Трудная необходимость: размышления о судьбе Западной Украины

Вопрос о конечных территориальных целях спецоперации остается дискуссионным даже в среде убежденных патриотов России, не говоря уже о том, что на нем спекулирует «шестая колонна» предателей внутри официального российского политического поля. Безусловно, сегодня в нашем обществе есть достаточно ясное согласие по вопросу о том, что области от Харькова до Одессы в любом случае должны перейти под контроль России, а Приднестровье и Гагаузия – получить прямую границу с Россией. Однако относительно судьбы центральных и особенно западных областей Украины продолжаются споры. Не претендуя на непогрешимость, выскажем серьезные аргументы в пользу необходимости выхода к польской границе и взятия под наш контроль Западной Украины.
Начать следует с сугубо военно-стратегического аспекта. Будем исходить из того, что Киев будет освобожден: оставлять древнюю русскую столицу даже в случае смены Зеленского на условного Залужного с проспектами имен Бандеры и Шухевича и раскольниками в Печерской Лавре значило бы признать фундаментальное поражение России, а также оставить разорванным сообщение по Днепру от Смоленска и Могилева до Херсона. Допустим, что повторится ситуация второй половины 1919 года, когда Киев был под властью белой армии, а фронт с петлюровцами проходил по Житомирской и Винницкой областям. В настоящее время сохранение петлюровско-бандеровского режима на западе означало бы продолжение обстрелов, терактов, включая попытки ядерного терроризма на Хмельницкой и Ровенской, а также Чернобыльской АЭС с катастрофическими последствиями. Очевидно, что даже в случае подписания перемирия с нацистским правительством, которое осядет где-нибудь во Львове, оно не будет его соблюдать. Да, если под контролем этого режима останутся лишь западные области, их промышленный и демографический потенциал будет невелик, но всё-таки достаточен для сохранения серьезной военной угрозы, а Запад будет продолжать накачивать оружием этот уцелевший бандеровский заповедник. Тем самым цель демилитаризации Украины не будет выполнена до конца.
Отсюда вытекает политический аспект. Даже в случае падения Киева сохранение украинского нацистского режима в западных областях будет означать формирование очередного героического мифа о великой перемоге над Россией и сохранении незалежности Галичины, Волыни, Подолии и Буковины. Этот миф снова мобилизует против нас армию пусть и вдвое меньше нынешней украинской, но все еще достаточно серьезную (более серьезную, чем армии Прибалтики, Молдавии или Грузии).
Экономический аспект вопроса упирается в маршруты абсолютно всех газопроводов и нефтепроводов из России в Европу. Недавнее произвольное перекрытие «Дружбы» киевским режимом показывает, что нельзя оставлять участки трубы под властью этого террористического образования. Для контроля над трубопроводами необходим контроль над Галицией и особенно Закарпатьем, где сходятся сразу семь веток. Помимо этого, западные области обладают природными ресурсами (уголь, лес, янтарь) и, несмотря на почти полное уничтожение тяжелой промышленности за постсоветские годы, способны снабжать себя топливом самостоятельно.
Культурно-исторический аспект западноукраинского вопроса определяется тем, что эти земли являются колыбелью славянства, ареалом древнейших славянских культов и топонимов, средоточием культуры Руси X–XIV веков. Недаром «Список русских городов дальних и ближних» уделяет особое внимание именно галицко-волынским городам, недаром основа культурного кода Руси – Повесть временных лет – дошла до нас в составе двух древнейших списков, Ипатьевского на крайнем западе во Львове и Лаврентьевского на крайнем востоке в Нижнем Новгороде.
