Спецоперация на Украине и вклад России в деколонизацию Африки: интервью ФАН с панафриканистом Кеми Себа

В экспертном сообществе освобождение «незалежной» от западной гегемонии сравнивают с процессом деколонизации Африки. Государства Черного континента испытали на себе жизнь под гнетом империалистов, заинтересованных исключительно в удовлетворении собственных, зачастую хищнических амбиций.

О том, как денацификация Украины связана с борьбой России против западной глобализации и неоколониализма, читайте в эксклюзивном интервью международной редакции Федерального агентства новостей с центральной фигурой панафриканизма XXI века Кеми Себой.

— Господин Себа, большое спасибо, что приехали в Россию. Какова цель Вашего визита, какая у Вас мотивация? И почему именно сейчас, когда мир столь разделен?

— Я приехал в Россию по простой причине: Африка не принимает западную неолиберальную олигархию, которая диктует миру, куда он должен двигаться, а куда — нет. Мы исходим из принципа, что мир станет намного лучше, если будет существовать несколько цивилизационных полюсов, которые сопротивляются. Следуя логике баланса сил, они привнесут устойчивый порядок, где каждый народ сможет решать собственную судьбу и защищать идентичность.

Я приехал в Россию в тот момент, когда весь западный мир ее демонизирует. Мне хочется напомнить Западу, что дьявол для одних необязательно является им для других, а враги Вашингтона никогда не станут нашими. Наши противники — это те, кто поработил африканские народы, кто их колонизировал и продолжает это делать по сей день. И тут дело не в слепой любви к России. Есть нюансы и сложности, потому что суверенитет требует рассудительности, отдачи, а главное — критического расстояния.

Это позволяет определить сегодня два лагеря: один хочет искоренить человечество и унифицировать людей в рамках неолиберального подхода, а другой намерен защитить идентичность народов и их право на определение собственного пути развития. Мы находимся на стороне второго. Вот поэтому мы здесь, в России. Посетим и другие страны: на Ближнем Востоке, в Африке, где проживает большинство из нас, в Южной Америке, потому что там у нас свои миссии.

— Некоторые люди называют военную операцию России «деколонизацией» Украины, направленной на снижение внешнего влияния американцев, глобалистов и прочих. Есть ли, на Ваш взгляд, параллели в «деколонизации» между Африкой и Украиной?

— На Украине происходит процесс «дезападенизации», никто не может этого отрицать. Это позволяет придать динамику становлению основ евразийства, которые, на мой взгляд, хотят обеспечить русские власти. Они хотят напомнить народам об их единстве, несмотря на различия. В мире есть различные этносы, семьи, особенности. Не в моей компетенции говорить, насколько ошибаются отдельные украинцы.

Но я могу с уверенностью сказать, что победа над колонизацией — это деглобализация. А Владимир Путин занимается именно ею, как и глава Венесуэлы Николас Мадуро, а также лидер исламской революции аятолла Али Хаменеи, и мы — движение Urgences Panafricanistes, включая всех сподвижников. Такие вещи — дело руководителей, однако многие африканские правители стали марионетками неолиберального глобализма. Поэтому нам, гражданам, приходится выполнять эту работу за них.

— Двадцать шесть африканских стран выступили против резолюции, которая призывала Россию закончить военную операцию. Но в то же время мы видим, что такие страны, как Чад или Нигер, оказались в данном вопросе на стороне глобализма и Запада. В чем заключается мотивация и той, и другой стороны?

— Причины, по которым некоторые страны не поддерживают Россию, вполне понятны: это вопросы финансов и влияния. Есть силы, которые сохраняют свою легитимность за счет связей с Западом, особенно с Францией. Что касается Нигера, в определенных моментах он не так уж отдалился от Франции. Очевидно, местные управленцы думают, что, если они не выберут путь, указанный Эммануэлем Макроном, их власть, нелегитимная перед лицом народа, рискует пасть. Также они боятся потерять лояльность западной олигархии, которая фактически ими управляет.

