Как я стал православным, или немного личных размышлений о православии...

07.11.2024

            Меня зовут Кшиштоф Карчевский, я доктор социальных наук в области политологии. Кроме того, я верующий человек, а точнее православный. Я принимаю участие в Божественной Литургии уже два года. Раньше, до того, как я решил принять активное участие в общественной жизни Православной Церкви, я был фактически достаточно равнодушным учёным, которого исследовал, в том числе, со стороны. религиозность, ритуалы и, прежде всего, религиозные мировоззрения. А раньше, когда я учился в начальной школе, я даже не чувствовал необходимости принадлежать к христианской духовности. Да, конечно, я с детства интересовался как бы с позиции «стороннего исследователя» проблемами религиозности и с детства был непосредственно знаком с вопросами Римско-Католической Церкви. Ведь я родился в традиционной, крестьянско-рабочей, католической семье, а в Польше это обычное дело.

            В чем же причина столь великого и значительного изменения мировоззрения в жизни? Почему я решил активно заняться деятельностью Православной Церкви в Польше? Почему я не выбрал путь в соответствии с католической традицией, тот же путь, что и поляки? Почему я выбрал православие, а не, например, католицизм или конкретную конфессию внутри протестантизма?

            С детства меня увлекала мистика и тайна. Более того, меня пленило удивительное богатство интерьера Православной церкви, полного стилистического и симметричного великолепия, — богатства, неразрывно связанного с этой мистикой и таинственностью. Иконы, много золота, много свечей (особенно на неосвещенном фоне интерьера здания православной церкви), игра множества красок, деталей, теней и света, какое-то невинное и нежное возбуждение моих чувств - все это стимулировало мое воображение и самые глубокие эмоциональные слои. Ведь каждая религия, т.е. определенная, стройная система догматов, позволяющая понять смысл нашего места во Вселенной, описать и объяснить, как мы и весь мир функционируем, каковы причины и цели существования, относится прежде всего к некритическим, инстинктивным переживаниям, чувствам, часто чувствам, которые мы не понимаем только посредством разума и логики.

            И с детства меня больше всего увлекало то, что находилось за иконостасом. Мне просто было очень любопытно, что же находится за этими очаровательными воротами. Я представлял себе тогда, что эти врата — врата в сверхъестественный мир, божественный мир Бессмертного Победителя Смерти. Когда я смотрел по телевизору интерьер православного храма и иконостас, я сразу почувствовал желание увидеть своими глазами, что же там, за закрытыми вратами.

            Так что это была первая причина моего интереса к православию – эстетическая причина. Ведь я перфекционист и эстетик. У меня развиты художественные способности (например, я пишу стихи) и поэтому я очень чувствителен к разнообразной и гигантской красоте. Интерьеры православных церковных зданий невольно пробуждают тонкое воображение.

            Более того, в силу моего аналитического склада ума (я также являюсь исследователем религиозных и политических идей) меня интересовало православное мировоззрение. И здесь меня положительно поразило то, насколько Православная Традиция сосредотачивает внимание на божественности, на святости, а также на Надежде. В частности, я с радостью отреагировал на известие о том, что православие учит не только о спасении, но и об обожении человека, т. е. о добровольном допущении Богом человека к участию в жизни Божией и Божественной природе через определенное участие. Также об обожении всего мира. Более того, что интересно, в юности, когда я учился в Щецинском университете, я также исследовал дохристианские славянские традиции. Для меня интерес к славянскому языку стал следующим этапом приближения к нежным и божественным объятиям Православия и его Традиции, потому что уже во время учебы я постепенно осознавал, что есть, отчасти, параллель между некоторыми элементами традиции дохристианских славян и православной догматикой, особенно народным толкованием православия. В то время я принял философскую идею о том, что, хотя божественность (святость) сама по себе трансцендентна материальному, телесному, видимому и природному миру, божественность (или, точнее: божественные энергии в смысле Григория Паламы) вмешивается в функционирование материальный мир, вездесущ, имманентен материальному миру, и человек может достичь единения с Богом. Ведь источником идеи обожения человека является цитата: «Бог стал человеком, чтобы люди могли стать богами» (цитата по: В. Н. Лосский, Teologia mystyczna dziennik Wschodniego, Краков 2007, стр. 16). Конечно, идеи весьма близки панентеистической позиции, существующей особенно в православии, и представляющей собой нечто отдельное от пантеизма, присутствующего, среди прочих, в различных дохристианских традициях и в более широкой категории, поскольку пантеизм многолик: от более мистического до материалистического. Однако существует удивительное сходство (а не просто отождествление!) между действительным обожествлением природы у традиций дохристианских индоевропейских народов (в том числе и у славян) и православной идеей обожения и догматом об Иисусе Христе как Богочеловекe.

