какой степени можно совмещать несовместимое: глобализацию одного сегмента общества и сохранение другого сегмента в условиях традиционного уклада. Решение этого чрезвычайно сложного уравнения и предопределит судьбу Китая в будущем и, соответственно, выстроит алгоритм его поведения.

В любом случае, сегодня Китай жестко настаивает на многополярном миропорядке и в большинстве международных коллизий оппонирует однополярному подходу со стороны США и стран Запада. Только от США исходит единственная серьезная угроза безопасности нынешнего Китая — американский военный флот в Тихом океане в любой момент может установить блокаду вдоль всего китайского побережья и тем самым мгновенно обрушить китай­скую экономику, полностью зависящую от внешних рынков. С этим связана напряженность вокруг Тайваня, мощного, бурно развивающегося государства с китайским населением, но представляющего собой чисто атлантистское общество, интегрированное в мировой либеральный контекст.

В модели многополярного мироустройства Китаю отводится роль полюса Тихоокеанского региона. Такая роль будет своего рода компромиссом между глобальным рынком, в условиях которого сегодня существует и развивается Китай, поставляющий туда огромную долю промышленных товаров, и полной закрытостью. Это в целом соответствует китайской стратегии, стремящейся максимально усилить экономический и технологический потенциал государства, прежде чем придет момент неизбежного столкновения с США.

Роль Китая в модели многополярного мира

В отношениях между Россией и Китаем есть ряд вопросов, которые могут помешать консолидации усилий по строительству многополярной конструкции. Это демографическое распространение китайцев на территорию слабозаселенных территорий Сибири, что грозит радикальным изменением самой социальной структуры российского общества и несет в себе прямую угрозу безопасности. В этом вопросе необходимым условием сбалансированного партнерства должен быть жесткий контроль китайских властей над миграционными потоками в северном направлении.

Второй вопрос — это влияние Китая в Центральной Азии, близком к России стратегическом районе, богатом природными ресурсами, огромными территориями, но довольно слабо заселенном. Движение Китая в Центральную Азию может стать также камнем преткновения. Обе эти тенденции нарушают важный принцип многополярности: организацию пространства по оси «Север–Юг», и никак не наоборот. Направление, в котором Китай имеет все основания развиваться — это тихоокеанский регион, расположенный к Югу от Китая. Чем весомей будет китайское стратегическое присутствие в этой зоне, тем крепче будет многополярная конструкция.

Усиление присутствия Китая в Тихом океане напрямую сталкивается со стратегическими планами американской мировой гегемонии, т. к. с позиции атлантистской стратегии обеспечение контроля над мировыми океанами является ключом ко всей стратегической картине мира, какой его видят США. Военно-морской флот США в Тихом океане и размещение в разных его частях, а также в Индийском океане на острове Сан-Диего стратегических военных баз, позволяющих контролировать морское пространство всего региона, станут главной проблемой для реорганизации тихоокеан­ского пространства по модели многополярного мироустройства. Освобождение этого ареала от военных баз США можно считать задачей общепланетарного значения.

Геополитика Японии и ее возможное участие в многополярном проекте

Китай не является единственным полюсом в этой части земли. Асимметричной, но сопоставимой по экономическим показателям региональной державой является Япония. Будучи сухопутным и традиционным обществом, Япония после 1945 г. по итогам Второй мировой война оказалась под американской оккупацией, стратегические последствия которой сохраняют свое значение вплоть до сегодняшнего дня. Япония не самостоятельна в своей внешней политике; на ее территории расположены американские военные базы, а ее военно-политическое значение ничтожно по сравнению с ее экономическим потенциалом. Для Японии с теоретической точки зрения единственным органическим путем развития было бы включение в многополярный проект, что предполагает:

– установление партнерских отношений с Россией (с которой до сих пор не заключен мирный договор — такую ситуацию искусственно поддерживают США, опасаясь сближения России и Японии);

– восстановление ее военно-технической мощи как суверенной державы;

– активное участие в реорганизации стратегического простран­ства в Тихом океане;

– становление вторым, наряду с Китаем, полюсом всего тихоокеанского пространства.

Для России Япония была оптимальным партнером на Дальнем Востоке, т. к. демографически, в отличие от Китая, она не представляет никакой проблемы жизненно нуждается в природных ресурсах (что позволило бы России с порой на Японию в ускоренном ритме технологически и социально оснастить Сибирь) и обладает колоссальной экономической мощью, в том числе и в сфере высоких технологий, что стратегически важно российской экономике. Но для того чтобы такое партнерство стало возможным, Японии необходимо сделать решительный шаг по освобождению от американ­ского влияния.

