Русское евразийство и его восточноевропейские аналоги 100-лет назад и сейчас (на примере Венгрии)

Евразийский комплекс

Русское евразийство, 100-летие которого мы отмечали в 2021 году — сложный феномен, полноценное понимание которого возможно лишь при внимательном отношении к контексту его возникновения и развития. 

Русское евразийство как конкретное философское  и политическое течение возникает в специфической русском философском и культурном пространстве излёта Серебряного Века. Для этого пространства уже было свойственно «обращение к Востоку», размышления о «Востоке» и «панмонголизме» у Владимира Соловьёва, литературное течение «скифства», где соловьёвская рефлексия и опасения инвертировались в принятие «скифского», «восточного» измерения русской идентичности. В революции 1917 года часть деятелей Серебряного века (например А. Блок в «Скифах») увидело выход на поверхность именно этого измерения русского начала.

Эти фило-ориэнтальные коннотации с одной стороны являлись продолжением народнических и славянофильских традиций России. С другой — соответствуют определённым тенденциям на самом Западе, где в конце 19-начале 20 века проявился также особый специфический интерес к Востоку в культуре, многократно усиленный Первой мировой войной.

В Европе ещё в довоенный период проявилось неприятие определёнными интеллектуальными кругами обезбоженной, рационалистской, капиталистической версии европейской культуры современности. Шок же от того, как победное шествие прогресса вылилось в машинерию смерти Первой мировой, требовал особой рефлексии над самими основаниями этой цивилизации. Так вставал вопрос поиска ей альтернатив.  В 1918-1922 годы в одно и то же время с первыми работами евразийцев выходят 1 и 2 тома «Заката Европы» Шпенглера. Всё это часть огромной работы европейского духа и затронутых европеизацией народов по переосмыслению наследия Модерна.

Сама Европа Модерна в эпоху Просвещения выстраивала свою идентичность отталкиваясь от образа «Другого» обозначенного концептом«Востока». Поэтому обращение к «Востоку» стало логичным следствием этого поиска альтернатив. В процессе выстраивания идентичности Европы Нового Времени Восток воспринимался как «отсталый» и наделённый теми качествами, которые старался изжить в себе самом Запад (см. работы Эдвард Саида, Ивэра Нойманна, Ларри Вульфа[1]), то есть как оплот Традиции (религиозности или иерархии), или оплот чувственности (в противовес сухому рационализму) или интуиции противопоставленной науке.

По сути Запад проецировал на «Другого» те качества, которые уже отвергал в себе самом, то, что отвергала доминирующая парадигма Модерна. Поэтому последующее обращение к «Востоку» как альтернативе не могло не пересекаться с одной стороны с традиционалистскими исканиями людей Запада (открывавших в Востоке не только иной мир, но и то, что когда-то было присуще самому Западу, альтернативный путь развития), а с другой с миром авангардной культуры, с интересом к психоанализу, Ницше и в целом к «философам подозрения».

Одновременно перед и после Первой мировой войны восточные мотивы активно видны в деятельности различных религиозных и оккультных движений.

Наконец в том же 1921 году, в тот же год, когда выходит «Исход к Востоку» выходит в свет и первая работа Рене Генона, с которой собственно начинается формирование корпуса представлений философии традиционализма. Это работа, посвящённая восточным метафизическим учениям — «Общее введение в изучение индуистских доктрин[2]» («Introduction générale à l’étude des doctrines hindoues»).

В 1924  Генон выскажет— ещё более эксплицитно — критику западного универсализма, материализма и назовёт Запад «ненормальной цивилизацией» в другой своей работе «Восток и Запад». Однако все антизападные положения генонизма, вся реабилитация «Востока», всё ниспровержение западного универсализма и представления о нормативности современной западной культуры, всё это содержится уже в работе 1921 года. И Генон в «Востоке и Западе» постоянно признаёт это[3].