            Идя дальше, уже в начальной школе я глубоко изучал героическую этику индоевропейских народов. Например, меня интересовали героические былины. Сначала я ненадолго заинтересовался этой областью у северных германцев (например, викингов), западных (например, саксов) и восточных (например, вестготов и остготов), а также кельтов (в частности, бриттов и гэлов), сарматов, скифов, а затем славян, конечно, например, былины о богатырях Старой Руси (Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович и др.). Позже, когда я вел занятия по предметам политологии, я заметил, что именно православие умиротворило, облагораживало и подчиняло героизм, подвиг, отвагу, мужество – а ведь это важные элементы героической этики – христианским принципам (вера в Единый Бог, любовь, милосердие, братство, любовь). Да, меня еще в начальной школе очень интересовали мифологии и мировоззрения наряду с их героической этикой других, неиндоевропейских народов Сибири и – шире – Евразии (в том числе монгольских, тюркских, тунгусских, маньчжурских, палеосибирских народов), а также мифологии и мировоззрения индейцев Северной Америки, народов Черной Африки и Австралии, но больше всего меня интересовало мировоззрение индоевропейских народов, а позже христианское богословие (православное и католическое), поскольку я осознавал и осознаю свои этнокультурные корни, а точнее: христианские (православные)-славянские.

            Кроме того, в то время меня также увлекла «трифункциональная идеология», открытая французским филологом Жоржем Дюмезилем и присутствовавшая в мировоззрении индоевропейских народов. Эта модель мировоззрения представляет собой иерархическую систему ценностей и идей и в то же время органическое, симфоническое, социальное единство, в котором отдельные социальные классы с их различными системами ценностей, поведения и менталитета располагаются иерархически и взаимодействуют друг с другом ради более высокой цели. Я заметил, что эта идеология сохранилась в католической, средневековой Европе (здесь в виде: 1. oratores, 2. bellatores, 3. laboratores), но и – к счастью! - в Византийской империи и на Руси, т.е. в православном культурном кругу.

Следующими причинами моего интереса к православию были имперская идея и сакрализация функций императора (в том числе византийского василевса и русского царя). Ну, меня уже в юности увлекала имперская идея (универсальные, миссионерские и сакрально-политические категории) – а не империалистическая идея! (Поскольку, как мы знаем, империализм является продуктом капитализма, индустриализации и Просвещения, для империализма характерна эксплуатация всех ресурсов заморских территорий и искоренение этнокультурной идентичности и насильственный процесс вестернизации), а также структура , цели и функционирование империи. Ведь уже во время учебы в университете я занимался, в том числе, отношения религии и государства, психология религии и влияние религии на менталитет, политику и государство. Уже тогда я был очарован обширным церемониалом императорской власти Византийской империи, изображениями и титулами василевсов и параллелью между Царем Иисусом Христом на небесах и василевсом (и царем) как единственным и высшим институтом, связывающим Бога и мир людей, функциями которых были, среди прочего, судебная (суд над людьми) и исполнительная (защита естественных прав и прав Бога и вытекающих из них христианских моральных принципов). От корки до корки я прочитал, например, книгу Б. Успенского об особенностях царя и патриарха в русской культуре и государственности, перенявшей византийское наследие. Позже, узнавая историю Византийской империи и России, я понял, что православие является более проимперской и прогосударственной религией, чем католицизм, который настойчиво требовал разделения церковной и государственной сфер, опасно балансируя на грани частичной десакрализации государства, а затем вошел в сферу, предназначенную только для королей и империи, в сферу профанного, нарушив гармоничное, симфоническое сотрудничество между священством и царством.

Примером был датский католический священник Абсалон, епископ Роскилле в 1158–1191 годах и архиепископ Лунда в 1178–1201 годах (т. е. до своей смерти). Этот датский епископ практически правил всей Данией во времена правления датского короля Канута VI. Он лично участвовал (как руководитель и соорганизатор) в их морских походах против,  полабских славян. Саксон Граматик приписывал ему множество достижений, таких как участие вместе с датским королем Вальдемаром I в завоевании и принудительном обращении Руян на Рюгене, где он почти в одиночку разрушил статуи славянских божеств в 1168 году, спасая датский флот от разрушения во время экспедиции в Западную Померанию в 1170 году, а также командования в битве у мыса Дарсин в 1184 году, в которой были разгромлены войска поморского князя Богуслава I.

