Три взгляда на геополитику: Геополитика-1, 2, 3

Закон геополитической субъектности

Внимательное рассмотрение карты Х. Макиндера, к которой следует постоянно обращаться при геополитическом анализе как общетеоретических, так и самых конкретных и локальных вопросов, позволяет осознать огромное значение  фигуры «наблюдателя» или «интерпретатора» в геополитике.

В теории относительности, квантовой механике, структурной лингвистике и современной логике значение расположения субъекта относительно рассматриваемых процессов является решающим: в зависимости от того, где и как расположен «наблюдатель» («интерпретатор»), меняется качество, суть и содержание рассматриваемых процессов. Прямая зависимость результата от позиции субъекта в современных науках – естественных и гуманитарных – осмысляется как все более и более значимая величина. В геополитике же местоположение субъекта является вообще главным критерием – вплоть до того, что сами геополитические методологии, принципы и закономерности меняются при перемещениях субъекта из одного в другой сегмент геополитической карты мира. При этом сама карта остается общей для всех геополитиков, но место «наблюдателя» определяет, с какой именно геополитикой мы имеем дело. Иногда, чтобы подчеркнуть это различие, говорят о геополитических школах. Но в отличие от других научных школ, здесь различие проходит гораздо глубже.

Каждый «наблюдатель» (то есть «школа») в геополитике видит общую геополитическую карту с позиций той цивилизации, в пределах которой он размещается. Поэтому он отражает в своем анализе не просто то или иное направление в геополитической науке, но основные свойства своей цивилизации, ее ценности, ее стратегические предпочтения и интересы в значительной степени не зависящие от индивидуальной позиции ученого. В такой ситуации следует разграничить индивидуальность геополитика и его субъектность. Для удобства можно назвать эту субъектность – геополитической субъектностью.

Геополитическая субъектность есть фактор обязательной принадлежности геополитика (как личной, так и с точки зрения его школы) к тому сегменту на геополитической карте, к которому он по естественным обстоятельствам рождения и воспитания или вследствие сознательного волевого выбора относится. Эта принадлежность затрагивает всю структуру геополитического знания, с которой он будет иметь дело. Геополитическая субъектность формирует цивилизационную идентичность самого ученого, без которой геополитический анализ будет стерильным, лишенным системы координат.

Геополитическая субъектность коллективна и внеиндивидуальна. Ученый геополитик выражает свою индивидуальность, по-своему интерпретируя те или иные стороны научной методологии, осуществляя анализ, расставляя акценты, выделяя приоритеты или осуществляя прогнозы. Но зона индивидуальной свободы научного творчества жестко вписана в рамки геополитической субъектности, пересекать которые геополитик не может, так как за пределами начинается совершенно иная конфигурация концептуального пространства. Конечно, в качестве исключения геополитик как индивидуум может поменять идентичность и перейти к другой геополитической субъектности, но эта операция является столь же исключительным случаем радикальной социальной трансгрессии, как смена пола, родного языка или религиозной принадлежности. Но даже если подобная трансгрессия происходит, геополитик попадает не в индивидуальное пространство свободы, но в новые рамки, определенные той геополитической субъектностью, в которую он вступил.

Три геополитики

Анализ карты Макиндера показывает, что геополитическая субъектность может быть трех видов: субъектность Моря, субъектность Суши и переменная субъектность -- субъектность Rimland («окаемочной земли»). Сразу же бросается в глаза, что они не равнозначны: субъектность Моря и субъектность Суши (Х. Макиндер называет их в книге «Демократические идеалы и реальность»[1] «взглядом человека Моря» (Seaman's point of view) и «взглядом человека Суши» (Landman's point of view) фундаментальны и автономны, то есть содержательно первичны, тогда как «субъектноcть Rimland» -- является вторичной, комбинаторной и зависимой, представляя собой сочетание геополитических элементов, заимствованных от субъектности либо Моря, либо Суши. Поэтому Х. Макиндер не выделяет «Rimlandman's point of view» в отдельную категорию, подчеркивая тем самым, что у «береговой зоны» не может быть самостоятельной геополитической позиции. Это обстоятельство будет оспаривать позже американский геополитик Николас Спикмен (1893 – 1943), считавший, что именно Rimland является источником политического творчества, стимулом к которому служит  отражение постоянных культурно упрощенных импульсов «разбойников Моря» и «разбойников Суши».