Евразийство и философия традиционализма появились в одном историко-философском контексте, отталкиваясь от общих предпосылок и паралельно развиваясь в схожих направлениях. Поэтому позднейшее сближение неоевразийства и традиционализма —  не простая случайность и не результат личных симпатий или антипатий отдельных философов. Оба интеллектуальных движения —  результат одного и того же феномена критического переосмысления «Модерна» и «Запада», воспринимаемых как синонимы.

Результатом этого процесса критического переосмысления можно назвать формирование круга идей, которые в широком смысле можно назвать «евразийскими» идей. Историческое евразийское движение является лишь частью этого широкого интеллектуального феномена. Его общими чертами можно назвать:

1. Уверенность в кризисе европейской цивилизации и и в том, что она переживает катастрофу.

2. Уверенность в существовании множества цивилизаций.

3. Реабилитация Востока («Востока, Турана, Византии) как того, что может служить ориентиром альтернативы для Запада и конкретной страны (при этом отношение некоторых авторов к этому ориентиру может быть негативным или смешанным).

Такая интерпретация может существенно расширить понимание феномена евразийства, через сопоставление с аналогами и представителями этого круга идей как в самой России так и за рубежом и развернуть содержательный философский диалог с наследниками иных ответвлений в рамках единого феномена. Последнее может иметь как общетеоретическую, так и практическую геополитическую ценность.

Восточная Европа: Поворот к Востоку — обращение к корням

В Восточной Европе этот евразийский комплекс идей не мог не проявиться. Как и в России  мыслители этого региона с одной стороны продолжали общеевропейскую линию осмысления кризиса европейской цивилизации модерна. С другой поскольку Восточная Европа осмыслялась Западом как «Восток Европы», как внутренний «Другой» Европы, то общееврпоейское обращение к Востоку как к альтернативе в Восточной Европе означало обращение к себе самим, как и в России. Это в свою очередь вело переоценке того уникального исторического и культурного наследия что было отброшено в сторону в процессе модернизации и вестренизации.

Как писал румынский философ межвоенной эпохи Никифор Крайник: «Любой, кто выступает за ориентацию на Запад, говорит нонсенс. Слово "ориентация" включает в себя само слово Orient и означает ориентацию на Восток. И поскольку мы географически находимся на Востоке и поскольку через православную религию мы обладаем истиной восточного мира, наша ориентация может быть только на Восток, то есть на самих себя, на то, чем мы являемся благодаря доставшемуся нам наследству...Вестернизация означает отрицание нашего ориентализма, европеизирующий нигилизм означает отрицание наших творческих возможностей[4]».

В Румынии это движение в сторону реабилитации незападного, автохтонного, византийского, восточно-православного культурного начала наиболее ярко проявилось в феномене журнала «Гындиря»  («Мысль»), «ортодоксизме» Никифора Крайника, идеях единства Евразии у Мирчи Элиаде[5] или в концепте «духовной Евразии» Василе Герасима[6] внимании к русскому евразийству Г. М. Иванова (авторы “Гындири”). В Болгарии — в творчестве философа Найдена Шейтанова, считавшего Балканы особым пространством между Европой и Азией. В Польше — в культуре, у Игнация Винценты Виткевича  (роман «Ненасытимость» в котором не трудно опознать влияние идей Соловьёва и русского скифства) или у теоретика цивилизационного подхода Феликса Конечного в его типологии цивилизаций[7]. В первом случае «византийская» ориентация осмыслялась как утраченный шанс Польши, а торжество «Востока» как неминуемый рок, «евразйиство» принимало нигилистические черты. Во втором, Конечный прямо негативно оценивал «евразийские», «туранские» черты в новом польском государстве. Однако эта негативная оценка только подчёркивала, что эти черты есть.

В последнем случае воплощением туранского типа цивилизации были  для учёного как царская Росия, так и Польша Юзефа Пилсудского. Симпатии к туранским народам в окружении Пилсудского, «прометеизм» как обратное евразийство, «евразийство» против России также могут быть оценены как своеобразный «поворот к Востоку».