Другим примером было Дерптское епископство. Он был основан в 1224 году епископом Альбертом, папским легатом. Главой этого епископства, естественно, был епископ (священнослужитель), но он правил внутри этого епископства, среди прочих, как землевладелец. у него были вассалы, он проводил внешнюю политику и возглавлял военные экспедиции, например, вооруженную экспедицию, состоявшую из армии Ливонского ордена под командованием епископа Дерпта Германа I, которая была уничтожена в Битва на Чуди в 1242 году новгородским князем Александром Невским.

А Православие отвергает догматически как папо-цезаризм (очевидно), так и цезаропапизм в отношениях Церкви и государства. Он учит, что василевс/царь – это «епископ, отвечающий за внешние дела», а патриарх – духовный глава политического сообщества. Уже во время учебы в университете я знал, что православие сохраняет священное уважение к императорской власти, имея в виду так называемую имперское богословие Евсевия Кесарийского — автора труда о жизни первого римского императора-христианина Константина Великого.

Так я понял, что именно православие сохранило учение о симфонии двух властей и, в отличие от католицизма, всегда принимало атрибуты власти василевса/царя и Империи, всегда принимало строгие рамки полномочия царской власти, лишь бы это не противоречило учению православной традиции и ее мировоззрению. Напомним, что в Средние века Римско-католическая церковь, к сожалению, была активным участником спора с империей и переняла от римских императоров имя Pontifex Maximus (буквально «Великий Строитель»).

            Меня восхищало то, как православие тщательно уточняло и формировало эту традицию, меняя ее от «дикой» традиции славян к ее специфической славянской версии, гармонично совместимой с православием. Я был полон восхищения, замечая в ходе своих исследований, что православные миссионеры выполняли миссию христианизации среди славян, отвергая и осуждая (справедливо!) те дохристианские модели поведения и обряды древних славян, которые казались им бессмысленными. (например, многобожие, т.е. вера во многих богов – с христианской точки зрения это, конечно, идолопоклонство) и кровавые, и в то же время они сохранили ее, включив в Православную Традицию и изменив лишь те архетипы (плодородие, земля, орех, зерно, яблоко, небо и т. д.) и обряды, которые могли быть совместимы с неизменной, вечной христианской верой ( после их трансформации, конечно). Уже тогда я понял, что православие – истинное христианство – восторжествовало, как заботливый и любящий отец, который заботится и формирует своих «языческих» детей так, чтобы они вскоре стали сознательными христианами. Я понял, что христианство (т. е. православие) — это Истина Божия, лучшая религия, которая лучше всего удовлетворяет те прекрасные эмоции, благодаря которым мы можем сохранить нашу человечность: любовь, милосердие, нежность, братство, всеобщее согласие, всеобщее единение (в том числе единство божественность и мир материальный, сохраняя, конечно, превосходство святости над непостоянным миром тела и материи). Именно православие придало славянской дохристианской традиции форму, а именно: веру в истинного Бога, христианские моральные принципы – любовь к Богу, а также любовь к ближнему, сострадание, взаимопомощь (особенно по отношению к детям, женщинам, старикам), общность, солидарность, созерцание, дисциплина, смирение, покаяние и скорбь о грехах. Во время учебы я потихоньку начал понимать, что погружение человека только в мир тела и материи опасно для него и человек может потерять себя в пучине чувственных впечатлений, человек может разрушить свою душу, превращаясь из человека в звероподобный, человек может стать рабом собственных потребностей и мнимых желаний, человек может стать просто глупым ребенком. Более того, я убеждался, что истинное христианство — это не католицизм и тем более протестантизм. Я постепенно осознал, что истинное христианство – это наука о Благой Вести, Божьей Истине, Святой Троице, Иисусе Христе как Богочеловеке и заключается только в православии.