В любом случае, с учетом приведенных соображений, следует выделить именно три геополитические субъектности, которые предопределяют не просто три направления в геополитике, но три геополитики, поскольку местоположение «наблюдателя» в дисциплине, которое придает качественному пространству решающее значение, само по себе является решающим. «Человек Моря» (Seaman), то есть субъект «цивилизации Моря» в геополитике не есть человек, помещенный в зону Моря. Он является выразителем качественного содержания Моря как цивилизационного языка, это «голос Моря», но только отрефлектированный, возведенный на уровень научного и политического логоса. Точно так же дело обстоит и с «человеком Суши» (Landman). Это не просто обитатель Суши, это выразитель семантики Суши, логос Суши. Поэтому «наблюдатель», помещенный в зону Моря или Суши, во «внешний полумесяц» или в «осевую зону» (Heartland), не просто наблюдает разное, он наблюдает по-разному, его цивилизационная принадлежность аффектирует не только окружающую (объектную) стихию, но и его субъектное, социологическое и смысловое содержание. Поэтому мы можем говорить о трех геополитиках как трех научных дисциплинах:

• о геополитике Моря (Sea-geopolitics),
• о геополитике Суши (Land-geopolitics) и
• о геополитике Берега (Rimland-geopolitics).

Геополитика Моря отождествляет стратегические интересы своей цивилизации с ее культурными, социальными, политическими и моральными ценностями и на этом отождествлении строит свою интерпретацию мировой истории – в том числе в привязке к пространству и политике. В геополитике Моря Море выступает как среда, как стихия и как субъект. Особенно важно, что Море является здесь именно субъектом, языком, парадигмой.

Точно так же дело обстоит и с геополитикой Суши. И здесь мы имеем дело с объединением интересов и ценностей в один нерасчленимый комплекс, который предопределяет не просто ангажированность исследователя, но саму логику и методологию рассмотрения того, что выступает как иное по отношению к Суше. Парадигмой здесь выступает иное общество, с иными смысловыми цепочками и целевыми установками, с иной этикой и иной ценностной системой.

В результате именно две геополитики – геополитика Моря и геополитика Суши – лежат в основе всего геополитического знания. При этом в зависимости от того, где по факту происходит научная работа, – в зоне цивилизации Моря или в зоне цивилизации Суши, --сама геополитическая парадигма по умолчанию меняется. Те нормы, методы, принципы и приоритеты, которые сами собой разумеются в геополитике Моря, существенно отличаются от норм, методов, принципов и приоритетов, преобладающих в геополитике Суши. И такое различие может привести к фундаментальным просчётам, если не акцентировать на нем внимание. Учебники, монографии, пособия, энциклопедии по геополитике, издаваемые в Англии и США, будут существенно отличаться от аналогичных изданий, выходящих в России, не только конечными выводами или практическими политическими рекомендациями, но самой глубинной структурой: это будут не разные выводы из единого метода, но разные методы и, в каком-то смысле, даже разные науки. Если упустить из виду эту закономерность, то может сложиться ложное впечатление о случайном рассогласовании между собой разных геополитических школ. Прежде чем рассматривать индивидуальные различия авторов или споры разных школ, мы должны определить геополитическую субъектность, в пределах которой развертывается геополитический анализ.

Дело осложняется еще и наличием геополитики Берега (Rimland). Эта геополитика заведомо будет представлять собой:

1.  либо продолжение геополитики Моря,
2.  либо продолжение геополитики Суши,
3.  либо их комбинацию,
4.  либо – и это как раз важно! – постарается уйти от планетарных обобщений и сосредоточиться на выяснении отношений между политикой и пространством в заведомо локальном контексте.  

В первых трех случаях геополитика Берега может называться «геополитикой» с полным основанием. Более того, пластичность береговой среды и открытая возможность выбора геополитической идентичности делает именно береговую зону чрезвычайно удобной для развития геополитической науки, так как здесь представлены обе тенденции, напрямую схлестывающиеся между собой. Выбор между Морем и Сушей на территориях Rimland является результатом воли и осознанного решения. Поэтому геополитический логос здесь более внятен, а его структуры более наглядны: ведь когда есть варианты выбора, мы стараемся глубже в них разобраться, взвесить pro et contra различных возможностей. Когда же мы имеем дело с врожденной и неизменной идентичностью, мы слепо следуем за ней, почти не подвергая ее критическому анализу. Так, мы естественным образом стремимся демонизировать и наделить отрицательными свойствами идентичность, противоположную нашей собственной. Комбинаторика же разных противоположных геополитических элементов представляет собой еще более усложненную операцию, требующую серьезного знакомства с обоими цивилизационными контекстами.

