Вопрос водно-энергетических ресурсов Центральной Азии

После обретения независимости государства Центральной Азии  столкнулись с одной из наиболее важных проблем – проблемой управления водными ресурсами.[1] Указанная проблема носит комплексный характер, поэтому она требует решения  политическими, экономическими и правовыми средствами. Большую роль в решении данной проблемы может сыграть международное право как система норм и правил межгосударственного построения современного миропорядка, призванная согласовывать действия равноправных суверенных государств. Как справедливо отмечает Р.А. Каламкарян оно «продолжает оставаться самым эффективным межгосударственным инструментом сотрудничества».[2]

Развитие добрососедских отношений и всестороннего сотрудничества между государствами Центральной Азии на основе принципов и норм международного права является одним из важнейших условий сохранения политической и экономической стабильности в регионе. Для этого государствам Центральной Азии необходимо в решении  своих внешнеполитических приоритетов важнейшее место отводить международному праву. Как известно, соблюдение государствами Центральной Азии норм международного права, вернее приведение их  внешней политики в соответствии с требованием современного международного права положительно влияет на состояние межгосударственных отношений.

 Весьма важной в контексте признания государствами Центральной Азии приоритетного значения для их внешней политики международного права являются нормы, закрепленные в их Конституциях. Так, согласно ст. 11 Конституции РТ Таджикистан «… определяет свою внешнюю политику на основе международных норм»[3]. Ст. 17 Конституции Узбекистана гласит, что ее внешняя политика исходит из общепризнанных принципов и норм международного права. В ст. 9 Конституции Кыргызской Республики указывается на то, что Кыргызстан соблюдает общепризнанные принципы международного права.[4]

Однако в настоящее время к решению проблем управления водными ресурсами государств Центральной Азии международно-правовой подход остается слабым и противоречивым. Действующее межведомственное Соглашение между государствами  Центральной Азии[5] «О сотрудничестве в сфере совместного управления использованием и охраной водных ресурсов межгосударственных источников» (далее - Соглашение) от 18 февраля 1992, подписанного в  г. Алматы регулирует вопросы вододеления, ирригации, устанавливает режим и лимит использования вод бассейнов Амударьи и Сырдарьи в соответствии с практикой и объемами, принятыми во времена СССР. По мнению таджикских экспертов, в настоящее время,  Соглашение не отвечает в полной мере национальным интересам Таджикистана, т.к. государства низовьев рек признают обязательность исполнения только части, касающейся выделяемых квот (согласованных величин расходов воды), но не признают необходимость сооружения гидроузлов.[6]  Необходимость строительства согласованных гидроузлов было предусмотрено еще в советские времена.[7] Поэтому таджикские эксперты заявляют о праве выхода Таджикистана из  Соглашения. Однако в нем не содержится положение о порядке  выхода сторон из Соглашения. Вместе с тем, ст. 56 Венской конвенции о праве международных договоров допускает возможность подразумеваемой денонсации. В соответствии с ней участник обязан уведомить не менее чем за двенадцать месяцев о своем намерении денонсировать договор или выйти из него.[8]

На наш взгляд, лучше пересмотреть указанное соглашение. Ст. 14 Соглашения дает право сторонам путем совместного рассмотрения внести изменения и дополнения. Это позволит внести поправки в  Соглашение, состоящее всего из 15 статей, с целью конкретизации его формулировок, детализации, избегания двоякого толкования его положений,  установления такого режима управления, который позволит государствам  использовать водные ресурсы не только для сельскохозяйственных, но и для промышленных нужд, в частности для производства электроэнергии. При этом следует  учесть экономические и экологические интересы договаривающихся сторон.

   Как известно, режим использования водных ресурсов должен быть ориентирован на обеспечение вовлеченным государствам справедливого баланса интересов и предусматривать гарантии от негативных экологических последствий. В этой связи в рамках концепции устойчивого развития[9] обосновывается паритет между экологическими ценностями и ценностями экономического и социального развития. Д.С. Боклан полагает, что вопросы защиты окружающей среды не должны носить подчиненного, вторичного характера по отношению к вопросам экономики. Он же утверждает, что устойчивость экологической системы – это основа экономической безопасности. [10]   Поэтому, на наш взгляд,  водная политика государств Центральной Азии должна основываться на взаимодействии отраслевых (специальных) принципов международного  экономического и международного экологического права. Однако сложность проблемы состоит в том, что государства Центральной Азии рассматривают действия этих принципов не во взаимодействии, а   изолированно, что приводит к противоречиям между государствами.