С другой стороны, есть те, кто придерживается более взвешенных позиций в вопросе санкций. В некоторых из стран до сих пор нет открытой поддержки, но это во многом благодаря тому факту, что они просто хотят перемен. Они говорят: раз французские власти больше не поддерживают нас, то, быть может, лучше выбрать сторону России?

— На Африканском континенте мы видим протест против Франсафрики. Вы можете рассказать, что на сегодняшний день это такое?

— Франсафрика — это самое длительное глобалистское выражение на континенте, которое материализовалось в виде французского колониального подхода, ставшего первой формой глобализации в мире. Англосаксы пришли колонизировать территорию и местные власти, но они не хотели систематически менять мышление коренных жителей. Французы пошли дальше, заставив африканцев думать, что они — часть французской колониальной империи.

Глобализация унифицирует людей в той парадигме, которая изначально им не свойственна. Новый миропорядок для многих белых народов мира — это старый для нас. Они пришли противопоставить другой способ мировоззрения тому, что был создан в наших реалиях. Сегодня мы приходим к проекту сатурации африканского населения, которое полагает, что в XXI веке нельзя принять, что наша парадигма должна быть ориентирована на французскую олигархию как представителя общезападных элит.

Мы говорим и о США, и о Великобритании, но самая жестокая, брутальная форма глобализма, которая заключается в финансовом контроле, размещении военных баз, культурном насаждении, интеллектуальной и политической доминации, — это французский неоколониализм. Есть пересечения между либеральным неоглобализмом и Франсафрикой, который, на мой взгляд, более жесток.

При колониализме старого образца все было понятно: белые колонизаторы подчиняли африканцев. А сегодня этим занимаются сами африканцы, ставшие ретранслятором западного неолиберализма, который материализовался в виде французского присутствия.

— Кто является представителем Франсафрики сегодня?

— Жан-Ив Ле Дриан (глава МИД Франции. — Прим. ФАН) был неплохим представителем. Стоит вернуться к Макрону. Он — гений в вопросе обновления глобализма в Африке. Президент Франции — продукт Ротшильдов и финансовых элит, это очень важно отметить. Это чистый, брутальный представитель неолиберального глобализма с лицом, которое кажется милым и доброжелательным. Макрон из того поколения, что говорит на одном языке с молодежью.

Ранее Франсафрика была теоретизирована мафией и криминалитетом. Сегодня Макрон понял, что нужно использовать влияние на некоторых африканцев, чтобы те сами играли роль, которую когда-то играл Жан Фоккар (французский политик, дипломат, разведчик, один из создателей современных спецслужб Пятой республики. — Прим. ФАН), веря, что они занимаются эмансипацией африканского населения.

Макрон создал президентский Совет Африки (Conseil présidentiel pour l'Afrique). Африканцы из диаспор и некоторые представители континента занимаются обновлением неоколониализма в трендовом, модном виде, позиционируя его «партнерством». Однако это не партнерство, а инструмент контроля, с помощью которого Макрон управляет прокси-силами — коррумпированными элитами на местах.

Об этом есть много размышлений. Я думаю, что самая жесткая форма колониализма — французская. Макрон делает вид, что с колонизацией покончено, что глобализма не существует, что это взаимовыгодное партнерство, в то время как в реальности французская олигархия никогда не была столь хищной, как сейчас.

— Вы говорили о важности культурного влияния. Продолжает ли Франция играть на этнических противоречиях, существующих в Африке, разжигая их?

— Как говорится, «разделяй и властвуй». Вы прекрасно знаете об этом на примере «балканизации». Это метод, который использовали колонизаторы во всем мире. Тем же они занимаются с туарегами в Сахеле, мешая переговорам сторон, которые могли договориться, настраивая одни группы против других, чтобы укрепить свою собственную власть. Это логика и технология глобализма.

Поскольку сейчас Франция вышла из процесса примирения двух сторон, мы видим, что многие туареги в итоге смогли договориться, и проблема была решена. Не до конца, конечно, но они хотя бы могут вести переговоры, что еще недавно казалось невозможным. Как решить проблему? Необходимо, чтобы противоположные стороны хотя бы разговаривали. Сегодня мы видим Россию и Украину, у которых есть дипломатический путь.