Те, кто отказываются от дуализма Суши и Моря, не могут считаться геополитиками

Четвертый из разобранных выше вариантов береговой геополитики представляет собой менее корректный случай, так как основан на имплицитном отрицании топики Х.Макиндера, из которой проистекают все остальные геополитические построения. Это направление встречается, в частности, у некоторых современных французских ученых (школа Ива Лакоста) и еще более запутывает понимание геополитики, так как, исходя из геополитических особенностей амбивалентной береговой цивилизационной зоны (не имеющей столь ясной определенности, как англосаксонская или континентальная и, прежде всего, русская геополитика), они пытаются уйти от однозначного ответа на вопрос о геополитическом выборе, затемнив или обессмыслив его.

В сходном направлении развивается мысль представителей «критической геополитики» (в частности, Г. О'Туатайла), которые, базируясь в США, тем не менее стараются релятивизировать методологию классической геополитики и уйти от наиболее острых ее сторон. Случай Героаида О'Туатайла показателен: этот молодой ученый, работающий в США и пытающийся раскритиковать «классическую геополитику», которую он обвиняет в «империализме», настолько гордится своими ирландскими корнями (Ирландия, как известно, относится к береговой зоне, к Rimland, и, более того, отчаянно сопротивляется английскому талассократическому национализму), что даже в США сохранил свое ирландское имя в неприкосновенности, хотя для американца произнести его не представляется никакой возможности. К этой категории следует отнести также исследователей, которые не разобрались в принципах и методах этой науки и наполнили термин «геополитика» произвольным содержанием. Такое, увы, можно встретить в современной России.

Для того чтобы сохранять ясность в непростой проблеме геополитической субъектности, следует вынести  подобную модель интерпретации геополитики -- с размазанной и неопределенной геополитической субъектностью – за скобки этой науки. Желательно также, чтобы для своих исследований подобные авторы выбрали иное название – например, школа «пространственно-политического» анализа или «территориально-политический» подход, что означало бы, что собственно геополитическая топика ими не признается, отвергается или остается им не известной. В этом случае все бы встало на свои места.

Те направления исследований, в которых отвергается дуализм Суши и Моря, основные законы геополитики Х. Макиндера и его топика, невозможно признать геополитикой: они к ней не относятся, хотя, естественно, имеют право на существование в качестве какой-то другой политологической, социологической, географической или исторической дисциплины.

Геополитические субъекты и школы. Геополитика-1

Геополитическая субъектность представлена в реальности, в практической жизни неравномерно. Яснее всего обстоит дело с цивилизацией Моря. Здесь, начиная с А. Мэхэна и Х. Макиндера, мы видим последовательное развитие основательной геополитической школы, представленной многими выдающимися авторами, публицистами, учеными, политическими и общественными деятелями, научными центрами и школами и т.д.

Эта школа талассократической геополитики может быть названа «англосаксонской», так как перипетии истории ХХ века привели к тому, что роль авангарда цивилизации Моря в течение этого столетия плавно переместилась от Великобритании к США. Несмотря на серьезные различия в социально-политической и исторической структуре американского и английского обществ, их цивилизационное и геополитическое единство, общность «морской судьбы» отразились в преемственности геополитического мышления, самосознания, структуры анализа. Англия сошла на обочину мировой истории, но эстафету своей исторической миссии, своего цивилизационного вектора передала США. Геополитика была той средой и той дисциплиной, где передача эстафеты выразилась наиболее полно. И снова ключевой фигурой здесь стал Хэлфорд Макиндер, сформулировавший «морской Завет» новому американскому изданию «морского могущества», в котором сам он на первых порах сомневался. Если несколько огрубить проблематику, произошла передача функций от английского к американскому империализму, и если в политических, экономических и идеологических вопросах этот процесс проходил неявно и неоднозначно, то на уровне геополитики он был прозрачен и очевиден. Так сложилась общая англо-американская англосаксонская геополитическая традиция, получившая позже название «атлантистской» -- по имени Атлантического океана, на обеих сторонах которого располагались основные центры «морского могущества», воплощенные в США и островной Англии. Но если в начале века превосходство было у Британии, то в ходе ХХ века оно смещалось все дальше на Запад, пока, наконец, после Второй мировой войны всем не стало очевидно, что морским могуществом в мировом масштабе и абсолютным лидером мирового Карфагена являются именно США.

