Экспертиза Дугина № 82: Ожидание последних времен пришло из Ирана

·     В ходе работы над «Ноомахией» я пришел к выводу, что сама идея исторического времени – как направленного движения событий – отнюдь не всеобщее свойство культур, а уникальный тезис иранской цивилизации. 

·     В большинстве индоевропейских обществ не существует идеи исторического времени. Это заметили многие историки культуры, заметившие его в позднем иудаизме, а потом и в христианстве, в Новом Времени.

·     Сама идея времени в семитскую традицию приходит извне, и из метафизики иудаизма время никак не вытекает – как и история. История становится важнейшей традицией в иудаизме после вавилонского пленения под прямым иранским влиянием (когда сменилась власть в Империи, и персидское влияние становится доминирующим). Это распроняется на все восточное Средиземноморье, и в т.ч. на иудеев. Так, в поздний иудаизм проникает тема Мессии, конца времен, воскресения мертвых. 

·     Но (!) из самой метафизики единобожия эта идея не рождается – только из двубожия, когда возникает два онтологических принципа, ведущих между собой почти равную борьбу (на определенных циклах – светлый бог, на других – темный). Это позволяет придать истории то фундаментальное значение, которое она приобрела в Средиземноморской, а потом Европейской культуре. 

·     Возьмем платоновскую модель, где тоже единобожие: время здесь бессмысленно, это образ вечности. Движение от одной точки к другой представляет собой ритуальный характер. Движение по кругу – прямо противоположно тому, что представляет из себя история. Вечное возвращение лишает историю своего содержания.

·     В иранской традиции есть два божества – Ормузд и Ахриман, которые борются друг с другом. Мир создается Ормуздом, а его брат Ахриман его захватывает и побеждает Ормузда, пока свет не победит тьму. Иранская модель понимания истории и есть единственное обоснование истории – время приобретает смысл, когда его содержанием становится борьбу двух противоположных онтологически равновесных начала. 

·     У платоников, например, нет зла – зло есть умаление добра, это иллюзия. Зло не нечто иное, чем добро. Следовательно, взаимодействие добра и зла в такой картине мира не может быть историей. Это вопрос аскезы – всегда возможно восстановление добра в своих правах. Зло использует добро против него самого.

·     Неслучайно, что объектно-ориентированная онтология Негарестани основана именно на иранском сатанизме. ООО необъяснима с точки зрения христианского сатанизма. Лишь дуалистический метафизический раскол двух начал в их равновеликости позволяет раскрыть в темном начале дополнительное измерение – неслучайно ООО и постмодернисты осознают ограниченность европейского сатанизма. Обращение Негарестани к Ахриману или лавкравтовским богам-идиотам – тоже тонкий и страшный ход развития прогрессивной либеральной западной мысли. Обращение к Ахриману хуже, чем ко дьяволу, потому что Ахриман находится ниже дьявола, еще плотнее, еще подземнее.

·     И тогда время приобретает значение. Тогда все есть война, война – смысл истории, и тьма равновелика свету. Тогда это не игра теней, это настоящая вовлеченность. Тогда история имеет значение – победа света в конце становится целью, проявляется линейность, мессианство. 

·     Но тьма наносит запрещенные удары все чаще и чаще – зная, что свет не ответит симметрично на подлости зла. Из этого рождается представление о Мессии, Спасителе, в лице которого воплощается сам Ормузд, который наносит финальный удар по тьме. Везде, где есть ожидание последних времен, мы обнаруживаем иранский след.