     Так,  государства верховья Амударьи и Сырдарьи (Таджикистан, Кыргызстан) в решении проблемы использования водных ресурсов исходят из основного принципа международного права – уважения государственного суверенитета и отраслевого (специального) принципа современного международного экономического права – неотъемлемого суверенитета государств над их богатствами и  природными  ресурсами. Государства низовья (Узбекистан и т.д.) больше опираются на отраслевые (специальные) принципы международного экологического права: принцип недопустимости нанесения трансграничного ущерба; принцип экологически обоснованного рационального использования природных ресурсов; принцип  обеспечения экологической безопасности. Рассмотрим содержание некоторых указанных принципов, применительно к решению проблемы управления водными ресурсами в Центральной Азии.

 Государства, расположенные вверх по течению (Таджикистан и Кыргызстан) исходят из того, что право государства на обеспечение своей  энергетической безопасности является одним из проявлений независимости государств и вытекает из императивной нормы (основного принципа) международного права – принципа уважения государственного суверенитета.  К.А. Бекяшев среди элементов нормативного содержания принципа уважения государственного суверенитета выделяет право государства «осуществлять всякого рода деятельность, необходимую или благоприятную для проживающего на ней населения».[11] Таджикистан и Кыргызстан, не имеющие углеводородных носителей энергии, не имеют экономически выгодной альтернативы гидроэнергетическому производству электроэнергии, получению тепла, возрождению промышленности, снижению уровня бедности, устойчивому развитию. Решение водных вопросов является неотъемлемой частью Национальной стратегии развития и Стратегии сокращения бедности Республики Таджикистан. В этом плане важно, что в Душанбинскую декларацию по воде 2010 года участники международной конференции включили  положение о том, что «устойчивое производство гидроэлектроэнергии может внести вклад в значимый прогресс по сокращению бедности, смягчению изменений климата и достижению устойчивого развития, в частности в развивающихся странах».[12]

     Как видим, в решении проблемы водопользования Таджикистан и Кыргызстан, как и другие развивающиеся государства наиболее упорны в отстаивании своего абсолютного суверенитета и независимости в их одностороннем (консервативном) понимании. Отметим, что советская доктрина с первых лет существования Советского государства последовательно придерживалась теории абсолютного суверенитета государства и исходила из того, что суверенитет государства базируется на принципах общего международного права: уважении государственного суверенитета: равенстве государств. Если же исходить из концепции относительного государственного суверенитета, то абсолютного суверенитета вообще нет и быть не может. Суверенитет государства во всех его проявлениях существует лишь как относительный, ограниченный правом.[13] В этой связи бывший Генеральный секретарь Б.Гали заявлял, что «время абсолютного и исключительного суверенитета прошло… Задача руководителей государств сегодня состоит в том, чтобы понять это и обеспечить равновесие между потребностями благого внутреннего управления и требованиями все более взаимозависимого мира».[14] В этом вопросе мы солидарны с  мнением А.А. Моисеева о том, что суверенитет как качественная категория носит абсолютный характер. Вместе с тем абсолютный характер суверенитета не означает безграничной свободы государственной власти, т.е. абсолютной правоспособности государства в международных действиях. [15]

   Теперь рассмотрим содержание принципа международного экономического права - неотъемлемого суверенитета государств над их богатствами и  природными  ресурсами.  В соответствии с данным принципом государства имеют право на свободное и независимое развитие экономики и эксплуатацию природных ресурсов в соответствии с их собственной политике. Этот принцип носит обычно-правовой характер. Указанный принцип содержится в ряде актов «мягкого» права, имеющих рекомендательный характер (резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, Стокгольмская Декларация по окружающей среде 1972 г., Декларации Рио-де-Жанейро по окружающей среде и развитию 1992 г. т.д.),   а также в актах договорного характера (ст.1 Международных пактов о правах человека 1966 г., ст. 2 Хартии экономических прав и обязанностей государств 1974 г.). В соответствии с п.2 ст.1 Международных пактов по правам человека 1966 года «все народы для достижения своих целей могут свободно распоряжаться своими естественными богатствами и ресурсами, без ущерба для каких-либо обязательств, вытекающих из международного экономического сотрудничества, основанного на принципе взаимной выгоды и из международного права» [16]. Заметим, что все государства Центральной Азии являются участниками обеих Международных пактов, положения которых имеют обязательный характер.