Венгрия на фоне этих общих «восточнических» тенденций в Восточной Европе занимала и занимает в этом комплексе особое место в силу специфики туранского происхождения венгерского народа.

Венгрия: туранистские традиции

Интеллектуальное движение «туранизма» активно заявило о себе ещё в 19 веке. В частности, тогда появился даже термин keletiség (келетишег)  — «восточничество» — убеждённость в восточном (тюркском или смешанном тюрско-угорском с преобладающим тюркским культурным влиянием) происхождении венгерского народа, необходимости сближения Венгрии с «востоком», особой ролью на Востоке. С тем, что в конечном счёте Восток опознавался как «своё», «родное пространство».

Однако с геополитической точки зрения, этот туранизм был весьма двусмысленным явлением. Так в XIX-м веке туранизм подпитывался протурецкими и антигабсбургскими настроениями. Ключевая фигура — Арминий Вамбери — венгерский (выходец из еврейской семьи) авантюрист и путешественник в Центральной Азии, искавший обоснование теории тюркского происхождения венгров. Одновременно — агент Турции и Великобритании.

Однако в начале XIX века развивающийся туранизм взяли под свою опеку Габсбурги. В Венгрии «Туранское общество» (называвшееся ещё «Венгерское азиатское общество») было основано в 1910 году с целью «укрепления национального самосознания через исследование корней Востока». Эрцгерцог Франц Иосиф Габсбург выступал в качестве покровителя общества.

После 1915 года, когда Турция и Болгария решили присоединиться к Центральным державам[8], славянская Сербия потерпела поражение, а Россия понесла огромные потери, туранизм в Венгрии получил усиленную государственную поддержку. Во время Первой мировой войны «Туранское общество» было преобразовано в  центр  с усиленной государственной поддержкой и сильным прямым правительственным влиянием на его деятельность. Его задачей стало поддержание связи с союзными народами и государствами Турана (особенно с Турцией и Болгарией). ) Казалось, что Центральные державы быстро выиграют войну, что сделает туранизм политически полезным, в том числе и из-за его антипанславянского настроя. Планировалось создать независимые государства для туранских народов, населяющих Россию, таких как крымские татары, казанские татары или азербайджанцы.

Туранистом был, например, граф Пал Телеки, географ, специалист по дальнему Востоку и будущий премьер-министр независимой Венгрии, председатель до 1916-го «Туранского общества».

Он резюмировал эти стремления следующим образом: "Венгры на Восток! На восток, венгерский национальный, научный и экономический! ... Венгерскую нацию ждет великое и светлое будущее, и несомненно, что за расцветом германизма и славянства последует расцвет туранства. Нам, венграм, западным представителям этой великой пробуждающейся силы, предстоит великая и трудная, но славная задача стать интеллектуальными и экономическими лидерами туранской нации с населением 600 миллионов человек[9]".

Видным деятелем туранизма в Венгрии был Алайош Пайкерт, предприниматель, основатель «Туранского общества» и издатель журнала «Туран». С обществом сотрудничали известные востоковеды, включая того же Арминия Вамбери. Пайкерт инициировал (в 1917 году) и организовал (в 1920 году) Венгерское общество иностранных дел, в 1936-м разработал проект «Всемирной федерации».  Он выступал за развитие туранисткой парадигмы на экономических основаниях, ратуя за экономическое сближение Венгрии со странами Востока, поддерживая экспорт венгерской продукции на восток, продвижение экономических интересов[10].

Поражение Венгрии в Первой мировой войне, потеря значительных территорий вкупе с общеевропейским контекстом способствовали росту многочисленных туранских организаций как академических, так и политических, радикальных, нейтральных, и даже неоязыческих (Туранские монотеисты» — Turáni Egyistenhívők). До конца Второй мировой войны действовали паравоенные формирования «Ассоциации Туранских охотников» (Turáni Vadászok).