Англо-американская, или англосаксонская, или атлантистская, геополитика – это одно из трех цивилизационных направлений в геополитике, которое можно условно назвать «геополитикой-1». Ей можно обоснованно отдать пальму первенства, учитывая тот вклад в геополитическую науку, который внес Хэлфорд Макиндер и в большой степени Альфред Мэхэн. Трудно сказать, смогли бы самостоятельно дойти до аналогичных по размаху обобщений последователи Ф. Ратцеля и Р.Челлена, мыслившие в германском геополитическом контексте, предопределенном условиями «Средней Европы». В любом случае, с учетом теоретических и практических успехов в сфере научной и прикладной геополитики, следует признать, что эта дисциплина утвердилась и расцвела именно в англосаксонской среде, и особенно в США. «Геополитика-1» наиболее развита, изучена и известна среди всех других версий геополитики. Поэтому знакомство с геополитикой как таковой следует начинать именно с нее.

Геополитика-2

Было бы логичным, если бы «геополитикой-2» мы назвали  геополитику Суши, интеллектуальные труды мыслителей «сердечной земли» и планетарных стратегов строительства русской сухопутной империи. Именно к этому клонил и сам Х. Макиндер, убежденный, что англосаксы бьются за мировое господство именно с русскими, занимающими земли «географической оси истории». «Географическая ось истории» у Х. Макиндера – это Россия, территория северо-восточной Евразии, политически объединенная в последние века под властью русских царей. Мы увидим, что смутные намеки на геополитику-2 мы встречаем у отдельных русских авторов и в движении евразийцев[2], но создание полноценной школы русской континентальной геополитики опоздало почти на столетие. Первые концептуально законченные работы появились лишь в начале 1990-х годов, после краха СССР[3]. В советское время геополитика была отнесена к разряду «буржуазных наук», занятие которой рассматривалось как преступление. Даже слабые попытки учесть влияние географического фактора на особенности экономического развития рассматривались как «идеологическая диверсия против марксизма», что каралось незамедлительными репрессиями, как в случае печально известного «дела геополитиков», связанного с именем выдающегося русского географа и экономиста В.Э.Дэна (1867-1933)[4].

Значительно более развернутое теоретическое направление, построенное на принципе «Суши», сложилось в Европе, в Германии 1920-х-- 40-х годов. Здесь мы видим появление таких фигур, как Карл Хаусхофер (1869-1946) и Карл Шмитт (1888-1985), в окружении широкой группы единомышленников и последователей. Отталкиваясь от идей Х. Макиндера и опираясь на разработки Р. Челлена и Ф. Ратцеля, Карл Хаусхофер (а также его сотрудники -- Обст, Маулль и т.д.) институционализировал геополитику Суши или континентальную геополитику в Германии как самостоятельную дисциплину. Он начал издавать регулярный журнал, вести на национальном радио геополитические передачи и постарался повлиять на внутри- и внешнеполитические процессы в Германии в «сухопутном» ключе.

Карл Шмитт, крупнейший политолог, социолог и правовед, предложил осмысление геополитики как фундаментальной философской, социологической и правовой программы.

Таким образом, геополитика-2 как реакция на Х.Макиндера со стороны цивилизации Суши сложилась не столько в России, где, казалось бы, ей было самое место, но в Германии, которая осмысляла себя как «сухопутное могущество» перед лицом талассократической Англии. Политически германская геополитика была существенно дискредитирована тем контекстом, в котором она развивалась в годы Третьего Рейха, а определенное, хотя и сильно преувеличенное критиками в дальнейшем, сотрудничество  К. Хаусхофера и К. Шмитта с Гитлером никак не способствовали ее популярности.

Все это повлияло на то, что в сфере геополитических исследований сложилась ассиметричная ситуация: при развитой полноценной геополике-1» (геополитике с позиции Моря, морского субъекта) на одном полюсе, на противоположном конце теплилась зачаточная и поставленная в СССР вне закона, а в Германии дискредитированная близостью к нацизму «геополитика-2» (геополитика с позиции Суши, сухопутного субъекта).  Дело усугубляется также тем, что Германия – часть Европы, а антисоветские настроения нацизма и вторжение в СССР создавали тот антирусский контекст, который не позволял Германии солидаризоваться с полноценной сухопутной ориентацией, с геополитическим «евразийством», которое, как будет показано далее, только и может выступать в качестве полноценной основы «геополитики-2». Поэтому появление первых решительных шагов по конституированию евразийской геополитической школы пришлось ждать почти 100 лет после выхода в свет первых работ по геополитике[5].