            Более того, когда я был научным сотрудником в университетах Щецина, я с нескрываемой радостью анализировал тексты православных богословов (и, прежде всего, известного польского православного священника Генриха Папроцкого) и обнаружил, что только Православие подчеркивает соборность, общинность, духовную общность и, следовательно, и общинный менталитет, а также сохраняет Традицию и церковную иерархию. Меня увлекло православие, потому что я с детства считал, что мировоззрение, основанное на принципах всеединства, многообразия и иерархии, всегда эстетически красиво и уместно, модель «единства в многообразии», меня всегда восхищала модель внутренне иерархического организма, основанного на братстве и любви. Поэтому я всячески поддерживал и поддерживаю, что присоединение к общению – это еще и соединение с Богом и присоединение к общине. Я считаю, что вообще православие учит, что благодаря душе человек становится личностью, а значит - вниманием - существом духовным, имеющим божественную часть (данную от Бога), в некотором смысле социальную, а потому способную к осуществлению ряд социальных ролей, ролей в конкретной социальной группе. Ведь, как учит русский философ Семен Франк, в душе заключено все общее, общественное. Почему я так горячо и охотно согласился с православным учением о соборности и общении; православным учением, гораздо более глубоким, чем именно католицизм? Ну, я с детства смотрю на окружающих меня людей в Польше. Помимо прекрасного отношения простых поляков, я, к сожалению, слишком часто видел случаи ревности, нездоровой конкуренции, лицемерия, одержимости чрезмерным, личным «достоинством», в результате чего и польская нация, и польское государство разваливались и разрушались. начиная с 17 века, подвергается внутреннему разрушению и упадку. Генрих Папроцкий прекрасно выразился о том, что православие всегда больше учит о Надежде и божественности, о Богочеловеке и общине и меньше о вине и первородном грехе. Могу перечислить преимущества православия, благодаря которым я – как научный сотрудник - уже начал поддерживать это истинное, чистое христианство:

- великая мистика и тайна православных обрядов,
- больше акцента на божественность и надежду, меньше на вину, на первородный грех, который - согласно католицизму - передается по наследству из поколения в поколение
- идея обожения человека и всего мира, больший акцент на способности человека добровольно участвовать в жизни Бога уже в этом мире,
- больший акцент на общине.

            Затем, когда я закончил учебу в Щецине и выбрал научную карьеру, например, начал проводить занятия по политологии для студентов в щецинских университетах, где я устроился на работу, после долгих размышлений я наконец понял, что человек должен иметь ясное и отчетливое мировоззрение, желательно религиозное мировоззрение. Ведь религиозный человек — это человек с «цельной личностью» (красивое выражение славянофила Игоря Киреевского), в которой он активизирует не только свои чувства, но и интуицию и непосредственное общение с Богом. Уже тогда я с увлечением читал, среди прочего: к произведениям Мирчи Элиаде и у меня уже было положительное отношение и уважительное отношение к религиозности в целом. Я считал и считаю, что религиозность и религия являются важнейшими элементами формирования сознательного человека. Более того, уже будучи академическим сотрудником - я, как очарованный религиозностью - начал убеждать себя в том, что именно Православие дает нам полную христианскую веру, Православие является единственно истинным, потому что оно есть безупречная Христианская Традиция, а Христианство - как я уже сказал – это Истина вообще Божия. Тогда я уже не был агностиком или, тем более, атеистом. У меня уже было положительное отношение к религиозности, а тем более к восточно-христианской религиозности, к православию. Это моя вторая причина интереса к Православию – причина, так сказать, интеллектуально-логическая.

            Более того, следует добавить, что параллельно с возникающим интересом, а затем увлечением и поддержкой религиозности и, наконец, православия, уже в детстве зародился интерес к русской культуре и русским. И здесь мой путь пролегал точно так же, как и в случае с моим отношением к православию, т. е. через те же этапы:
1. Безразличие,
2. Заинтересованность,
3. Очарование.

            И вот, в начальной школе в Дзивнуве, где я жил, я помню, что хотя русских не было, мой отец говорил, что русские просто очень спокойные, иногда даже пассивные и немного грустные, и в частности они создают прекраснейшую литературу и искусство и они постоянно держались вместе. Еще я помню русскую музыку из детства (здесь в основном Владимир Высоцкий). Позже, во время учебы, и особенно после ее окончания и работы академиком в университетах, я начал исследовать русскую философскую и политическую мысль. В частности, меня интересовала русская, православная и консервативная мысль, русские мыслители и писатели (Алексей Хомяков, Игорь Киреевский, Николай Данилевский, Константин Леонтьев, Федор Достоевский, Владимир Соловьев, Сергей Булгаков, Павел Флоренский, Николай Бердяев, Семен Франк, Лев Карсавин, Иван Ильин и др., а также – в последнее время – в том числе Санкт-Петербургский и Ладоский митрополит Ян (Сничов) или Александр Дугин). Хотя уже во время учебы в Щецинском университете я начал исследовать особенно европейскую и американскую консервативную (антилиберальную) мысль, но позже в ходе этих учений я быстро начал исследовать также русскую консервативную и православную мысль, как, конечно, и русскую мысль основана на Православии и его мировоззрении.