Нет никаких сомнений в том, что вода отвечает всем признанным наукой критериям природных ресурсов. Еще в 1972 г. в Стокгольмскую Декларацию по окружающей среде было включено положение о том, что вода есть один из природных ресурсов, который должен быть сохранен на благо нынешнего и будущих поколений путем тщательного планирования и управления по мере необходимости (принцип 2).  В настоящее время последовательно и принципиально отстаиваются подходы к воде как к природному ресурсу, который не является чистым товаром или объектом товарно-денежных отношений, а лишь материальной субстанцией, способной приобретать форму товара, обладая при этом социальной и экологической ценностью.

Профессор А.Я. Капустин отмечает, что «каждое государство борется в первую очередь за собственные интересы и безопасность. Для достижения конкретных результатов в сфере укрепления суверенитета и государственности используются различные механизмы, в том числе рациональное использование собственных природных ресурсов». [17]  Одним из основных природных ресурсов Таджикистана являются его гидроресурсы, по которым республика занимает третье место в мире и второе место на постсоветском пространстве после России. В республике сосредоточены колоссальные запасы пресной воды в ледниках Памира (более 60% запасов Центральной Азии), регулирующих водный баланс рек региона. На ее территории формируется 50 % стока воды бассейна Аральского моря[18].  

Поэтому для Таджикистана для защиты своих национальных интересов и обеспечения энергетической безопасности, а также для эффективной эксплуатации Нурекской ГЭС необходимо быстрее завершить строительство Рогунской ГЭС. Заключенное 14 октября 2004 г. Соглашение «О долгосрочном сотрудничестве между Правительством РТ и ОАО «Русский алюминий», которое предполагало реализацию проекта окончания строительства Рогунской ГЭС, Таджикистан денонсировал в августе 2007г., мотивируя  тем, что «Русал» не выполняет взятые на себя обязательства[19].

    Что касается отраслевых (специальных) принципов международного экологического права, то они не отражены в едином универсальном кодифицирующем международно-правовом акте. Эти принципы закреплены в Стокгольмской декларации по окружающей среде 1972 г. и Декларации Рио-де-Жанейро по окружающей среде и развитию 1992. Обе названные декларации относяться к категории источников «мягкого права», которые имеют рекомендательный характер для государств. Такой отраслевой принцип как право человека на благоприятную окружающую среду не закреплен в основных документах в области прав человека и пока еще не рассматривается как часть обычного права. Другой отраслевой принцип международного экологического права - принцип  обеспечения экологической безопасности все еще находится в процессе формирования.

Для данного исследования важно раскрыть  содержание принципа экологически обоснованного рационального использования природных ресурсов. В соответствии с Принципом  2 Декларации Рио-де-Жанейро по окружающей среде и развитию 1992 г.,  свобода развития экономики и эксплуатация природных ресурсов ограничена обязанностью не наносить ущерб окружающей среде других государств. По мнению Д.С. Боклан, «неблагоприятное воздействие на окружающую среду какого-либо государства является посягательством на его суверенитет». [20]   Проф. Копылов М.Н. полагает, что государства  не должны «свободно» распоряжаться природными ресурсами своей территории. Народы вообще ими не распоряжаются. На его взгляд, это «сугубо политический лозунг»[21].  Он ставит вопрос о праве государств распоряжаться ресурсами своей территории только в пределах стандартов экологической безопасности. Иными словами, «свобода в рамках дозволенного». Полный и исключительный суверенитет государств (во всяком случае, в данном отношении) все более утрачивает свое традиционное значение.[22]  Примерно такой позиции придерживается доцент Н.А. Соколова,  определяющая, что существуют пределы осуществления суверенитета государств над природными ресурсами.

Следует отметить, что водные ресурсы ЦА являются не просто природными ресурсами, а разделяемыми природными ресурсами, которые должны использоваться с учетом интересов всех государств, на территории которых они расположены. Потому что режим их использования имеет свою специфику, которая непосредственно влияет на суверенные права государств.[23]

Таким образом, на основе вышеизложенного можно сделать вывод о том, что суверенитет государства над природными ресурсами не может подвергаться сомнению, но его проявление не означает абсолютной свободы в эксплуатации природных ресурсов.

