Великокняжеское венчание

Венчание в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга Великого князя Георгия Михайловича Романова всколыхнуло наше общество. Давно я не видел столько яда и грубости в адрес потомка славного рода русских царей. Такое впечатление, что снова вспыхнула ярость завистливых пролетарских масс. К ним добавилось ехидство ненавидящих все русское либералов. То есть две революции - 1917 и 1991 годов - слились в общей ненависти к русской монархии. Весьма показательно. Но совсем уже не понятной была отстраненная позиция властей. Столь сдержанная и холодная реакция на прекрасное и изысканное символическое событие – возвращение в Россию потомка рода Романовых и торжественный акт венчания в главном соборе Санкт-Петербурга - вызывает только недоумение. Это же прямая иллюстрация консервативного вектора политики Путина – восстановление связи времен русской истории, симпатия к консервативной части европейской элиты и аристократии – а ведь среди гостей Великого князя были представители почти всех царственных домов Европы, бережное отношение к эстетике возрождающейся имперской столицы...

Есть несколько версий, почему власть решила устраниться, и все они совсем не в пользу власти. Неужели Кремль увидел в этом мягком и совершенно непретенциозном символическом жесте какую-то политическую угрозу? Полный абсурд. Я подозреваю все же, что мы имеем дело с заговором кремлевских жен. Возможно, они просто перепугались от перспективы померяться нарядами с настоящей аристократией, и страх выглядеть жалко несмотря на все материальные авуары их просто парализовал. 
Но ладно не будем о грустной стороне.

Лучше поговорим о событиях столетней давности. Падение российской монархии и династии Романовых, преданной тогдашними либералами, создало не просто политический и династический, но религиозный вакуум. Оказавшись в принудительной эмиграции, Русская Церковь – прежде всего в лице одного из ее первоирархов Атония (Храповицкого) – резко осознает, что единственной легитимной формой политического строя в православной стране может быть только монархия. Все остальное есть аномалия. Падение монархии может означать только одно: изъятие из среды удерживающего, того кто препятствует, по словам святого апостола Павла, приходу сына погибели, то есть Антихриста. Большевицкий переворот именно так и осознавался консервативной православной мыслью, ярко представленной в то время Иоанном Кронштадским или Львом Тихомировым. Это был захват власти ордами Гогов и Магогов.

И вот в сгустившейся тьме в изгнании из любимой утраченной Родины в династическом вакууме и разброде русской аристократии поднимается фигура великого князя Кирилла Владимировича Романова, двоюродного брата государя-мученика Николая II, оставшегося старшим в генеалогическом порядке членом императорской фамилии, после гибели от рук большевиков Николая ΙΙ, царевича Алексия и великого князя Михаила Александровича. Кирилл Владимирович в 1924  году провозглашает себя «Императором Всероссийским». Он не просто имел на это право. Он взял на себя функции катехона, удерживающего. И зарубежная, естественно, а не советская, Церковь его в этом статусе признала.

То, что сделал Кирилл Владимирович, не было политическим ходом и не имело ничего общего с борьбой за власть. Он взял на себя миссию катехона, удерживающего, место которого было пусто. Это был прежде всего религиозный эсхатологический жест. Мужественный и жертвенный.

И сам Кирилл Владимирович и его сын Владимир Кириллович, который кстати, был сторонником евразийского мировоззрения, раз вступив на этот путь, оставалась верными этому выбору до последнего. Они хранили - как царь Немейского леса у древних римлян-  не политическое место, но святыню. За власть они не боролось, они стояли за истину перед лицом неумолимо надвигающегося конца времен. И этот конец они однозначно идентифицировали с восстанием масс, с демократией и либерализмом.

И вот правнук Кирилла Владимировича от его внучки Марии Владимировны, по отцу сын представителя германской императорской династии Гегенцоллернов, возвращается из вынужденной эмиграции и венчается в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга. Почти ровно через сто лет после того, как его прямой предок взял на себя бремя катехона.

С учетом сценария конца времен в православном толковании – кто будет более всего возмущен таким актом? Да, верно – Гоги и Магоги. Они самые. Вот они и шипят, льют потоки грязи на прямого потомка того, кто вопреки всему встал на пути сына погибели, на члена рода святого Императора-Мученика.

Параллельно убогому и жалкому бытовому сознанию обывателей великая священная история движется по своему пути. И никто не может препятствовать ее мерному и могущественному течению.