После установления режима адмирала Миклоша Хорти туранское движение в Венгрии разделилось на несколько групп. Умеренная фракция во главе с графом Телеки создала в 1920-м академическую организацию под названием Kőrösi Csoma Társaság (Общество Кёрёши Чома), названную в честь Ша́ндора Кёрёши Чома — венгерского ориенталиста начала  XIX века, долгое время прожившего в Тибете . Общество было ориентировано на научные исследования. Запрещено в 1949 и возобновило работу в 1968 году.

Одновременно в 1920-м самая радикальная группа под руководством  географа Йенё Чолноки создала свою собственную структуру — Туранский союз Венгрии (Magyarországi Turán Szövetség), которая была  антизападной по своим взглядам.  Движение было, как отмечает современный польский исследователь Михал Ковальчик: « решительно антиаристократическим, антикапиталистическим, антиклерикальным, антимодернистским, антизападным, антигерманским и антиславянским[11]».

"Туранский союз Венгрии хочет научить венгерский народ тому, что венгерский туранский народ, гордящийся своим происхождением, не является народом пришедшим и ушедшим, неопределенного происхождения, а говорит на древнем языке славной истории, патриотизма и культурного человеколюбия. " — писал Чолноки [12]. (Cholnoky Jenő)

«Либо венгры со временем отсоединятся от ныне разваливающейся Западной Европы, либо они тоже будут разбиты и развалятся вместе с Западной Европой», — писал в 1936 году ещё один представитель  «Туранского союза Венгрии» Ласло Турмезей.

Венгерский писатель межвоенного периода Бела Балаш (Balás Béla)Я, также приверженец туранизма отмечал:

"Суть туранской мысли: любовь, разум и истина. (...) Конец этой [материалистической западной] активности, начало — или продолжение, с тысячелетним перерывом — азиатской, туранской: эпоха божественной любви, божественного разума, божественной истины, туранской активности. Это и есть туранская идея". [13]

Продолжало работу и «Туранское общество» под руководством  Гюлы Пекара (Gyula Pekár), который заявлял в конце 1920-х «на границе между Востоком и Западом, мы играем роль передатчика, выравнивателя между двумя различными культурами и мировоззрениями, и таким образом мы продвигаем священную цель: воскрешение великой и неповрежденной Венгрии[14]».

Некоторые сторонники венгерского туранизма, в первую очередь Иштван Мезей, настаивали на приоритетном развитии связей с Японией и Финляндией как «туранскими» державами. 

«Туранский» стиль стал частью венгерской культуры начала XX века. Например туранистские мотивы характерны для Кёрёшфой-Криш Аладара, оного из ведущих художников венгерского стиля «модерна» (см. например работу «Танцевальный круг вокруг шамана»).

Среди других деятелей культуры, которых привлекал туранский стиль, могут быть названы:

Эдён Лехнер (1845-1914) — архитектор, создавший новый национальный архитектурный стиль с использованием элементов венгерского народного творчества, персидского, сасанидского и индийского искусства.  Карой Кош (1883-1977), архитектор, писатель, график, издатель, один из ведущих представителей народного варианта венгерского модерна, близкого к английскому движению Arts & Crafts. В 1920-м выходит в свет эпическое произведение венгерского национального поэта Андора Козмы «Туран», прославлявшее степные корни венгерского народа.

Ещё одна интересная персона межвоенного венгерского туранизма — художник Ференц Зайти Он был одержим идеей гунно-венгерскихх и индийско-венгерских связей, часто ездил в Индию, приглашал в Венгрию Рабиндраната Тагора, встречался с Ганди, Мустафой Кемалем Ататюрком.

Учитывая комплексный и всепроникающий характер венгерского туранизма (политика, культура, наука) установление коммунистического режима лишь частично прекратило развитие этого интеллектуального движения. В культуре и науке оно сохранилось, а многие деятели даже не подвергались серьёзным преследованиям, что позволило сохранить историческую преемственность.[15]

Современная Венгрия: От Туранизма к Евразийству

Возрождение интереса к туранизму в современной Венгрии произошло в 1990-х, а в начале 21-го века он стал сначала частью официального дискурса крупнейшей националистической партии «Йоббик», а позже и частью официального дискурса правящей партии «Фидес», что иногда выливается в специфические экзотические практики.