            И теперь, после окончания университета и после нескольких лет научной работы, у меня появилась эмоциональная и интеллектуальная основа для принятия осознанного и самого важного решения в моей жизни. Наконец, у меня была основа для следующего и заключительного этапа.

            Вскоре после этого моя личная жизнь начала меня испытывать - сначала были жуткие проблемы (в том числе потеря работы в университетах Щецина - подозреваю, что из-за моих "неправильных" проправославных и пророссийских взглядов с точки зрения взгляда руководства университета, а также серьезные проблемы со здоровьем), и потом я пережил самые прекрасные моменты - испытал искреннюю любовь на собственной шкуре. Здесь я начал серьёзно задумываться о Боге: если я встретил эту любовь, значит, Бог существует.

            И вот, в эти судьбоносные минуты, когда я задумался о своей жизненной революции, вдохновленный вдруг некоторыми русскими, которых я встретил в Интернете, и прежде всего очаровательной женщиной, я вдруг решил стать сознательным православным и активным участником Автокефальной Польской Православной Церкви. Около двух лет назад я наконец позвонил православному священнику, управляющему православным приходом в Грифице, и спросил, могу ли я быть сознательным православным и что от меня требуется, чтобы стать сознательным православным, и этот священник охотно согласился на мое активное участие. Теперь я обычно по воскресеньям хожу на Божественную литургию в Грифице, исповедовалась в самом начале. Теперь я сознательный православный.

            Да, нелегко стать православным в Польше, где большинство поляков считают, что истинное христианство – это только католицизм, а православие – это, по их мнению, якобы «раскол» и ересь. Моя католическая семья была удивлена: „Почему? Почему вы выбрали православие? Ведь вас крестили по католическому обряду”. Я объяснил этой семье, что католицизм, к сожалению, стал менять слова в «Символе веры» вопреки первым христианским соборам (filioque), начал нездоровые тенденции увлечения материальным миром и поддался человеческим желаниям, и выше все, жадность и разврат, например, индульгенции, стремление подчинить Римско-католической церкви другие конфессии и государства), своего рода «вторжение» Римско-католической церкви в сферу, отведенную исключительно для государственной власти, создание «Церковного государства», принявшего титул верховного понтифика от римских императоров и тенденции папо-цезаризма (папской иерократии) в средние века, в том числе Булла Григория VII «Dictatus papae», инвестиционный спор между Иннокентием III и римским императором, непосредственное участие в боях между пропапскими гвельфами и гибеллинами, поддержавшими императора Фридриха II Гогенштауфена, «Unam Sanctam» Бонифация VIII от 1302 года.

            Да, на мой взгляд, в настоящее время перед лицом самой опасной опасности для православия и вообще религиозности, морали, общин и традиций в мире являются коллективно философские направления Запада: либерализм, постмодернизм, атеизм, агностицизм, материализм, потребительство, вседозволенность, эгоизм, релятивизм, индифферентизм, католицизм на самом деле несколько менее опасен, но католицизм — это еще первая стадия ереси от православного христианства, католицизм — это уже первый признак отступления от ортодоксальной, незапятнанной христианской веры.

            К тому времени я был последовательным и настойчивым. Именно тогда произошел первый прорыв – с позиции учёного, увлеченного Православием, на позицию верующего и активного православного, с позиции увлекательного стороннего наблюдателя на позицию активного православного участника.

            Тем более, что для меня тогда были и есть другие проблемы. Ну, ближайшая православная церковь находится в Грифице, а я временно живу в деревне, недалеко от Балтийского моря. Божественные литургии обычно совершаются утром по воскресеньям, а вне лета автобусы ходят по субботам примерно до 17 часов, а по воскресеньям только вечером. Что делать - когда у меня иногда появляются дополнительние деньги, мне приходится забронировать самый дешевый номер на один день (с субботы по воскресенье), потом я иду на Божественную литургию, потом долго жду вечернего автобуса на Поберово, и наконец я иду до деревни 3 километра. А когда у меня нет этих лишних денег, я просто сплю на открытом и, к сожалению, холодном воздухе, т. е. в городском парке или на вокзале в Грифице.