Отречься от Западной Украины для России значило бы отречься от собственной прародины. Современная Великороссия во многом была населена именно выходцами из Галиции и Волыни, перенесшими в наши северные края родные названия вроде Галича и Звенигорода, приведшими с собой своеобразные народные узоры и игрушки. Эта тенденция продолжилась в XVI–XVII веках новой волной бегства в Москву православного духовенства из Галиции (примеры Стефана Яворского и Феофана Прокоповича общеизвестны), а в XIX–XX веках – массовой иммиграцией галицких и буковинских крестьян на Урал, а львовских и ужгородских интеллектуалов от Юрия Венелина до Иоанна Наумовича – в Петербург. Волынь и Подолия обеспечивали самую массовую опору Союза русского народа с 1905 до 1914 года. Галицкое, буковинское и угро-русское москвофильство в начале XX в. было настолько сильным, что русский язык оставался преобладающим языком львовской прессы до 1920 г., не говоря уже о Закарпатье, в котором все попытки украинизации ломались о победу русинской идентичности, доминировавшей вплоть до 1945 года. 200 тысяч русинов из Галиции к 1917 году отступили вместе с русской армией вглубь России. Судьба Галицкой армии, в конечном счете влившейся в состав сначала русских белых, а потом русских красных войск, внушает больше уважения, чем продажность петлюровско-винниченковской Центральной Рады. Даже в наши дни могилы основателей галицко-русского движения во Львове еще целы, и среди них особенно выделяется Василий Ваврик – хронист 200 тысяч жертв австрийских концлагерей Талергофа и Терезина, боровшийся за русскую идентичность Галичины вплоть до своей смерти во Львове в 1970 году.
Необходимо развенчать бытующий в России миф о принципиальных различиях между «западенцами» и «схидняками». Уже давно доля и степень агрессивности русских жителей Новороссии и Центральной Малороссии, обращенных в идеологию украинства, намного превосходит агрессивность западноукраинских жителей. Три года пропаганды под властью России способны резко изменить взгляды населения, но даже сейчас нельзя говорить о том, что идейные бандеровцы составляют там большинство населения. В 1940-е годы нацисты из ОУН – УПА были явным меньшинством, организовывавшим садистский террор против мирного просоветского большинства своих же односельчан. Если бы не Хрущев и Брежнев – лидеры украинской партийной номенклатуры, систематически возвращавшие бандеровцев на руководящие посты – то к 80-м годам подпольный нацизм на западе УССР был бы успешно подавлен.
Даже по самым минимальным оценкам, до 20% населения Галиции, до 40% населения Волыни и Буковины и до 60% населения Закарпатья все тридцать постсоветских лет голосовали за условно «пророссийских» политиков (сложно сказать точнее ввиду традиционной неявки многих на выборы). В наши дни в рядах ополчения Донбасса и российской армии выходцев с Западной Украины, пожалуй, едва ли не больше, чем москвичей и петербуржцев. По мере уничтожения в боях наиболее агрессивных бандеровцев и массовой эмиграции в Европу остальных в западных областях останется в основном мирное, пассивное и лояльное любой власти население. Убедить его в преимуществах жизни в единой большой России будет не более трудной задачей, чем население Херсона, Полтавы, Чернигова или Киева.
Следует уважать память тех жителей Западной Украины, кто после 1991 года боролся против бандеровщины, кто оставался верен канонической православной Церкви даже после насильственного захвата ее храмов и приходов, кто ежегодно отмечал День Победы в Львове, кто в рядах галицкого и волынского «Беркута» боролся с майданом. Крупнейший львовский историк Виталий Масловский, посвятивший жизнь разоблачению преступлений УПА и убитый в 1999 году, требует отмщения не меньше, чем жертвы Талергофа и бандеровской резни, не меньше, чем убитые в 2018 году лидеры русинского молодежного движения Галиции. Летчик Петр Нестеров, разведчик Николай Кузнецов и генерал Николай Ватутин погибли ради того, чтобы Галиция была русской, а никак не ради остановки наших войск на полпути.
