Сверхисторический смысл уничтожения Романовых

 

Основные тезисы Самуила Хантингтона известны, и, приводя их, я только несколько смещаю цивилизационно-культурный акцент на религиозный.

 

«Столкновение цивилизаций — основа мировой политики. Линии разделения цивилизаций — будущие линии фронтов». И далее: «Конфликты цивилизаций составляют заключительную фазу эволюции конфликтов в современном мире». Таковы слова Самуила Хантингтона, далее поясняющего: «Линии разделения между цивилизациями как источники кризисов и кровавых конфликтов оказались на месте политических и идеологических границ времен холодной войны. Этой последней было положено начало, когда «железный занавес» политически и идеологически разделил Европу. Закончилась она с его падением. Идеологическое разделение Европы исчезло, но на его месте возникло разделение культурное, разделение на две части — с одной стороны западное христианство, с другой — православие и ислам. Как подчеркивал Уильям Уоллес, разделительная линия Восточной и Западной Европы проходит по восточной границе западного христианства от 1500 года, то есть, по сегодняшней границе России с Финляндией и странами Балтии; далее она рассекает Белоруссию и Украину (последнюю на Западную, где много католиков, и православную Восточную), затем, поворачивая к Западу, отделяет Трансильванию от Румынии, пересекает Югославию как раз по границе Хорватии и Словении и остальной части страны. На Балканах эта линия естественно совпадает с исторической границей между империей Габсбургов и Оттоманской империей».

 

Сегодня взаимная непримиримость двух европейских станов — католического и православного — ставит под удар весь геополитический проект евразийской имперской интеграции в рамках концепта континентального блока (Kontinentalblock) Карла Хаусхоффера. Вместе с ним под ударом оказалась, и вся наша настоящая и будущая борьба за Евразийскую империю конца.

 

Все происходит так, как оно происходит и как уже происходило, и только фундаментальный проект Imperium в состоянии сверхисторически преодолеть ход вещей: вернуться к временам, когда римское имперское единство еще не знало разделения на Запад и Восток. Imperium трансцендентально находится выше всех разделений — исторических, религиозных и каких-либо иных.

 

 

«Есть только один рейх, как есть только одна Церковь, — писал Мёллер Ван ден Брук и добавлял: — третий рейх будет вечным».

 

Важно не только понять, что Мёллер Ван ден Брук говорил совсем не о Третьем рейхе в его последующем, преходящем и отчужденном, национал-социалистическом проявлении, причем говорил тогда, когда гитлеровского Третьего рейха еще не было и в помине, но с визионерским ясновидением указывал на последнюю полноту трансцендентального, иноприродного, последнего, эсхатологического, сверхисторического и божественного начертания Четвертого рейха, Imperium, который есть коронация истории после истории, внутри тысячелетия Христова, Millenium Christi: истинный Третий рейх не есть Третий рейх. Истинный Третий рейх есть Четвертый рейх.

 

Образ его, пусть исключительно политический, временный, даже символический, едва замысленный, все-таки проявился, всплыл поверх всех идеологических, религиозных и иных границ в германо-советском пакте 1939 года. Евразийском пакте, хотя и не обретшем права на великоконтинентальное измерение, но сумевшем соединить два великоконтинентальных проекта — германский и советский.

 

 

Ибо если не может быть Новой империи, Novum Imperium, и тем более империи конца, Imperium Ultimum, без новой имперской религии, то и Евразийская империя конца должна прежде всего стремиться к собственному религиозному обновлению через внутреннее самоопределение современных религий. Это имперское религиозное обновление последних времен по ту сторону истории будет восполнено новым божественным вмешательством в историю, через новое живое и действенное воплощение Principium единства цикла в его переворачивании и обновлении.

Сверхисторическая трансцендентальная основа Imperium в каждом новом случае сопровождается новым собственным историческим воплощением Principium. Сегодня, хотелось бы сказать, мы идем к Царству Святого Духа, к историческому воплощению Параклета, к софийной истории мира в его конце. Софийная история неразрывно связана с древней миссией Российской империи — освобождением Святой Софии в Константинополе. Эта миссия остается и революционной миссией Новой России.

 

 

С другой стороны, следует рассмотреть некоторые соображения высшего политического порядка, должные прояснить природу до сих пор не распознанной личности Николая II. Личности глубинного сакрального измерения. Ибо кровавый, всецело жертвенный конец Николая II есть прямое вопрошание великоконтинентальной, евразийской истории, ставящей на нее свою пламенеющую печать, спектральный пропускной штрих-код в нее. Он там. И всякая вещь, которая там, отныне все более и более приближается к его нетленному образу, образу его жертвенного дара.

 

Великая имперская тайна Николая II, как мне кажется, заключается в безусловной и неразрывной связи с великоконтинентальной евразийской миссией России. Николай II — стержень, ось, избранное орудие промыслительного начертания евхаристически закланной, четвертованной России, распятой между Европой и Азией во времена отделения замкнутой на себе самой Европы от погруженной в созерцательно-догматический сон Азии. Находясь непосредственно на жертвеннике, Россия непрестанно созидает — или хотя бы пытается это сделать — последнее имперское единство герметически выражаемых орлом дома Романовых двух ликов — европейского и азиатского — живого тела Третьего, Иного, Евразии, Великого континента, обретающего свою древнюю историческую идентичность в установлении Евразийской империи конца.

