Мирча Элиаде: Illo Tempore, «бойкот истории» и крестьянский традиционализм

Для Мирчи Элиаде проблема времени является одной из основных, если не центральной. Разделение времени на священное и профанное, концепция «Вечного возвращения» и «ужаса истории» - возможно первые концепты, которые приходят на ум, при упоминании имени великого историка религий. И все они так или иначе связаны с проблемой времени.

«Террор истории»

В известной работе «Миф о вечном возвращении» Элиаде отмечает, как в ритуалах имитирующих образцовые акты бога или мифического героя, в рассказе мифа человек архаического общества отрывает себя от профанного времени и волшебно вновь входит в Великое Время, Illo Tempore, «время оно», священное время, изначальное время, максимально близкое к вечности.

Связь человека с этим изначальным временем вызывает «ужас истории»: традиционный человек пытается избежать линейной последовательности событий (которые, Элиаде рассматривает как пустые и ничем не нагруженные) и стремится вернуться к времени изначальному.

Вечное возвращение – это не просто жизнь в космических циклах. Это именно стремление человека вернуться во «время оно» - радиальное время души, проходящее через кольца времени и устремлённое к образу вечности.

Можно сказать, что существование человека в мире по Элиаде – всегда колеблется между двумя полюсами – историей и изначальным временем мифа.

При этом, под «историей» Элиаде подразумевает не время, направленное к некоей цели, например, эсхатологической, но понимание времени как «цепь событий неотвратимых, непредвиденных и обладающих своей автономной ценностью».

Эсхатология предполагает упразднение истории, а в христианстве содержится возможность через метанойю войти уже сейчас в illo tempore «история может быть обновлена — воздействием каждого верующего и через него самого — даже до второго пришествия Спасителя, когда она и все творение будут окончательно уничтожены».

Чистая «история» как чистая длительность появляется только с упразднением Бога в структуре мировосприятия человека Нового Времени.

Для Элиаде «линейное время истории» - то, что лишает человека свободы. Это время как постоянное накопление опыта, событий, исторических структур, лишённое возможности сброса, исправления ошибок, через возвращение к архитипическому сакральному времени давит и сковывает человека.

«Напротив, чем более он становится современным иными словами, лишенным защиты перед ужасом истории, тем меньше у него шансов творить историю. Ибо эта история либо делается сама по себе (благодаря тем зёрнам, что произросли из деяний, совершенных в прошлом, несколько веков или даже несколько тысячелетий тому назад: упомянем лишь последствия открытия земледельческих культур или способов обработки металлов, промышленную революцию XVIII века и т. п.), либо совершается все более ограниченным числом людей, которые не только запрещают своим современникам прямо или косвенно вмешиваться в созидаемую ими (или им) историю, но и сверх того обладают вполне достаточными возможностями, чтобы заставить каждого индивидуума выносить последствия этой истории — то есть жить в постоянном и нарастающем страхе перед ней. Свобода творить историю, которой так гордится современный человек, на самом деле иллюзорна почти для всего человеческого рода», — отмечает Элиаде в работе «Миф о вечном возвращении. — Архаический человек, хоть и совершает ошибки, но через возможность обращения к изначальному времени» сохраняет свободу уничтожить подобные ошибки, упразднить воспоминание о своем "падении в историю" и сделать новую попытку окончательного выхода из времени»

Noaptea de Sanziene

Борьба с временем, ностальгия по Раю и противопоставление Космоса и Истории являются знаковыми не только для научного, но и для художественного творчества Элиаде.

В этой связи можно особо выделить роман «Noaptea de Sânziene». Название отсылает к народному празднику в честь определённой категории фей, Сынзиене (ед. ч Сынзиана). Сам Элиаде в научных работах отмечал, что имя Сынзиана, возможно происходит от San(cta) Diana и культа Дианы в Дакии, который, возможно, переплетался с местным культом богини Бендис. К этому же кругу образов соотносится   Ileana Cosânzeana –  героиня румынских сказок,  волшебница с определёнными хтоническиим чертами, невеста главного героя, похищаемая змеем и освобождаемая главным героем.

Другая фольклорная фигура со схожим именем - Iana Sânziana – женский месяц – сестра солнца, которая, однако спасается от инцеста и брака с этим небесным светилом. Здесь мы видим другое астральное воплощение всё того же аспекта женственности.

«Noaptea de Sânziene» празднуется в ночь с 23 на 24 июня. В эту ночь по народному поверью «открываются ворота неба» и потусторонний мир входит в контакт этим миром. В это время также животные могут говорить и считается, что тот кто их подслушает, может узнать многие тайны. В целом в других аспектах – костры, прыжки через костёр – праздник схож с Иваном Купало или балтским Лиго и другими подобными праздниками солнцестояния.