В частности, в 2012 году венгерское правительство пригласило венгерскую народную певицу и тувинского шамана для проведения специальной «очистительной церемонии» на короне Святого Стефана, чтобы наделить ее — и, соответственно, всю страну — положительной энергией. Во время одного из визитов в Казахстан Виктор Орбан заявил, что «венгры считают себя потомками Атиллы гунно-тюркского происхождения».

В другой раз Орбан аргументируя необходимость национального единства, заявил, что Венгрия является «наполовину азиатской» нацией[16].

В 2018 году Венгрия присоединилась к Тюрскому совету и Парламентской ассамблее тюркоязычных стран в качестве наблюдателя. Во время конфликта в Нагорном Карабахе в 2020-м Будапешт открыто поддержал Азербайджан, а после победы Баку выразил желание участвовать в восстановлении отвоёванных азербайджанских территорий[17].

«С тех пор, как «Орбан и Фидес» пришли к власти во второй раз, в 2010 году туранизм превратился в нечто вроде официальной правящей идеологии», — отмечает критик Орбана Якоб Микановски[18].

По мнению этого автора, кулитивируемое национал-популистами Фидес «гуннское прошлое, военное, автократическое, патриархальное, явно противостоит современному либерализму». При этом, и «туранская идея», которая нацелена на осмысление венгров как восточного народа, родственного народам Евразии, и христианская идея Венгрии как оплота Европы от нашествий с Востока и Юга, имеют одного общего врага. И враг этот — западный либерализм[19].

Правительство Виктора Орбана в своей внешней политике совмещает обе перспективы. С одной стороны, оно негативно относится к потокам миграции с Ближнего Востока и наиболее рьяно из правительств стран ЕС подошло к защите своих границ от проникновения мигрантов. Орбан не стесняется заявлять о христианских ценностях. При этом Венгрия развивает тесные контакты с Россией, Турцией и Китаем и помнит о своей евразийской прародине.

Такая позиция — сочетание как туранистских, так и консервативно-христианских эелементов заставляет ряд исследователей говорить о «венгерском евразийстве», как о новой форме осмысления места Венгрии в геополитике и истории консервативной частью элиты. На смену просто туранизму приходит евразйиство..

В начале 2010-х открыто о венгерском евразийстве как политической идеологии и геополитической ориентации говорила партия «Йоббик», которая однако, позже отошла с этих позиций[20]. Однако концепт «венгерского евразийства» уже был введён в политический лексикон[21].

Такое евразийство является отчасти реакцией на эксцессы современного либерализма, который считывается как аморальный и чуждый духовно-нравственным традициям венгерского народа. Обращение к собственной идентичности в венгерском контексте означает, однако, и обращение к туранской, то есть неевропейской, составляющей этой идентичности.

«По сути, новые сторонники нравственной политики отвергают повестку дня либерализма как неместную, — отмечает работающий в Британии венгерский учёный Умут Коркут. —  В венгерском контексте этот отказ сопровождается поиском более выгодной альтернативной геополитической ассоциации, которая проявляется в форме евразийства»[22].

С 2019 года Центральный банк Венгрии проводит Budapest Eurasia Forum — международный форум экспертов, прежде всего экономистов, и представителей бизнеса. В форуме принимают активное участие представители Китая, но также россияне и казахстанцы.

На форуме 2020-го года Управляющий ЦБ Венгрии Дьёрдь Матольчи заявил, что в мировой геоэкономике грядет новая эра — эпоха Евразии. По мере того, как Атлантический период медленно подходит к концу, «мы находимся в начале еще одного 400-500-летнего периода», — цитировало его выступление издание Hungarian Insider[23].

Связанные с этой инициативой эксперты понимают евразийское сотрудничество как, прежде всего, ориентированное на Китай. Они говорят об «устойчивом развитии», экономике, технологиях, но также и о многостороннем подходе в международных отношениях.