Государства, расположенные вниз по течению, в частности Узбекистан требует гарантий, что сооружение гидроэнергетических объектов не будет иметь непоправимых экологических последствий и не нарушит сложившийся баланс использования водотока всеми государствами, расположенными вдоль течения этих рек.  Государства,  расположенные вверх по течению (Таджикистан, Кыргызстан) в качестве гарантий заверяют о не нанесении трансграничного ущерба  соседним государствам. Так, Глава государства РТ Э. Рахмон выступая на международной конференции, которая проходила 8-10 июня 2010 года в Душанбе, отметил, что «осваивая свои гидроэнергетические ресурсы, Таджикистан полностью учитывает интересы соседних стран. Именно поэтому, проявив добрую волю и исходя из необходимости обеспечения транспарентности, открытости и соблюдения общерегиональных интересов, Таджикистан обратился к Всемирному Банку с просьбой о выполнении технико-экономического обоснования и оценки социально-экологического воздействия строительства Рогунской ГЭС, что ныне реализуется….». В Послании Президента Таджикистана Парламенту страны в 2010 году говорится «Я еще раз, обращаясь ко всему народу региона, подчеркиваю, что Таджикистан никогда не оставит своих соседей без воды. Мы готовы решить любые возникающие вопросы путем дружественных переговоров. Народ, почитающий всегда добрую славу и мораль своих предков, в своей повседневной жизни также соблюдает их и всегда уважает своих соседей».[24]  Отметим, что Послание Президента в Маджлиси Оли является важным политико-правовым актом, определяющим основные направления внутренней и внешней политики государства. Это подтверждают и таджикские ученые. Так, академик Тохиров Ф.Т. считает, что Послание Президента имеет огромное политико-правовое значение, а по юридической природе оно носит адресный и обязательный характер.

По нашему мнению,  если высказывания главы Таджикистана рассматривать как заявления политического характера, то они не влекут юридических последствий. Если же рассматривать их как обещание, представляющее собой выражение намерения воздерживаться от определенного поведения, то это связывает государство, т.е. порождает международное обязательство. Международный суд ООН в своих Решениях от 20 декабря 1974 г. признал, что заявления, сделанное в форме односторонних актов и касающиеся правовых или фактических ситуаций, могут создавать юридические обязательства. Одним из базовых принципов, определяющих  создание и выполнение правовых обязательств, независимо от их источника, является принцип добросовестности (пар.43-46 Решения по заявлению Австралии, пар.46-49 Решения по заявлению Новой Зеландии).[25]  Следовательно, государства могут учитывать односторонние заявления и полагаться на них. Они вправе требовать, чтобы созданное таким образом обязательство соблюдалось.

          На наш взгляд, более эффективно создание правового механизма гарантий в области управления водными ресурсами региона. В качестве гарантов могут выступать совместные органы (смешанные комиссии), международные организации, либо заинтересованные государства. Обычно гарантом выступают сильные государства, которые имеют большое влияние и авторитет в регионе. В данном случае в качестве таковых могли бы  выступить такие великие державы, как Россия и Китай. Они оба являются постоянными членами Совета Безопасности ООН, на которого Устав ООН возлагает главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности.   

Теперь дадим правовой анализ тем конвенциям ООН, на которых так часто ссылаются государства, расположенные вниз по течению (Узбекистан) и с международно-правовыми обязательствами которых, государства верховья (Таджикистан, Кыргызстан) не связаны.  Среди них можно назвать Конвенцию Европейской экономической  комиссии ООН (ЕЭК ООН) по охране и использованию трансграничных водотоков и международных озер от 18 сентября 1992 г. (далее - Водная конвенция 1992 г.)  и Конвенцию о праве несудоходных видов использования международных водотоков, открытую для подписания 21 мая 1997 г. (далее - Конвенция 1997 г.).

Водная конвенция 1992 г. вступила в силу 6 октября 1996 г. С ноября 2003 г. сфера действия  данной региональной конвенции расширена за пределы ЕЭК ООН. Одновременно отметим, что Таджикистан и Кыргызстан не ратифицировали Водную конвенцию 1992 г.   Данная конвенция устанавливает обязательства сторон по принятию мер для предотвращения, ограничения и сокращения трансграничного воздействия (регулирование, планирование, контроль, уведомление, сотрудничество и пр.).