Главный герой - Штефан Визиру на протяжении всего действия одержим проблемой Времени, точнее, проблемой ухода из Времени. Жизнь героя была отмечена двумя райскими состояниями: комнатой, к которой он получил доступ в детстве и встречей прекрасной Иленей в лесу на окраине Бухареста в Noapte de Zanziene (23-24 июня).

Встреча в ночь, когда двери неба открыты возвращает Штефана к познанию «изначального состояния», к глубокому опыту его собственного существования. Илеана – которую неслучайно зовут как архитипическую невесту народных волшебных сказок становится символ Знания и Жизни. Тоска по Илеане превращается в тоску по потерянному раю, моментом выходом из профанного времени и приобщения к сакральному.

Кстати, хотя это уводит в сторону – Штефан в это время женат на женщине, которую зовут Иоана. Момент, который может быть понятен только со знанием румынского фольклорного контекста.

В поисках разгадки возможности ухода из времени Штефан сталкивается с персонажем по имени Анисий, человеком, который попав в аварию, переосмыслил время и своё положение в нём.

«Этот человек открыл великую тайну, прошептал Стефан, наклонившись над столом. Он научился жить. Жизни, как целостное (тотальное) существо». Эта жизнь противопоставляется той жизни, которой живут остальные, где живут не они сами, а ткани, железы, автоматические рефлексы проживают их.

Описывая Анисия, герой, а вместе с тем и сам Элиаде отмечают потрясающую царственность и величие, с которым этот человек очищал от гусениц деревья в саду.

«Он очищал свои гусеничные деревья. Я наблюдал за ним и чувствовал его присутствие в каждом жесте. Перед деревом он ни на что не отвлекался, не думал ни о чём ином. Но я догадался, что дерево было ему полностью открыто. Это был не простой объект, один из тысячи подобных, как предстаёт перед большинством людей. То дерево, которое он чистил, открыло ему в тот момент всю вселенную. он видел ей во всей полноте».

Опыт травмы и неподвижности заставил Анисия осмыслить движение времени. И он принимает решение выйти из истории и перейти на космическое время, которое является ступенью к полному выходу из времени.

«Он учитывает только космическое время: день и ночь, восход и заход луны, времена года. И это космическое время, сказал он мне, однажды будет отменено для него. Но сейчас ему нужно время, чтобы найти себя. Найти себя, в метафизическом смысле слова: познакомиться с собой как целостным существом. И тогда он больше не отвлекается от переживания каждого существенного момента этого космического времени»

Для такого человека «новолуние или луна в целом, равноденствия и солнцестояния, восходы и сумерки не обладают как для нас только календарной функцией. Каждый из них открывает ему новый аспект всего Космоса».

Главный принцип такого существования – «не принимать любое время, кроме космического - не принимая, прежде всего, историческое время, время, когда, например, проходят выборы, Гитлер вооружается, а в Испании идёт гражданская война». Тогда природа, мир становится не просто местом отдыха духа, но напротив –«ключом к первым метафизическим откровениям: тайне смерти и воскресения, перехода от небытия к бытию».

При этом, этот человек, вернувшийся к простому крестьянскому существованию в романе нам открывается и как Император живущий в пространстве сказки, Император Анисий, находящийся в прямом общении с Богом (кстати вспомним характеристику космического христианства – где Христос и апостолы приходят на землю и обитают именно среди крестьян). Анисий и Штефан однако выражают две точки зрения на возможность выхода из времени.

Анисий надеется, что при завершении нынешнего цикла на смену фундаментально ошибившемуся человечеству придёт новое, которое «не живет, как мы, в историческое время. но только в мгновение, то есть в вечности». Штефан считает, что « выход из времени возможен даже в нашем историческом мире. Вечность всегда доступна для нас. Царство Божие всегда достижимо».

Выход из истории

Неприятие истории Элиаде, специфическую концентрацию на моменте выхода из времени в моменты переживания или столкновения с сакральным, обьяснеются по-разному. Есть даже точка зрения, что в этом выражается ностальгия по Родине, как потерянному раю, автора, прожившего значительную часть жизни в эмиграции.

Здесь действительно прослеживается специфическая связь с этническим контекстом, но несколько иначе. Антивременная (то есть преимущественно антиисторичная направленность Элиаде) можно соотнести с принципиальной антиисторичностью румынской крестьянской культуры.

Действительно, мы имеем место с особым случаем, румынский народ формируется в синтезе даков и римских колонистов, народов, живших в измерении государства и большой истории.

Однако, когда после 271 года римские легионы и колонисты уходят из Дакии, проходит более тысячи лет, пока в бывшей Дакии не появятся первые румынские государства. Более тысячи лет потомки даков и римлян оказываются как будто вне истории.