Как завершить конфликт, если нет диалога, обмена мнениями? Это же основы дипломатии. Но от мирной дипломатии европейцы отказались. Франция всегда хотела быть посредницей, чтобы сохранить доступ к ресурсам. В этом заключается глобализм и «империализм добродетели»: «мы приходим, чтобы помочь, чтобы спасти, чтобы защитить», хотя в реальности единственный интерес глобалистов — присвоение ресурсов, униформизация населения и повестка, навязанная против интересов людей.

— В ходе протестов в Мали, Гвинее и Буркина-Фасо были замечены российские флаги. Что Россия символизирует для новой Африки и деколонизации?

— Для меня Россия и Китай ощущаются как камешки, которые мешаются в ботинках неолиберального глобализма. Иран — тоже, но в другой мере. Его с 1979 года, пожалуй, демонизируют больше, и долгие годы он находился за бортом международных отношений. В то же время Россия со времени прихода к власти Владимира Путина была в игре баланса, будучи то противовесом неолиберальному глобализму, то его частью.

Теперь подошло время критической фазы, определяющей, когда Москве нужно сыграть свою роль, выполнить историческую миссию. Россия всегда была оппозиционна к Западу. Однако она не противопоставляла себя западным элитам напрямую. Сегодня мы подходим к моменту, когда за пределами материализма, представленного неолиберализмом или коммунизмом, есть сторонники глобализма и либерализма, с одной стороны, а с другой — народы, которые понимают, что гораздо важнее их идентичность, традиции и корни.

Они связаны с трансцендентной логикой, и их это переполняет, лишает страха. Второе направление представляют сегодня русские, а также Китай, но немного в другой манере. В отношении КНР также много критики, потому что и у них не все идеально в политическом плане: полно нюансов, которые нужно править. В частности, на Африканском континенте китайцы делают вещи, создающие фундаментальные проблемы. Но это не мешает общему видению того, что происходит на высшем уровне, — Запад признает, что Китай, Россия, отчасти Иран и Венесуэла являются помехами на пути к глобализации.

— Как Вы относитесь к России? Считаете ли Вы, что у России есть интересная идеология, которая могла бы стать основой антиглобалистского подхода?

— Я полагаю, что новая антиглобалистская идеология будет построена на разных парадигмах. Нет единой методологии, которую должны повторять все народы. Это было ошибкой коммунистов и капиталистов. У каждого народа должен быть свой подход, собственная реальность. Но есть и точки соприкосновения, три оси: традиция, суверенитет и многополярность. Этот триптих может стать основой для общей идеологии сопротивления неолиберальному глобализму.

— Могли бы Вы объяснить, что происходит в Мали? Почему против страны вводятся санкции, зачем на нее оказывают давление? Каков контекст происходящего?

— Глобализм, как я уже упомянул, разделился на несколько различных течений, и каждое из них разделяет рыночные сектора. В Африке, очевидно, это французские глобалисты. Годами они считали Мали бедной страной, но при этом невероятно богатой на ресурсы. Этот момент очень важно отметить, так как европейцы вывозят из Мали множество ценностей.

Франция там годами размещала своих пешек. Французская олигархия приняла участие в разрушении Ливии, которое повлекло за собой дестабилизацию близлежащих регионов. Те, кто оказался ближе к событиям, к сожалению, первыми столкнулись с ее последствиями.

Пятая республика, которая была поджигателем в соседнем регионе, вернулась в роли пожарного, напомнив своей марионетке — экс-президенту Мали Ибрагиму Кейта об уже существовавших договоренностях в сфере безопасности. В итоге Франция предстала в роли шерифа и пожарного только для того, чтобы сохранить доступ к ресурсам.

Однако она не рассчитала важность современных социальных сетей. Это доступ к информации. Прежде африканское население подпитывалось неоколониальными французскими СМИ: RFI, France 24, газетой Le Monde и подобными. Сегодня же любой человек может иметь доступ к различным данным и самостоятельно выстраивать мнение о происходящем.