Геополитика-3

И, наконец, европейская геополитика Берега сложилась лишь в 1970-е годы и, к сожалению, представляла собой «геополитику» лишь номинально, являясь скорее вариантом псевдогеополитики, не признающей планетарной топики Х. Макиндера и не дифференцирующей ни англосаксонской, ни германской, ни евразийской традиций. Француз Ив Лакост, стоящий за этой инициативой, бывший советником Ф. Миттерана и издателем журнала «Herodot», возможно, руководствовался благими намерениями, окрашенными социал-демократическим флером левых политических взглядов. Англосаксонский империализм был ему неприятен, исторические связи германских геополитиков с нацистами отталкивали, а с евразийской геополитикой он, скорее всего, не был знаком. Ему ничего не оставалось, как пытаться построить стерильную геополитику, избегая всего того, что могло для умеренного «левого» оказаться «неполиткорректным». И хотя И. Лакост «реабилитировал» термин и вызвал к этой области знаний определенный интерес, ценой, заплаченной за эти усилия, была бессмысленность проделанной работы, в центре внимания которой стояли детали, не получившие внятной обобщающей собственно геополитической интерпретации.

Гораздо более продуктивными были работы европейских атлантистов и сторонников глобального Запада, осознанного как тотализация «морского могущества». Они ориентировались на англосаксонскую геополитику, привнося в нее европейский научный дух, остроумие, тщательность и щепетильность подхода. Такие европейские геополитики, как правило, работали в структурах, связанных с НАТО, ЦРУ и другими атлантистскими стратегическими центрами.

И, наконец, стоит обратить внимание на то, что в зоне Rimland после Второй мировой войны существовали «континентальные» геополитические направления, стоящие на стороне «цивилизации Суши», но они чаще всего находились в идеологической и политической оппозиции существующим режимам, труды их идеологов получили ограниченное распространение, и на политику оказали довольно скромное влияние. Вместе с тем именно в этих кругах (Ж.Тириар, Й. фон Лохаузен, Ж. Парвулеско, А. де Бенуа, К.Террачано, Э.Шопрад, П.-М. Галлуа и др.) сложились представления о том, что возможна геополитическая модель развития Европы как самостоятельной зоны, отличной и от цивилизации Моря и от русской «оси истории». Этот «европейский континентализм» составляет наиболее интересное в теоретическом плане направление развития геополитических идей.

Однако при изучении европейских авторов трудно рассчитывать на стройную и цельную «геополитику-3», геополитику Берега. Скорее сам факт отнесения к сфере «геополитики-3» помогает нам лучше понять позицию тех, кто писал на эти темы в Европе. Любопытна также идейная эволюция некоторых европейских геополитиков, которые начинали с выделения Европы как самостоятельной геополитической силы, противоположной англосаксонскому миру, но строго отличной от евразийской России. С 80-х годов ХХ века эти авторы все более эволюционировали в сторону евразийства и геополитической «русофилии», что позволяет рассматривать многие их идеи как конструктивный вклад в геополитику Суши, геополитику Heartland'а, то есть в «геополитику-2», что особенно ценно, учитывая их вполне политкорректную репутацию (в сравнении с сухопутной школой немцев 1920-х-40-х годов, дискредитированной опасными связями с национал-социализмом).

В 1990-е годы интерес к геополитике стал пробуждаться и в других странах «внутреннего полумесяца», Rimland: в арабском мире, Турции, Иране, Индии, Китае и т.д. И здесь большую роль сыграла новейшая евразийская школа, сложившаяся в России. Благодаря переводам ее программных текстов на восточные языки (арабский, турецкий, иранский и др.) постколониальные страны в условиях новой идеологической конфигурации мира и краха дуальной модели «социализм/капитализм» получили возможность познакомиться сразу с двумя различными геополитиками – геополитикой-1, обильно представленной в англоязычной и европейской литературе, и с геополитикой-2 в ее полноценном евразийском, русском, макроконтинентальном варианте.

Перейдем к детальному рассмотрению этих школ. При этом следует постоянно держать в памяти сформулированную выше мысль относительно геополитических субъектов: в отличие от обычных научных школ в геополитике мы имеем дело с чем-то более глубинным, нежели различие индивидуальных подходов и частных мнений. Каждая школа – это особая цивилизация, особый логос, особая модель политической и исторической рациональности.