Лучиан Блага отмечает, что в этот период происходит принципиальное для румынской культуры событие -  уход из истории в атемпоральное «органическо-душевное существование». Он отмечает несколько румынских слов, этимология которых лучше всего отражает этот поворот.

Слово «pământ»  означает землю. Оно происходит от латинского «pavimentum» -  каменный пол, вымощенная булыжником улица. Слово – «bătrân» - старик – происходит от латинского veteranus. О обоих случая в румынском языке эти слова утратили своё «городское» «историческое значение» и приобрели новое, крестьянское.

Особо показателен случай слова «oaste» - в румынском «войско». «Oaste» происходит из латинского «hostis» - что означает «враг».  Само это слово отражает именно горизонт крестьянского существования, когда армия и военные являются по преимуществу врагами, приходящими извне.

Крестьянский традиционалист

«Бойкот истории», который Блага видит основой исторического существования румынского крестьянского мира, является и важной составляющей мировоззрения Элиаде.

Элиаде, особенно его обращения к архаическим и «примитивным» мифологиям не понять, не осознавая его глубокую внутреннюю солидарность с мировоззрением румынского крестьянина. Кстати, концепция космического христианства появляется у Элиаде при анализе «Миорицы», произведения имеющего особое значение и для Лучиана Блага.

Космическим христианством Элиаде называет народную веру европейского христианства, особенно крестьянства Юго-Восточной Европы. Это, по его мнению, не является пережитком язычества «не является ни новой формой язычества, ни синкретизмом язычества с христианством. Оно является совершенно своеобразным религиозным творением, где эсхатология и сотериология выходят на космические измерения».

Как отмечает Элиаде в работе «Аспекты мира»: «Космическое христианство жителей сельских областей исполнено ностальгии по природе, освященной присутствием Иисуса, ностальгии по раю, желанию преображения природы, пребывающей нетронутой и первозданной, защищенной от постоянных потрясений, завоеваний, войн, разорений. Это «идеал» земледельческих народов, постоянно разоряемых воинственными ордами кочевников и эксплуатируемых различными «хозяевами». Это также и форма пассивного протеста против трагедии и несправедливости истории, против того, что зло не выступает только как следствие индивидуальной воли и индивидуального решения, а оказывается сверхличной структурой исторического мира».

Не так давно, в лекции к семинару относительно метафизики третьей касты и крестьянства Александр Гельевич поставил вопрос о традиционализме третьей касты, отметив, что Генона можно соотнести с первой, жреческой кастой, а Эволу со – второй воинской.

Элиаде, конечно, не совсем традиционалист, в том смысле, в котором традиционалистами являются Генон и Эвола. Однако из мыслителей наиболее близких к традиционалистам именно Элиаде ближе всего по мироощущению относится к представителям третьей касты.

Генон ориентирован на созерцание неизменных принципов. Эвола на героическую борьбу и бескомпромиссное воинское существование. Элиаде – на космос, противопоставленный истории, на ритуальное обновление и поддержание баланса. Если Эвола ориентирован стилистически на образцы воинской доблести, то Элиаде на крестьянский и архаический ритуал, отсюда особая симпатия к «космическому христианству».

Его философия мене трагична, поскольку Элиаде везде пытается прочесть знаки скрывшегося сакрального -  не просто разоблачить кризис современного мира, закрытие яйца мира сверху, но увидеть возможность откровения в самых обыденных вещах.  Иерофанию, которая может проявится в самых обыденных вещах – в этом смысл большей части его литературного творчества.

При этом Элиаде удивительно этничен, что также не понять без обращения к его литературе. Элиаде историк религий и американский профессор пишет теоретические работы на английском и французском. Элиаде писатель пишет только на румынском и по большей части о Родине, из-за чего иногда переводы выходят раньше оригиналов.

Особое внимание к вопросам взаимоотношения полов в литературном творчестве, баланс между мужским и женским, своеобразная брачная символика Элиаде, ярко проявляющаяся в его литературном творчестве – также отсылает характерному маркеру третьей функции по Дюмезилю – отношениям между полами и «бытию к свадьбе».

Фигура Анисия из Noapte de Sanziene –  крестьянского «императора», который видит уход из исторического времени к времени космическому как ступень на пути к выходу из времени в вечность, - это крестьянский обособленный человек Традиционализма. То как фигура обособленного человека реализуется в крестьянском контексте, где в труде такой человек порывает с современным миром и достигает видения всего космоса в целом.

С другой стороны, показателен финал «Noapte de Sanziene – Штефан в конце концов встречает Илеяну – героиню с именем невесты из румынских сказок в лесу на окраине Парижа, их воссоединение венчает смерть в автомобильной катастрофе. Бытие к смерти и бытие к свадьбе совпадают. Но, как заканчивает роман Элиаде этого «последнего, бесконечного момента будет достаточно».