Женщина и рай: Мирча Элиаде и фольклор Румынии, Кавказа, Ирландии

Проблема того, насколько мужское и женское сознание и мышление различны или нет, озвученная в недавней лекции Александра Гельевича Дугина заставила обратить внимание на одну новеллу Мирчи Элиаде, переведённую на русский язык как «Без юности юность» и экранизированную в 2007 Фрэнсисом Фордом Копполой. Хотя в подробностях, в том числе важных, фильм не следует за оригиналом, тем не менее какой-то иллюстрацией может служить.

Нас интересует в этой новелле диспараллелизм мужского и женского в результате аналогичной инициации.

В центре повествования – фигура 70-лтнено профессора Доминика Матея, занятого загадкой происхождения языка, которого в возрасте 70 лет в ночь на Пасху ударяет молния. Разряд молнии (символ, думаю, понятный) превращает его в молодого и бессмертного человека, которому открывается знание как воспоминание (Прямая отсылка к Платону). Инициация божественным логосом, молнией к преображает его телесно, но и даёт вход к знанию всего человечества, где что-то конкретное нужно лишь вспомнить.

Также он обнаруживает что разговаривает с «двойником», и сам двойник утверждает, что относится к числу тех кого называют силами, ангелами, архангелами, существам промежуточным « Промежуточных между областью сознательного и бессознательного?» — «Разумеется. Но также и между природой и человеком, между человеком и божеством, рацио и эросом, началом женским и мужским, тьмой и светом, материей и духом…».. При этом даймон отмечает, что он не есть просто проекция его психики, но существует независимо, и в любой момент можно отказаться от своего бессмертия, сопровождаемого даймоном.

Логос, кипермненизия и даймон

В один из моментов своей жизни в грозу в горах Швейцарии главный герой встречает немку Веронику, которая на его глазах подвергается испытанию, схожему с тем, что испытал и он. Он находит её в грозу в заваленной камнями пещере, где она спряталась от молнии, разговаривающей на санскрите и отождествляющей себя с буддисткой отшельницей Рупини 14 века, разговаривающей на незнакомом ей языке.

В отличие от вечно юного Доминика, однако она начинает быстро стареть, одновременно входя в нейкий медиумический транс и говоря на всё более древних языках, погружаясь всё глубже и глубже к истокам человеческого. При этом этот процесс протекает лишь в присутствии Доминика, так что в какой-то момент он решает оставить её, чтобы остановить неминуемое умирание.

Гроза или инициация логосом оказывает поразительно разное воздействие на мужчину и женщину. Мужчина приобретает даймона, всеобщее знание и вечную жизнь. В женщине же пробуждается совсем иной архетип - пробуждается древность, что вызывает ассоциации с мифологическим сюжетом свадьбы Марса, когда под вуалью невесты он обнаружил лицо вечно старой богини Анны Перены (богини Нового года) – вечного года.

Мы ничего не знаем о даймоне Вероники (и был ли он) но функционально схожую роль по отношению к ней играет Доминик. Для Доминика присуствие даймона равнозначно бессмертию и вспомнив о возможности отказа от него он вновь превращается в старика и умирает врнувшись на Родину. Вероника в грозу обретает Доминики и именно рядом с ним проявляет свою способность.

По сути это своеобразная иллюстрация к эволианскому представлению о женщине-шакти, для которого инициированный молнией логоса мужчина является даймоном, как для мужчины даймоном является фигура ангела. Конечно, это мужской взгляд на женщину.

И в то же время фильм, да и книга проникнута в целом женственными образами. Это кстати заметил с негативной точки зрения Г. Джемаль в отзыве к фильму. Например, символ розы, как доказательства существования «даймона», а потом символ решения герой вернуться домой, что приводит его к смерти.

Три сказки

Показательно название новеллы Элиаде «Без юности юность», отсылающее к румынской народной сказке «Без старости юность, без смерти жизнь».