С учетом этого факта кризис сознания на информационном поле и просвещение, которым занимается наше панафриканистское движение с дружескими организациями, позволили усилить доверие народных масс. Они поняли, что настоящая проблема, с которой надо бороться, — это глобализм, материализовавшийся в лице Франции.

— А что касается Буркина-Фасо, родины знаменитого Томаса Санкары, известного по прозвищу «африканский Че Гевара»? Многие проводят параллели между тем, что делал он прежде, и тем, что происходит сегодня.

— Есть параллели в его и нашем подходе к народу. Существуют и структуры, с которыми работает наша общественная организация. К примеру, «Коалиция африканских патриотов Буркина-Фасо». Там наши представители, ответственные за деятельность объединения в Буркина-Фасо. Это, по сути, патриотическая организация, которая занимается вопросами суверенитета.

Я имею представление об управлении нынешнего президента, который восстановил силу государства через переворот. Мы ожидаем увидеть нашу идеологическую линию. Не буду выступать на стороне тех, кто называет его пешкой глобалистов.

Думаю, это политик, который рассчитывает свои шаги. Однако населению необходима ясность, четкое понимание в период исторического противостояния между западными либералами и пролетарскими массами всего мира, которые хотят сами решать свою судьбу.

— Какие еще регионы Африки не согласны с глобализацией и колонизацией Франции?

— Есть и другие страны. Я думаю, все франкоговорящие территории сегодня — это тюрьма, которая называется Франсафрика. Мы дошли до стадии, когда несправедливо заключенные узники хотят спалить место собственного заточения дотла.

Настроения, которые вы видите в Мали, Буркина-Фасо и Гвинее, распространяются повсюду. Эти чувства испытывают все народы, что очень важно. Сейчас наступает переломный момент.

Происходит объединение на фоне усталости населения, которому осточертел этот материалистский глобализм в виде французского неоколониализма. Военные, как истинно патриотичные, так и финансируемые «для смелости», понимают, что пришло время перемен. Это то, чего мы хотим, и мы уже к этому почти подошли. В этом смысл истории.

— Некоторые африканские власти раскритиковали усилия ООН в борьбе с терроризмом. Подобная критика прозвучала и в ЦАР. Считаете ли Вы помощь миротворцев на континенте эффективной?

— Нет. Прежде чем говорить о миссии ООН, надо сказать о самой Организации: какую пользу она приносит? Никакой. В мире происходит множество драматических событий, и ООН, строго говоря, ничего не предпринимает.

ООН — это игрушка США. Она создает правила, которым западные глобалистские державы не подчиняются. Они творят что хотят, у них собственная повестка. Напротив, Организация служит для того, чтобы маленькие страны подчинялись давлению Запада.

Если сама ООН уже находится в структурной депрессии, не стоит ожидать, что ее миссии будут нести хоть какую-то эффективность в регионах, где они представлены. На мой взгляд, это историческая химера. Думаю, в многополярном мире Организация изменит свою форму или вовсе исчезнет.

— Вы упоминали Ливию. Интересно, что миссия ООН там была призвана помочь провести выборы. Однако в стране продолжается кризис. К тому же ранее именно Франция была причастна к казни последнего легитимного лидера североафриканского государства Муаммара Каддафи.

Вы говорили, что интервенция в Ливию послужила триггером к событиям на континенте, в частности Чаде и других странах. Что Вы думаете об этой стране сегодня?

— Это очень сложный вопрос, потому что он требует понимания того, что там сейчас происходит. То, что мы знаем, — это генезис. Прошла реструктуризация страны, которая могла стать реальным полюсом в проекте панафриканизма, защищаемого и пропагандируемого нами на Черном континенте и среди диаспор. Убийство Каддафи было идеологическим, монетарным, политическим, военным актом.

Дело в том, что Каддафи действительно хотел ускорить процесс институционального строительства народного панафриканизма. Когда речь зашла о создании единой валюты, которую он жаждал, и проекте федерализма на Африканском континенте, определенные силы заявили, что это невозможно. Они же и переделали страну так, чтобы иметь возможность выкачивать из нее ресурсы.