На кого Россия может опереться в западных областях уже сейчас? Даже при оценке пророссийского электората в 20–30% ключевую роль сыграют местные активисты, даже если их не тысячи, а лишь сотни. У нас есть достоверные сведения о значительном пласте нынешней молодежи трех областей Галиции в возрасте от 14 до 20 лет, кто испытывает радикальное отторжение от украинства и бандеровщины и идентифицирует себя как русинов. Даже в текущих военных условиях эти люди организуют по деревням Галиции и Волыни читальни, ориентированные на наследие местных русофилов первой половины XX века, поскольку их имена формально еще не подпадают под запреты киевского режима. Показателен пример братьев-близнецов Дмитрия и Ярослава Лужецких из Тернополя, которые героически боролись с майданом в 2014 году, отсидели три года в тюрьме при Порошенко, после чего перебрались в Россию, а весной 2022 года налаживали жизнь в освобожденном Купянске и Волчанске Харьковской области и издавали там газету. На днях СБУ в Львове арестовала жителей, которые писали письма в Россию с призывом ударить ракетами по памятнику Бандере. Впрочем, уже начиная с 2014 года нападения прорусских активистов на бандеровские памятники несколько раз происходили именно в западных областях.
Россия не может делать вид, что прорусского актива на Западной Украине не существует. Он существует едва ли не в большей степени, чем в сегодняшнем Киеве, и вызывает головную боль у СБУ. Это верно даже без учета Закарпатья, где антиукраинские настроения преобладают: на референдуме 1991 г. 78% населения проголосовало против украинства, за русинскую автономию. С тех пор Киев систематически репрессирует и душит русинское и венгерское движения в Закарпатье. Но такие имена закарпатских русинских лидеров, в основном изгнанных с родной земли и уехавших в Венгрию, Сербию или Россию, как Петр Гецко, Дмитрий Сидор, Владислав Сверлович, Иван Туряница, Иван Данаско, Иван Герхарт, Михаил Тяско, говорят сами за себя. Закарпатье наряду с другими западными областями дает наибольший процент уклонистов от украинской армии, поднимающих бунты против военкоматов и не желающих воевать против России. Такие люди, безусловно, гораздо более удобны для нас, чем фанатики-нацисты с великорусскими фамилиями из Харькова или Днепропетровска.
Итак, совокупность военно-стратегических, политических, экономических, историко-культурных и гуманитарных факторов диктует необходимость для России не оставлять западные области Украины в виде уменьшенного в размерах неонацистского заповедника и пристанища террористов, будь то во главе с Зеленским или кем-либо еще. Российские императоры в свое время совершили ошибку, оторвав русинов Галиции, Буковины и Закарпатья от общей родины и позволив польской и австрийской элите создать там очаг русофобской политики, направленной на захват всей Украины. Большевики повторили эту ошибку в 1920 году, отдав западнорусские области Польше. Обе ошибки пришлось исправлять ценой мировых войн, и повторять в третий раз ошибку раздела малорусских земель на две части не следует.
Сейчас в России популярны разговоры о том, что если польская армия захватит Галицию и Волынь, румынская – Буковину, а венгерская – Закарпатье, то такой сценарий якобы вполне устроит Россию. Однако данный сценарий пока что выглядит не слишком реалистичным. В случае же, если он всё-таки осуществится, это будет лишь немногим лучше сохранения украинского режима на западных территориях. Венгрия заинтересована лишь в полутора районах Закарпатья, а не во всей области, а Румыния и Польша при крайне незначительной численности своих соотечественников на Украине и под постоянным американским диктатом не будут иметь ни социальной базы, ни серьезной мотивации, ни должных ресурсов для подавления бандеровщины в этих землях. Напротив, они лишь продвинут туда американскую и натовскую военную инфраструктуру, причем Россия уже не сможет ее атаковать, не вызвав угрозы мировой войны. Следовательно, сценарий дележа Украины с Польшей, Венгрией и Румынией тоже следует признать нежелательным и сводящим результат спецоперации скорее к ничьей, нежели к безусловной победе России. А это значит, что трудное бремя денацификации, демилитаризации и деукраинизации западнорусских областей – принципиально, впрочем, не более трудное, чем в центральных областях бывшей Украины (и всяко не более трудное, чем было в Чечне в 2000-е годы) – ложится на наши плечи и должно быть выполнено общими усилиями всех этносов России. Меч Романа Галицкого, подхваченный в свое время Брусиловым и Ватутиным, снова станет символом торжества русского духа.