            Итак, я не только продолжал изучать тексты православных богословов и философов, но и практиковал и культивировал христианскую веру. Каждый раз, посещая Божественную литургию, я всегда ставил свечи за своих близких и молился Богу. Православный священник, управляющий православной церковью в Грифице, подарил мне коллекцию книг. Я прочитал их все, и особенно меня восхитила книга „Wierzę  w Jeden, Katolicki Kościół. Świadectwo konwersji do Prawosławia” („Я верю в единую католическую церковь. Свидетельство о переходе в православие”). Это богатый список важных документов христианских соборов и православных толкований. Более того, это своего рода православный сборник доводов в спорах с неправославными людьми. Это помогло мне укрепить мои недавние убеждения о православии. Я еще больше убедился, что выбрал правильный путь – Православие. Вдохновленный своей любимой женщиной и другими русскими, теперь, после моих бесед с вышеупомянутым православным священником и прочтения этих книг, я без всякого колебания говорю, что я сознательный и активный православный. И это то, чем я рад и горжусь. Я хочу как можно лучше реализовать христианские моральные принципы, которые проповедует православие. Ведь я перфекционист по натуре. Я хочу создать традиционную, нормальную, крепкую, наполненную искренней любовью, православную семью, благословенную Богом, с настоящей женщиной и многодетностью, семью, в которой соблюдаются православные принципы.

            Скажу больше: начиная с начальной школы, где я соприкоснулся с христианской верой, где меня обучал мой католический катехизатор, я фактически могу описать свой путь к активному православному становлению как путь, проходящий через четыре этапа:
1. Безразличие,
2. Заинтересованность,
3. Очарование,
4. Интериоризация (полное и верное принятие христианской (православной) веры).

            Подводя итог, я хотя пока в Польше одинок в Польше, но я более решителен и спокоен, чем когда-либо прежде, потому что я встретил свою любимую женщину и знаю, что являюсь частью православной общины, принадлежу к Православной Церкви и скоро буду быть в России. И хотя мне на самом деле хотелось бы быть членом Русской Православной Церкви – ведь Москва – это Третий Рим, – Польская Автокефальная Православная Церковь все же лучший вариант, с которым я когда-либо сталкивался в своей жизни. Я более решительный и спокойный, потому что Православие формирует меня и мой образ мышления, дает мне жесткую духовную дисциплину, дает мне православное мировоззрение. Наконец, я тверд и спокоен, потому что Бог всегда со мной. Я доверяю Богу, своей любимой женщине и тем, кто поддержал меня духовно и материально. Я хочу создать традиционную, православную, любящую семью со своими любимыми и нашими будущими детьми, а также поддержать Православную Церковь и других россиян. Теперь я смотрю в будущее с надеждой и верой во Христа, потому что верю, что Бог заботится о нас и заботится о нас.

            Я верю в Бога и Православную Церковь, верю, что Бог дал мне самое лучшее: тепло, любовь, нежность, верность со стороны моей любимой женщины и других русских. Я благодарен Богу и хочу выполнить данную мне Богом миссию: подарить любовь моей любимой женщине, нашим будущим детям и тем, кто поддерживал меня на протяжении всей моей жизни.

            Добавлю, что, по моему мнению, православие – это не только совокупность обрядов, обрядов, молитв и т. д. Православие – это, прежде всего, мировоззрение, а значит, целостная модель объяснения всего окружающего нас космоса, всеобъемлющая образ повседневной жизни, способ мышления и восприятия мира. Быть православным — значит думать и чувствовать себя православным. На мой взгляд, Православие – это не бесконечное чувство вины, постоянная пассивность и погружаясь в печаль. Православие – это любовь, счастье и радость, когда я вижу любимую женщину, а еще – дальше – и других моих братьев (в первую очередь православных русских) и всего мира: небо, облака, земля, хлеб, урожай, лес, плоды и т. д., потому что Бог Сам создал нас по Своему образу и подобию, создал мир, потому что Бог присутствует повсюду вокруг нас. Православие – это соборность, всеединство, братство, превосходство духа над телом, а не какой-то культ индивидуума, потребления и денег. Православие означает также - в кризисных ситуациях - активность, храбрость и мужество, это жесткая борьба с силами зла, это беспощадная защита порядка от покушений дьявола.