Если в двух словах, то эта сказка описывает путешествие мужского героя, всадника на волшебном коне) сына императора в страну где есть «молодость без старости и жизнь без смерти». На своем пути он побеждает хтонических чудовищ, в том числе женских, пока не приходит в нужное место. Показательно, что это место населяют женщины – три девы- феи, одна из которых становится его женой.

Проходят годы, столетия, но он не замечает этого в месте, где нет старости и смерти, пока однажды не заходит в долину Плача, где вспоминает о родине и решает на время туда вернуться. Женщины его предупреждают, что там прошли столетия, но он стоит на своём. По мере возвращения на родину он превращается в дряхлого старика, пока наконец не находит полуразрушенный дворец с пустым троном, где его и забирает смерть.

Структурно новелла Элиаде повторяет основные линии сказки. Главный герой отправляется в путешествие, получает бессмертие, но вынужден покинуть родину. Расставание с Вероникой становится повторным моментом, после которого он отправляется на родину, где и превращается в старика и умирает.

Стоит отметить, что румынская сказка не уникальна. Схожий сюжет есть в венгерских сказках, на Кавказе – татская сказка – «Бесмертный человек» и грузинская сказка «Земля возьмёт своё». В кавказских версиях фигурируют символы рая – яблоки, которые женщина, ставшая супругой главного героя достигшего страны бессмертия, даёт ему в дорогу. При этом выпадающее или съеденные им яблоки становятся причиной его старения.

 Аналогичные образы и мотивы мы находим в ирланской саге  о путешествии Брана мак Фибала к островам женщин, где также присутствую все схожие мотивы – путешествие в страну бессмертия (морское в данном случае), где также живут женщины. Слегка отличается финал, где умирает не сам Бран, а член его команды, ступивший на родную землю (рассыпается в прах).

Схожие мотивы остановки времени в ирландских сказаниях о людях, побывавших в Сиде

Этот мифологический мотив можно интерпретировать по-разному. С одной стороны, мы видим этот сюжет в местах где ярко выражено древнее присутствие матриархального начала – Юго-Восточная Европа (центр цивилизации Великой Матери), Ирландия, Кавказ.

Таким образом речь может идти о сюжете мести матриархальной богини своему мужскому спутнику, оставившему её.

С другой стороны, Василие Ловинеску (Гетикус), последователь Генона и автор «Гиперборейской Дакии» описывает страну, где есть молодость без старости и жизнь без смерти» как центр мира, где находится место Царя Мира.

Тогда это Аггарта, Шамбала, Салем. Однако в случае такой традиционалисткой интепретации значит, что движение к центру вещей, к вечности, к Раю означает для мужчины и встречу с женщиной. О чем впрочем намекает Генон в  «Царе мира», обращаясь к понятию Шехины.

Мы видим устойчивую связь образов Островов блаженных с женщинами в шумерском Дильмуне, его покровителем является богиня Нинсикила (местное отождествление Нинхурсаг), у греков – Геспериды. В каком-то смысле образ Рая обязательно связан для мужчины с женщиной.

 Яблоки, фигурирующие в кавказских версиях легенды, напоминают о яблоках Гесперид, яблоках вечной молодости богини Идунн в скандинавской мифологии, об Авалонне (от ирл. abal, валлийск. afal, "яблоко"), яблоко- устойчивый символ Полюса, Рая, Земли Блаженных и в то же время плод, который в мифологии и фольклоре устойчиво связывается с женскими фигурами.

Наконец, очень важно то, что говорит о себе героиня грузинской сказки «Земля возьмёт своё»-  я создана в первый день сотворения мира. Меня зовут «Красой», и я никогда не буду старой и никогда не умру.

Таким образом женщина в этом контексте выступает как София, красота творения, нечто промежуточное межу этим и тем миром. И в то же время всегда двусмысленное, вечно юное и вечно древнее (ведь именно женщина наиболее консервативна как минимум в бытовом плане).