В противном случае (как это имеет место в нынешней ситуации) США будут рассматривать Японию как простой инструмент своей политики, призванный сдерживать Китай и потенциальное движение России в Тихий океан. Об этом совершенно справедливо рассуждает З. Бжезинский в книге «Великая шахматная доска»64, где описывает оптимальную стратегию США в тихоокеанском регионе. Так, он поддерживает торговое и экономическое сближение с Китаем (поскольку через него Китай втягивается в «глобальное общество»), но настаивает на выстраивании против него военно-стратегического блока. С Японией З. Бзежинский, напротив, предлагает наращивать военно-стратегическое «партнерство» против Китая и России (на самом деле речь не о «партнерстве», но о более активном использовании японской территории для развертывания военно-стратегических объектов США) и жестко конкурировать в экономической сфере, т. к. японский бизнес способен сделать экономическую доминацию США в мировом масштабе относительной.

Многополярный миропорядок закономерно оценивает ситуацию прямо противоположным образом: китайская либеральная экономика самоценностью не является и лишь усиливает зависимость Китая от Запада, а военная мощь — особенно в военно-морском сегменте, напротив, является, т. к. создает в перспективе предпосылки для освобождения Тихого и Индийского океанов от американского присутствия. Япония, напротив, интересна прежде всего как экономическое могущество, конкурирующее с экономиками Запада и освоившая правила глобального рынка (есть надежда, что в определенный момент Япония сможет этим воспользоваться в своих интересах), но менее привлекательна в качестве партнера многополярного мира как пассивный инструмент американской стратегии. Оптимальным во всех случаях был бы сценарий освобождения Японии от американского контроля и ее выход на самостоятельную геополитическую орбиту. В этом случае лучшего кандидата на строительство новой модели стратегического баланса в Тихом океане трудно себе представить.

В настоящее время с учетом существующего положения дел можно зарезервировать место «полюса» тихоокеанской зоны для двух держав — Китая и Японии. У обеих есть серьезные основания для роли лидера или одного из двух лидеров, существенно превосходящих все остальные страны дальневосточного регионы.

Карта 39. Главные (сплошные линии) и вспомогательные (пунктир) оси евразийской интеграции в направлении Юга

Северная Корея как пример геополитической автономии сухопутного государства

Следует особо выделить фактор Северной Кореи, страны, которая не уступает давлению Запада и продолжает сохранять верность своему весьма специфическому социально-политическому укладу (чучхэ) вопреки всем попыткам его опрокинуть, дискредитировать и демонизировать. Северная Корея является примером мужественного и эффективного сопротивления глобализации и однополярности со стороны довольно небольшого народа, и в этом ее огромная ценность. Ядерная Северная Корея, сохраняющая социальную и этническую самобытность, а также реальную независимость, при скромном уровне жизни и целом ряде ограничений «демократии» (понятой в либеральном, буржуазном смысле), наглядно контрастирует с Южной Кореей, стремительно утрачивающей культурную идентичность (к примеру — большинство жителей Южной Корее принадлежит к протестантским сектам), не способной сделать ни шага во внешней политике без оглядки на США, но с более или менее благополучным (материально, но не психологически) населением. На примере двух частей исторически и этнически единого народа разыгрывается моральная драма выбора между независимостью и комфортом, достоинством и благополучием, гордостью и преуспеянием. Северокорейский полюс иллюстрирует собой ценности Суши. Южнокорей­ский — ценности Моря. Рим и Карфаген, Афины и Спарта. Бегемот и Левифан в контексте современного Дальнего Востока.

Основные задачи Heartland’а на восточном направлении

Восточный (дальневосточный, азиатский) вектор Heartland’а можно свести к следующим главным задачам:

– обеспечить стратегическую безопасность России на тихоокеанском побережье и на Дальнем Востоке;

– интегрировать территории Сибири в общий социальный, экономический, технологический и стратегический контекст России (с учетом катастрофического положения дел в демографии российского населения);

– развивать партнерство с Индией, в том числе и в военно-технической области (ось «Москва–Нью Дели»);

– выстроить сбалансированные отношения с Китаем, всячески поддерживая его многополярную политику, поощряя его стремление к статусу мощной военно-морской державы, но предупреждая негативные последствия от демографической экспансии китайского населения в северном направлении и проникновения китайского влияния в Казахстан;

– всячески способствовать ослаблению американского военно-морского присутствия в Тихоокеанском регионе, ликвидации военно-морских баз и иных стратегических объектов;

– поощрять освобождение Японии из-под американского влияния и становления самостоятельной региональной силой, что позволит наладить стратегическое партнерство по оси «Москва–Токио»;

– поддерживать региональные державы Дальнего Востока, отстаивающие свою независимость от атлантизма и глобализационных процессов (Северная Корея, Вьетнам и Лаос).