После однополярного момента, после противоречий: исследование когнитивной коллапсологии

Дорогие друзья,

Я начну с описания глобализированной системы в целом, а затем перейду к внутренним нюансам. Все человечество переживает полную и все возрастающую противоречивость. В этом и заключается главный эффект глобализации, и никто не застрахован от него. Глобализация – это ускорение коммуникаций и сокращение расстояний за счет технического прогресса. Согласно декартовскому определению, пространство – это „partesextrapartes”, но оно становится „partesintrapartes”, части проникают друг в друга, что вызывает большую путаницу в планетарных масштабах. Все различия, все границы, и идентичности подвергаются атакам, ранее разделенные уклады и культуры в настоящее время сливаются, смешиваются, перемешиваются, превращаются в новые гибридные, составные, сложные, амбивалентные, неоднозначные, андрогинные, химерные формы.Мы это ясно видим, и хотим еще больше ускорить это бессвязное глобальное смешение: это однополярный и постнациональный проект, поддерживаемый всевозможными глобалистскими лобби. Но мы также можем оставаться бдительными в отношении опасностей этого бессвязного глобального объединения и стремиться организовать его в многополярном и когерентном ключе, сохраняя хотя бы минимальные различия между укладами и идентичностями, то же и в отношении государств: именно антиглобалисткий многополярный проект мы предлагаем защищать в Кишинёве.

Проявляется новая геополитическая парадигма, которая основана на конфликте между когерентностью и противоречивостью, что предопределяет и все остальное. Однополярный атлантизм, который умудрился скомбинировать теорию превосходства белых с сионизмом, джихадизмом и ЛГБТ (как мы это видим на примере Украины), – это полный отказ от слаженности, это культура „чего угодно”, которая стремится втянуть весь мир в свое безумие путем слепого насилия. С другой стороны, евразийские державы (Россия, Китай, Иран и др.) характеризуются прагматичным реализмом, нацеленным на сохранение контроля над своим развитием, сдерживание разрушительных последствий глобализации и восстановление минимальной слаженности в этом глобально разобщенном мире. Характер политического режима в данном случае является второстепенным. Если побеждает атлантизм, если побеждает разобщенность, то это, несомненно, означает вымирание всех форм цивилизации. Как реагировать на эту угрозу? Нападение бесполезно, тут хорошей защиты достаточно. Однополярный атлантистский проект не жизнеспособен и самоуничтожается, разрушаясь под тяжестью собственных противоречий.

Дмитрий Орлов, теоретик коллапсологии, выделяет 5 этапов коллапса цивилизации: финансовый, торговый, политический, социальный, культурный, к которым можно добавить психологический и когнитивный коллапс. С 1970-х годов на капиталистическом Западе наблюдался массовый психологический коллапс, который привел к настоящему взрыву всевозможных психических патологий. Сегодня наступил новый этап, а именно – отмена в массовом понимании различий между нормальным и патологическим, и в более широком смысле – между нормальным и анормальным, когда в результате релятивистского подхода возникает новая иерархия, в которой анормальное утверждается как нечто,стоящее выше нормального.

До XVIII века социальная норма, правило, которому было необходимо следовать, определялось широким консенсусом, который все должны были ее соблюдать. Коллективное превалировало над индивидуальным. С тех пор как Бернар Мандевиль написал свою „Басню о пчелах”, опубликованную в 1714 году под заголовком „Частные пороки – общественные выгоды”, либерализм разрушил этот баланс консенсуса большинства – осудив его как притеснение отдельных лиц и меньшинств, – а затем и вовсе переиначил определение нормы. Больше нет никаких нормативных правил, навязываемых отдельным лицам и меньшинствам, каждому индивидууму, каждому меньшинству принадлежит право на эмансипацию и определение своего собственного стандарта, и каждый должен принять это новое правило игры, а именно, что каждый может следовать своему собственному правилу игры. После «ликвидного» общества мы вступаем в общество в « газообразном » состоянии, где все общие нормы испаряются. Новой нормой становится то, что является наиболее удаленным от консенсуса: то есть, норма – это исключение, уникальный случай, инвалид, трансгрессивный, чудовищный. Очевидно, что эта центробежная и энтропийная система не в состоянии работать, а политкорректность лишь усугубляет ситуацию. Во имя равенства, терпимости и многообразия проводится государственная и частная политика, направленная на то, чтобы систематически восхвалять и давать преимущества меньшинствам, в том числе людям с психическими расстройствами: аутизмом, трисомией, булимией и различными видами зависимости, истерией, транссексуализмом, проблемами идентичности, переименованными в „текучую идентичность”, и т.д. Таким образом, психические расстройства становятся жизненным выбором, который необходимо научиться уважать и которые выставляются в качестве образца для подражания с помощью „позитивной дискриминации”. На Западе победила антипсихиатрия, эта антифрейдистская философская тенденция, которая отказалась проводить различие между психическим здоровьем и психическими заболеваниями.