Сегодня там хаос, «земля кочевников». Есть несколько представленных фракций, которые пересекаются и поддерживаются разными странами. В том числе и Россией, в этом рассуждении мы должны быть предельно честны. К кому я имею доверие, относительное, но все же большее, чем к другим участникам, — это Сейф аль-Ислам Каддафи.

Он понимает важность многих задач. Но Запад делает все, чтобы он не пришел к власти. Элиты понимают: есть риск того, что Каддафи продолжит проект, начатый отцом. Я бы сказал, что у него немного меньший акцент на панафриканизм, чем у полковника. Однако я могу ошибаться.

Говорить о будущем Ливии было бы непрагматично с моей стороны, потому что сейчас есть множество вариантов развития событий. Пока они не будут как-то интегрированы в парадигму африканского населения, нельзя заниматься предсказаниями в анализе перспектив. На мой взгляд, Ливия сегодня разделена. Необходимо, чтобы представители разных фракций и племен говорили друг с другом.

Нужно, чтобы каждая сторона понимала, что решать проблемы будут не внешние игроки, ведь страна разделена изнутри, и объединена она может быть изнутри. Я не ливиец. И тем не менее вижу, что ливийцы делают с местными негро-африканцами. Об этом тоже следует говорить, но в моей памяти и сердце один из самых великих людей континента — Муаммар Каддафи.

— Вернемся к теме Франсафрики. Мы видим мнения из Мали, где российские инструкторы, которых западные СМИ причисляют к «ЧВК Вагнера», считаются эффективнее представителей французской военной операции «Бархан». Что Вы думаете о специалистах из РФ и деятельности Пятой республики?

— Армия, которая действует, всегда будет эффективнее, чем военные, которые делают все, чтобы ухудшить ситуацию. Французские солдаты прибыли в Мали для дестабилизации обстановки и служат для того, чтобы Париж сохранил доступ к ресурсам, а не для борьбы с террористами. Так что неважно, какая армия действует, она всегда будет эффективнее французской.

В этом смысле российские инструкторы, ассоциируемые Западом с «ЧВК Вагнера», естественно, эффективнее, чем французская армия. Я думаю, следует придерживаться относительности в анализе и холодного рассуждения. У нас свободные умы, мы всегда говорим то, что думаем. Да, русские намного эффективнее, чем французские силы операции «Бархан». Это факт.

— Сегодня операция «Бархан» завершена. Чем теперь должна заниматься Франция на Черном континенте?

— Солдаты «Бархана» уйдут или останутся? Прежде всего, вопрос касается Нигера, куда их перебросили после Мали. Думаю, это будет хорошо для местного населения, потому что присутствие иностранного контингента лишь усилит антифранцузские настроения в регионе. Поэтому пусть «Бархан» идет в Нигер и любую африканскую страну, это позволит нам продвигать собственную повестку.

То же самое касается операции Takuba. В Мали им сказали «нет», но Бенин и Кот-д'Ивуар не отвернулись полностью, Нигер и Чад — тоже. Таким образом, остается множество стран, которые будут сотрудничать с Takuba и «Барханом».

— В Африке много игроков: Турция, Китай, Саудовская Аравия, Россия. Верите ли Вы, что это будет многополярный альянс, или есть риск новой колонизации?

— Я думаю, что если наши элиты не будут вести себя протекционистски по отношению к народу, то любые партнеры могут стать колонизаторами. Проблема в том, что, когда люди стоя говорят с тем, кто лежит, отношения будут не такими, как если бы оба общались стоя или лежа. Если у одного вертикальная позиция, а у другого — горизонтальная, то у первого будет доминирующее положение над тем, кто лежит.

Это то, что происходит с нашими африканскими правителями, когда они видят пришедших иностранцев, — политики ложатся вместо того, чтобы стоять и вести диалог. В политике следует понимать, что партнерство не означает подчинение. Многие африканские управленцы этого не понимают.

Возьмем как пример Китай, некогда на себе прочувствовавший тяготы колонизации. Когда он начал партнерство с Африкой, то действовал в логике стран третьего мира, которые протягивают друг другу руки, чтобы выйти из этого положения. Правда, КНР смогла реально выйти из этого положения несвободы и достигла апогея во главе с Си Цзиньпином, у которого есть свое видение, оппозиционное западному неолиберальному глобализму.

