Народ как хранитель Традиции в учении Рене Генона
Исполнилось посмертная книга Рене Генона «Инициация и духовная реализация» всего лишь месяц назад наконец-то вышла на русском языке. В ней великий французский метафизик неожиданно обращается к проблеме элиты и народа и вносит оригинальный вклад в трактовку важнейшего вопроса Четвертой политической теории о народе как субъекте. Почему эти тезисы так важны?
Ровно 70 лет назад, 7 января 1951 года окончил свой земной путь Рене Генон – Абд-уль-Вахид Яхья, «раб Единого», которому он беззаветно служил всю свою жизнь.
Традиционализм геноновского толка подчас несправедливо воспринимается как учение элитарное, предназначенное для узких кругов, хотя сам метафизик неустанно опровергал подобное непонимание и нежелание вдумываться. Только что на русском языке вышла последняя книга Генона, над которой он работал в последние месяцы жизни и которая была издана уже посмертно – «Инициация и духовная реализация». В свете неоевразийского учения Александра Дугина о Четвертой политической теории и народе как ее субъекте чрезвычайно важное значение приобретает 28-я глава данного труда «Народная маска».
Обычно мало склонный к заметкам по поводу социально-политических вопросов, здесь Рене Генон снисходит до их специального рассмотрения. Опровергая заблуждение Юлиуса Эволы (хотя его имя здесь и не называется), который делал односторонний акцент только на элитарной воинской аристократии и презирал «хтоническую» духовность народных масс, Генон твердо заявляет о неразрывности связки аристократии и народа как двух полюсов хранителей Традиции. По его словам, даже высочайшие святые подчас скрываются под маской нищих и юродивых в гуще народа, но никогда не под видом средних, «буржуазных» слоев. По мнению Генона, элитарные инициаты не смогут никак воплотить Традицию в земной жизни, если не обретут прочную опору и основание в пассивном и пластичном народе, крестьянстве. Точно так же и народ без такой элиты будет подвержен разложению.
Именно простому народу, пишет Генон, «всегда может быть доверено хранение истин инициатического порядка, которые иначе рискуют быть полностью утраченными». Он признаёт, что сам по себе народ – лишь потенциальный резервуар, охотно впитывающий и хорошее, и плохое, исходящее сверху. Но без этого резервуара хранение Традиции в узких инициатических кружках Генон, в отличие от Эволы, считал невозможным. Народ для Традиции, по его словам, столь же необходим, как тело для души. Причем французский метафизик подчеркивает, что именно городские ремесленники и сельские крестьяне пригодны для роли хранителя элементов Традиции (ритуалов, мифов, общей картины мира и т. д.), даже если они не понимают их на осознанном уровне, в то время как буржуазия, «средние классы» с их «здравым смыслом» никогда не представляли из себя ничего, кроме материалистической и вульгарной «посредственности», для которой закрыт мир духа.
Несомненно, в этом Генон перекликается с другими авторитетными вдохновителями консервативно-революционных движений, от Рихарда Вагнера и Джона Рёскина до Константина Леонтьева и Освальда Шпенглера. Примечательно, что и такой трезвый политик, ничуть не склонный к фантазиям и экзальтации, как Меттерних – любимый образец для Эволы и Шпенглера – в письме к российскому императору Александру Iнастаивал на опоре монархии и аристократии на крестьянские массы и подавлении средних, буржуазных слоев, которые он считал наиболее опасной и подрывной силой для традиционного порядка. Заметка позднего Рене Генона возводит это правило из чисто прикладного в метафизический статус, увязывает его с общим геноновским тезисом о симметрии и опоре апофатической непроявленной Тьмы с ее дублем в хаотическом низу (глава «Совпадение крайностей»). В данном тезисе Генон раскрывает свои прозрения с неожиданной стороны, смыкаясь с парадоксальными утверждениями Алексея Лосева и Юрия Мамлеева. Ибо, в конце концов, «что вверху, аналогично тому, что внизу, дабы свершилось чудо Единого».