Что касается Конвенции 1997 года, то она до сих пор не вступила в силу.  Данную конвенцию ратифицировали всего 17 государств из 35 необходимых. Из государств Центральной Азии только  Узбекистан.  Государства, расположенные вверх по течению (Таджикистан, Кыргызстан) не ратифицировали данный международный договор, несмотря на призыв  различных международных организаций присоединиться к этому международному договору.  Следует подчеркнуть, что решение о присоединении к международному договору и о сроках такого присоединения является прерогативой государств и принимается, исходя из их национальных интересов. Кроме того, по международному праву,  попытки вынудить государства соблюдать договор, в которой они не участвуют, являются неправомерными.

  Указанный международный акт представляет собой общую правовую основу для выработки двусторонних и многосторонних договоров применительно к тем или иным трансграничным водотокам. К.Х. Сасиев отмечает, что «хотя в данной Конвенции большое внимание уделено вопросам водораспределения, в некоторых отношениях она даже «более мягкая» (и напрасно), чем Водная конвенция».[26]Некоторые ее положения не основываются на международной практике, поэтому Конвенция 1997 г. не получила всеобщего признания. Отсюда следует, что обязательства, содержащиеся в Конвенции, не отражают международного обычного права. Конвенция является скорее продуктом прогрессивного развития международного права, чем кодификацией норм обычного права.[27]

Сама Конвенция 1997 г. была принята после жесткой полемики, что свидетельствует о том, что в мировом сообществе пока еще нет согласия по многим проблемам несудоходного использования вод международных водотоков. Указанное положение справедливо и в отношении производства гидроэлектроэнергии. Таким образом, Конвенция 1997 года не дает готовой формулы для разрешения споров между государствами, расположенными в бассейне Аральского моря. Конвенция носит общий характер, она в небольшой степени касается самих проблем управления водными ресурсами.

Тем не менее, рассмотрим содержание Конвенции 1997 г. Она закрепляет обязательство использовать международные водотоки справедливым и разумным образом и определяет критерии такого использования, к числу которых, в частности, относится учет экологических факторов и интересов других государств.      Государство, на территории которого планируются меры, которые могут иметь значительные неблагоприятные последствия для других государств водотока, обязано направить этим государствам предварительное уведомление. При отсутствии договоренности об ином устанавливается шестимесячный срок для ответа на такое уведомление. Если ответ не получен, уведомляющее государство может осуществить планируемые меры. Если другие государства возражают против планируемых мер, задействуется механизм переговоров, в ходе которых уведомляющее государство воздерживается от осуществления планируемых мер в течении шести месяцев, если не достигнута иная договоренность. Очевидно, что в случае безрезультатности переговоров, уведомляющее государство вправе осуществить планируемые меры. В доказательство к сказанному можно привести прецедент. В Решении арбитражного суда по делу озера Лану (Испания против Франции) от 16 ноября 1957 г. указано, что «норма, в соответствии с которой государства могут использовать гидроресурсы международных водных путей только при условии предварительного соглашения между заинтересованными государствами, не может быть установлена ни в качестве обычая и ни тем более в качестве общего принципа права».[28] Вместе с тем, суд отметил, что проекты государства, находящегося вверх по течению должны разумным образом учитывать интересы государства, находящегося вниз по течению. Таким образом, Франция осуществила свой проект по отводу вод озера Лану, предусматривающий полное возмещение Испании отведенных вод, без предварительного соглашения между двумя правительствами.

  Как видим,  использование водных ресурсов со стороны государств, расположенных в верховьях, неизбежно сказываются на интересах государств низовий.   В этой связи, для укрепления сотрудничества государств в урегулировании водных отношений Республика Таджикистан на Всемирном водном форуме в Стамбуле в марте 2009 г. выступила с инициативой объявления 2012 г. Международным годом водной дипломатии. Президент РТ отметил, что объявление 2012 года Международным годом водной дипломатии значительно способствовало бы укреплению сотрудничества и диалога, выработке новых подходов в урегулировании водных отношений между прибрежными странами, улучшило бы взаимопонимание водопользователей на всех уровнях.[29]