 

Тайный геополитический взор Николая II был — сегодня это совершенно очевидно — направлен в сторону Великой Азии и к планетарному выходу в Тихий океан. Одновременно император как политик озирал границы — от Европы к Ирану, Ираку, Палестине и Ближнему Востоку в целом, Центральной Азии, Афганистану, Индии, Тибету, Корее и тихоокеанским островам. Как бы предвидя великий проект Карла Хаусхофера, он визионерски готовился к битвам за последнюю Евразийскую империю.

 

«Всякий беспристрастный человек обязан признать, что Корея должна быть и будет русской», — писал германский император Вильгельм II своему кузену Николаю II. Вильгельм II, считавший себя «императором Атлантическим», называл Николая II «императором Тихоокеанским». Сам же Николай II всю жизнь и стремился стать императором Тихоокеанским, но от имени Европы, имея Европу за собой, Европу «от Атлантического океана до Тихого».

 

Секретные имперские контрстратегические службы Николая II, безусловно, изучали отдаленные великоконтинентальные пространства в перспективе «имперской миссии» России. Они преуспели и в прямой конспирологической разведке. В начале 1917 года планы русского вхождения в Тибет и взятия его под имперский протекторат были полностью готовы.

 

 

Поэтому война с Японией, в которой Россия вроде бы «потеряла лицо», на самом деле была тайным браком железа и огня, имевшим совершенно иное значение, отличное от видимо-негативного. Жертвенное, литургическое, пророчески начертанное, утверждаемое в крови и через кровь «взаимопричащение» России и Японии во вкушении смерти и ее преодолении означало инициацию, открывающую путь к имперскому священному героическому причащению в высшем, онтологическом смысле этого понятия.

 

 

Таким образом, Карл Хаусхофер не ошибся, когда в отпечатанном, но не подлежавшем распространению тексте под названием «Континентальный блок. Центральная Европа — Евразия — Япония» указывал на истинный смысл погребальных русско-японских церемоний, имевших место в предвоенные 1929-1945 годы как на литургически обращенные к воскресению павших в пятимесячном советско-японском противостоянии в Монголии воинов.

 

Карл Хаусхофер: «Обе стороны в одно и то же время получили приказ — из Москвы и Токио — остановить боевые действия. На издревле оспариваемой территории началась грандиозная, в японском стиле, погребальная церемония во имя душ погибших воинов. Несмотря на ее религиозный характер, вызывавший идеологические проблемы, на церемонии присутствовал прекрасно державший себя советский генерал Потапов. То, что организовали японцы, психологически было очень значительно. Во главе войск, маршировавших с развернутыми знаменами к алтарю мертвых, шел престарелый генерал. Все японцы твердо убеждены, что души убитых воинов реально присутствуют вокруг алтаря, получая послание императора. Безупречное присутствие на данной церемонии делает честь способности советского генерала и его офицеров к адаптации. Поскольку поворачиваться спиной к душам воинов невозможно, все участники очень долго шли вперед, обратя лица к алтарю. Повернуться спиной к присутствующим здесь духам предков является, как известно, кощунством. Церемония, пронизанная абсолютной религиозностью, представляет собой сточки зрения народной психологии нечто интересное и убедительное; она в такой же степени производит глубокое впечатление и на иностранцев, набравшихся различных впечатлений по всему миру; получив разрешение присутствовать на ней, они могут сказать: весь народ здесь твердо верит в переселение душ. Верит, что деяния на благо родины обеспечат человеку более высокое место по ту сторону земного существования, а «провалив» земную жизнь, упадешь вниз там. Это чувство переполняет весь народ, за исключением разве что некоторых ищущих собственных впечатлений свободомыслящих; люди действительно горят этим убеждением, и оно дает им силы идти на огромные жертвы».

 

 

От окончательного обновления России сегодня зависит участь Европы и всего мира. Оно будет не просто обновлением, но исполнением предназначенной России последней имперской эсхатологической миссии — дать импульс политико-исторической, великоконтинентальной, евразийской интеграции Европы, а значит, изменить лицо мира, остановить движение истории по пути к необратимому последнему кризису, к полному расчеловечиванию и тоталитарной диктатуре небытия, к Антиимперии конца, призванной явить в себе всемогущество «тайны беззакония».

 

Совокупность условий, необходимых для спасительного обновления России, хорошо известна. Однако никогда не говорят о главном из них, от которого зависит все остальное, о необходимости появления «человека великой судьбы», «последнего избавителя». Ибо «появление» его будет явлением Божественного Промышления об обновлении России и о возложенной на нее последней спасительной миссии, будет означать, что время пришло, что переворот нынешнего положения произошел. Все это начнется тайно, а затем будет явлено при свете дня.