Во Франции последствия такого переворота ценностных ориентиров являются драматическими. Все больше и больше людей делают бессвязные заявления, и все больше и больше людей перестают вести себя нормально, создавая впечатление, что на свете все больше и больше безумцев. Очевидно, не все становятся клиническими сумасшедшими, но способность к логическому мышлению, основанному на фактах, находится на грани исчезновения. Терпеливость и способность сосредоточиваться в течение длительного времени снижаются. Расстройство поведения и гиперактивность захватывают все общество. Вот почему я говорю о когнитивном провале, выходящем за рамки психологического. Рациональное мышление затемнено принципом наслаждения, захватывающим поиском острых ощущений, импульсивности, гиперчувствительности, гипернарциссизма, эмоциональной незрелости и бегства в виртуальные СМИ, реальности пост-фактульности и мира пост-правды. Владение языком, письменным и устным, утрачивается и движется к постепенному отказу от человеческого языка и артикулируемого мышления. Интеллектуальный потенциал населения находится в свободном падении, в том числе в высших эзотерических сферах власти, которая является не олигархией, а идиократией, состоящей из идиотов, не способных понять, что их управление через хаос (Ordoab chao) также губительно и для них. Власть тратит свое время на фрагментацию общества, но она сама же теряет единство и разлагается. Все без исключения этажи социальной пирамиды медленно погружаются в анархию и беспорядок. Отсутствие безопасности постоянно усиливается и все больше затрагивает буржуазные районы. Иммиграция частично ответственна за этот цивилизационный крах, но ведь именно коренные французы, все еще составляющие большинство населения, позволили Эммануэлю Макрону выиграть в 2017 году, и начнут все сначала в 2022 году. Полное разрушение французского самосознания также нарушает инстинкт самосохранения и ведет к неестественному и суицидальному политическому выбору.

Либеральный Запад и его монополярный проект стоят на грани погружения в иррациональность. Перед лицом этой больной и самодовольной системы возникает вопрос что делать? Во Франции люди с сколько-нибудь ясным умом обращаются за помощью к другим странам, в частности к Вишеградской группе и к России. Защищенная от либерализма до 1990-х годов, Россия выработала беспристрастное политическое и геополитическое видение, основанное на реалполитик. Перед лицом атлантизма Кремль применяет оборонительную стратегию „управления болезнью”. Никаких лобовых атак, поскольку объявленная оппозиция усиливает нестабильность системы и ее разобщенность. Не следует подпитывать делириум. Глобализм – это тролль: « Не кормите тролля!»

Чтобы понять русскую – но также и китайскую – геополитику, мы должны отказаться от этой либеральной когнитивной установки под названием индивидуализм, философская версия которого является эссенциализмом, и который приводит нас к тому, что мы смотрим на вещи как противостояние между индивидуальными сущностями, субстанциальными монадами. Однако система важнее, чем индивидуум. Поэтому необходимо принять системный, или кибернетический, подход, который ведет к восприятию вещей с точки зрения взаимозависимости между частями системы, вплоть до конфликта и с вовлечением в него.В России с советских времен существует большая школа кибернетики, которая занимается моделированием и прогнозированием социальных явлений, особенно в теории игр – „рефлексивным управлением”.

Такой подход открывает системное видение конфликта: чтобы нейтрализовать противника, уже не нужно атаковать « в лоб », а делать это путем интеграции и создания взаимозависимости между ним и мной, умножая петли обратной связи так, что при атаке на меня он ранил бы себя (кибернетика называет ответным ударом). Также это принцип « добродетельной поруки » – когда он делает добро мне, то делает и себе. Специалист по гибридной войне Андрей Корыбко в своих статьях подчеркивает, что Россия стремится позиционировать себя как балансирующий фактор между всеми сторонами, тем самым являясь беспристрастным арбитром и занимая центральное место в геополитической шахматной доске. В качестве примера Корыбко приводит дипломатические отношения между Россией, Израилем и Ираном и, в частности, евразийский интеграционный процесс, в который Москва хочет вовлечь Израиль, а также Иран. Российская стратегия здесь заключается в том, чтобы привести Израиль и Иран в систему взаимозависимости, которая автоматически примирит их. Мы говорим со всеми, мы поддерживаем связь со всеми, включая Нетаньяху, потому что именно этого и не хочет Нетаньяху! Эта целенаправленная выработка взаимозависимости между всеми геополитическими игроками является ключом к пониманию российской стратегии, которая должна стать великой Евразийской стратегией, от Лиссабона до Владивостока, носящий имя многополярный мир.

Чтобы предотвратить войну, уже сейчас необходимо предотвратить создание четко очерченных вражеских лагерей. Для этого необходимо создать максимально возможную взаимозависимость между лагерями противников, с тем, чтобы они были как можно более неясными и размытыми. На протяжении тысячелетий китайские стратеги говорили о победе в войне без боя. Это не значит ничего не делать, но это активное бездействие, которое действует выше по течению от заявленного конфликта, чтобы его предотвратить. Победа в войне без боевых действий означает предотвращение возникновения разделенных лагерей, которые противостоят друг другу напрямую. То есть, это поддержание контактов со всеми, поддержание взаимозависимости всех субъектов, с тем, чтобы конфронтация даже не произошла, или чтобы она не была прямой, или чтобы она затрагивала всех, включая агрессора, если она, наконец, произойдет несмотря ни на что. Именно так, и никак иначе, мы победим в войне против атлантизма и однополярного глобализма. Ты должен защитить себя от дьявола, но ты не должен лупить его. Ударить дьявола – значит, показать его хорошим и дать ему силу. Нападение на дьявола повышает градус общего насилия, тем самым усиливая нестабильность и общую разобщенность – а это то, чего хочет дьявол. Чтобы действительно повредить дьяволу, вы должны простить его за то, кто он есть, и интегрировать его в большую систему. Некоторые могут сказать, что этот холодный стратегический подход структурно похож на христианскую благодетельность, в духе Рене Жирара. Я тоже так думаю.

В заключение я хотел бы обратиться с призывом открыть новую главу в евразийских исследованиях, посвященную сближению христианской мудрости, азиатской мудрости и социальной кибернетики в том, что можно назвать геополитическим боевым искусством.

Источник - FLUX