В данном вопросе необходим холодный анализ. Надо понимать, что кто бы к нам ни пришел, мы дадим понять, что не откажемся от решения, которое мы приняли. Партнерство — это когда каждый действует исходя из своего видения на основе договоренности для достижения общей цели.

Явление панафриканизма

— Итак, у панафриканизма есть стратегия установления суверенитета на Африканском континенте. Как объяснить этот термин для тех, кто с ним незнаком?

— Панафриканизм — это объединение разных форм африканизма, целью которого является достижение суверенитета и социальной справедливости. Опорой являются наши корни в рамках цивилизационного полюса и парадигмы некоторых историков, которые на нас повлияли: Шейх Анта Диоп, Молефи Кете Асанте, Иван Ван Сертима.

Эти люди следуют логике, что все мы исходим из единых корней и цивилизации, а множество этносов и культур представляют ветви одного большого дерева, ставшего общим прародителем. Это манифестация разных течений, и только люди извне отмечают разницу. Это большая ошибка. Именно поэтому панафриканизм — это идеология, как нынешнее евразийство для вас, и воспринимается она как освобождение народов.

— Кто герои панафриканизма лично для Вас? Кто вдохновил Вас и повлиял на Ваш путь?

— Конечно же, Томас Санкара. Также отмечу следующих: Патрис Лумумба, Мандела, Халид Мухаммад, Амилкар Кабрал, Кваме Нкрума, Маркус Гарви. Это персонажи, которые сильно повлияли на то, кем мы являемся сегодня.

— С каких книг Вы посоветовали бы начать? Санкара?

— С исторической и культурологической точки зрения, советую работы Шейха Анта Диопа, чтобы лучше понимать общие корни. А с политической точки зрения — Кваме Нкрума, у которого очень глубокий подход к вопросам панафриканизма. А Томаса Санкару следует читать как революционера.

У нас многогранный подход. С одной стороны, это действия для суверенитета. Мы проводим кампании по просвещению, целью которых является борьба с западным неолиберальным глобализмом и неоколониализмом. Это конференции в университете, народные манифестации, телепередачи, координация между различными локальными движениями. С другой стороны, не менее важная часть активности нашего движения — работа по социальной справедливости.

Это деятельность компании Alodo, программа которой занимается помощью незащищенным семьям, живущим за чертой бедности. Поддержку им оказывают даже футболисты. Иногда помогают африканские экономические операторы — это позволяет выделять микрокредиты для матерей из неблагополучных семей. Мы делаем все, что в наших силах, это всегда непросто. Но это один из наших поводов для гордости. Западные медиа зачастую не имеют представления о нашей работе, потому что знают нас только как антиколониальное движение. Однако не бывает антиколониалистов, не поддерживающих социальную справедливость. Это наш подход.

— Что бы Вы хотели сказать русским?

— Первое, что я бы сказал русскому народу: важно понимать, что африканцы, живут ли они у себя на континенте или в России, — это достойный народ. Если бы у нас была возможность, то никто не уезжал бы со своего континента, потому что Африка для нас — рай. Но иногда ваш рай осажден. Аналогичный пример вы сегодня видите на Украине. Там иные причины вынудили мирных людей уехать, но, полагаю, многие хотели бы вернуться.

Многие африканцы живут здесь, потому что их страна в осаде. Некоторые русские, проявляющие недовольство в отношении эмигрировавших африканцев, должны знать: если бы у них была стабильность на родине, они бы вернулись.

Послание нашей борьбы: мы хотим вернуть рай африканскому населению. Именно поэтому следует покончить с неолиберальной западной глобализацией: деколонизировать страны, чтобы мы могли реструктурировать государства, и сделать так, чтобы ими управляли люди с такими же взглядами.

Мы видим это на примере Гвинеи, Мали, и дальше будет больше. Надеемся, это коснется и Буркина-Фасо, и других государств. Это революционная борьба. Она начата не нами, а нашими предшественниками. Но мы ее завершим.