Как отмечает венгерский исследователть Петер  Балог «Венгрия является показательным и актуальным примером страны, переживающей частичную, но значительную переориентацию» географического метанарратива:

«Хотя до недавнего времени она четко видела свое место в Европе, а также в пределах нынешних границ страны, в последнее время были предприняты значительные усилия по сближению с некоторыми евразийскими обществами, не в последнюю очередь с Турцией, Россией и Центральной Азией. Такие ориентации основаны не только на чисто геополитических и геоэкономических соображениях (как в ряде западных стран), но и подкреплены новыми старыми метанарративами, такими как неотуранизм и другие формы "евразийства"»[24].

Атлантистски ориентированные исследователи серьёзно опасаются, что опираясь на зарождающийся "азиатский дискурс" и неудовлетворенность европейской политикой Венгрия может стать стратегическим партнёром России и Турции в противостоянии с Европой[25].

Заключение

Пример Венгрии показывает актуальность евразийской политической философии и шире «евразийского комплекса» идей для современной геополитики. Изучение венгерского туранизма и сравнение его с русским евразийством может высветить точки соприкосновения, которые позволят вести серьёзный интеллектуальный диалог. Туранизм влияет на венгерскую идентичность, а значит и политику и культуру до сего дня. То, что в версии Виктора Орбана туранизм приобретает более сбалансированный, «евразийский» характер также крайне важно.

Исторический межвоенный туранизм имел во многом антиславянскую и «антиарийскую направленность». Очевидно, что последнее является аберрацией псевдонаучных теорий конца XIX-начала XX века. Прежде всего это касается западного расизма, в первую очередь германского и англосаксонского, который превозносил “арийские” народы над “неарийскими”. Венгерские туранисты восприняли это расистское мировоззрение, лишь поменяв в нём знаки – с плюса на минус, но сохранив искусственную дихотомию культурных “арийцев” и “диких” азиатов туранцев.

Однако с точки зрения беспристрастного социологического и культурно-антропологического анализа, и тюрки, и индоевропейцы, и угорские предки венгров принадлежали к одному и тому же типу общества, который можно назвать именно туранским. Это были изначально кочевые, патриархальные, воинственные племена Евразии с предельно схожими мифологическими, социальными и моральными системами. Если чему и противопоставлять Туран, так это современной западной либеральной цивилизации.

Если обратиться к ноологическому анализу (который, например, предпринимает Александр Дугин[26], то Венгрия, как наиболее туранская страна Восточной Европы, уже де-факто является хранительницей этих ценностей. Более того, это ценности, лежавшие в основании и самой европейской средневековой цивилизации[27]. Такой подход может дополнительно обосновать и непротиворечиво объяснить тот синтез, который венгерские консерваторы осуществляют бессознательно – объединение нарративов туранизма и средневековой по духу идеи Венгрии как защитницы христианской Европы.

Если венгры смогут окончательно очистить свой туранизм, своё евразийство от расистских и антиславянских, в том числе антирусских настроений, то это станет настоящей интеллектуальной революцией. Теоретически, венгерский народ обладает всеми предпосылками, чтобы создать своё евразийство, отчасти похожее, а отчасти нет,  на русское, или даже турецкое, учитывая развитие евразийских исследований в современной Турции. Практически в этом направлении развивается официальный дискурс Виктора Орбана. Однако такое «стихийное» евразийство требует концептуального и доктринального оформления.

Евразийство – единственное идеологическое и философское направление, которое примиряет идею обращения к востоку и сохранения христианских ценностей, которое не видит в восточном происхождении венгров символа отсталости или ущербности, которое обращает приоритетное внимание к миру и культуре Великой Степи Евразии. При этом, евразийство не антагонистично по отношению к славянскому началу, а именно в окружении славянских народов живут венгры.

Такая евразийская Венгрия могла бы стать новым полюсом силы в Восточной Европе, полюсом осознанной идеологической альтернативы.