  Государствам  Центральной Азии сейчас  необходимо полностью осознать важность противоречивых интересов, которые затрагиваются использованием трансграничных рек для производства электроэнергии и необходимость согласовывать их  друг с другом при помощи взаимных уступок. Единственный путь достижения этих компромиссов между интересами состоит в заключении соглашений на основе все большего взаимопонимания. Международная практика отражает убежденность в том, что государства должны стремиться к заключению таких соглашений. В этом плане важно, что п. 36 Душанбинской декларации  по воде содержит рекомендацию, что  "трансграничное водное сотрудничество должно регулироваться региональными и международными соглашениями, а также должно поощряться между странами".[30]

 Также существует обязательство добросовестно идти на все переговоры и контакты, которые посредством широкого согласования интересов и взаимной доброй воли должны поставить стороны в лучшие условия для заключения договоров.   Конвенция о влиянии производства гидроэлектроэнергии от 1923 г. содержит положение о том, что «если государство, желающее произвести разработку электроэнергии, которая может причинить серьезный ущерб другому государству, то заинтересованные государства должны вступить в переговоры с целью заключения соглашения, которое позволит осуществить такие разработки» (ст.4). Таким образом, в ходе переговоров  необходимо определить интересы государств, расположенных в верховьях и низовьях рек Центральной Азии и усилить процесс согласования их экономических и прородоохранных приоритетов.

Учитывая значительную роль политической воли руководителей государств Центральной Азии эффективней было бы решать проблемы связанные с  водными ресурсами в рамках международных организаций (СНГ, ЕврАзЭС, ШОС). Это позволит выработать коллективные решения на основе общепризнанных принципов и норм международного права и  таким образом сбалансировать национальные интересы одного государства с интересами других государств.

Продуманное, предельно  согласованное с государствами Центральной Азии управление водными ресурсами является оптимальным средством недопущения перерастания противоречия в конфликт. Подписание и выполнение  соглашений является важным средством предотвращения водных конфликтов и способствует дальнейшему развитию сотрудничества. В этой связи РТ предлагает на специальной конференции ООН выработать и принять Международную Конвенцию по воде, с целью определения принципов международного водного права, обеспечивающих интересы всех государств-потребителей.[31] Однако, как нам представляется,  на данном этапе развития (формирования) международного водного права, учитывая сложный международный нормотворческий процесс и диаметрально противоположные позиции государств по этому вопросу,  преждевременно рассматривать возможность выработки такой универсальной международной конвенции.

Эффективным средством для решения указанной проблемы было бы заключение регионального (бассейнового)  соглашения.  Необходимо выработать межправительственную конвенцию, устанавливающую правовой режим для бассейна реки Амударья и Сырдарья. Либо государствам Центральной Азии следует пересмотреть действующее Соглашение от 1992 года. Так или иначе, такое  соглашение должно базироваться на основных принципах международного права, как уважение государственного суверенитета, сотрудничества и на отраслевых (специальных) принципах международного экономического и международного экологического права с целью обеспечения экологической безопасности и устойчивого развития участвующих в них сторон.  В соглашении следует  развить положение о праве государств на использование водных ресурсов для сельскохозяйственных и  производственных нужд, в том числе для производства гидроэлектроэнергии. 

Как известно, пересмотр, адаптация и дальнейшее развитие соглашения происходят легче, если уже существует структура для сотрудничества и диалога. Такой структурой в Центральной Азии является Межгосударственная координационная водохозяйственная комиссия Центральной Азии (МКВК). Поэтому  важно при выработке текста предложенного соглашения использовать практику этого регионального органа.  Кроме того, в процессе согласования воль государств в управлении водными ресурсами полезно использовать практику и опыт государств и  таких международных межправительственных организаций, как Комиссия по реке Меконг, Комиссия бассейна озера Чад, Межисламская сеть по развитию водных ресурсов и управлению, Организация по развитию бассейна реки Гамбия, реки Сенегал, бассейна Нигер и т.д.[32]. При этом важно учитывать мнение международных неправительственных организаций, научных учреждений и ВУЗов. Важно, чтобы в этом процессе также были задействованы эксперты в области международного права.

  На основе проведенного исследования сделаем общий вывод о том, что  сотрудничество государств региона  в решении проблемы управления трансграничными водными ресурсами является важным фактором укрепления региональной безопасности в Центральной Азии.  Такое сотрудничество будет плодотворным, если государства Центральной Азии будут его развивать на основе и при соблюдении  принципов и норм международного права. Обеспечение господства права в международных отношениях государств Центральной Азии является залогом успешного развития сотрудничества между ними на пути к укреплению мира и безопасности в регионе.