Империя в теории международных отношений

Сегодня мировая история, вопреки известному тезису Фукуямы, не готова облачиться в саван, а стоит перед перспективой другого начала, своего фундаментального обновления. В связи с возросшим вниманием мировой политической элиты к возможности возникновения нового международного порядка, основанного на многополярности, мы констатируем агонию однополярного момента и готовы к парадигмальному переходу. Это обязывает нас основное внимание уделить прежде всего тщательной деконструкции понятий, правовых систем и основополагающих концептов, которые должны быть заложены в фундамент многополярного мира. Одной из таких ярких идей, требующих особого рассмотрения, является идея Империи, которая в XXI веке с новой силой вторгается в сферу Политического.

 

На протяжении всей истории имперская идея претерпевала серьезнейшие парадигмальные изменения. Можно выделить два истока концепта Империи: 

1) Древний Рим, понятие imperium sacrum. «Языческий империализм». Римская Империя и Византия.

2) Современное понятие империализма, как глобального проекта максимальной экспансии и гегемонистского порядка, восходит к Британской Империи (колониальный порядок, основанный на доминации). 

 

Империя является структурой традиционного общества, или классической/античной системой по классификации Барри Бузана и Ричарда Литтла. Имеющая фундамент в трансцендентной духовной сфере, Империя премодерна выстраивает свой порядок не в рамках географических границ, а по мере влияния структурирующей Идеи и обладает не колониальным, но холистским характером. Не универсальным, но уникальным. Имперский порядок представляет собой политическое объединение цивилизационно родственных территорий с единым стратегическим центром (полюсом). 

 

Духовное ядро Империи равноценно правовому кодексу и составляет с ним единое целое. При этом, в обществе действует аристотелевский принцип «единства многообразия» и проживающие на территории империи этносы не ассимилируются, а сохраняют свою идентичность вследствие права на самоопределение. Онтологически именно из разнообразия воплощенных форм благодаря индивидуальной энтелехии выстраивается высшая коллективная идентичность и сохраняется бытийный порядок.

 

Переход от классической системы происходит в Новое Время, начиная с 1648 года (год Версальского договора), и его последним этапом можно считать окончательное утверждение идеи Нации в ходе Французской Революции. Воцаряется якобинская модель, и формат национальных государств становится приоритетным в международных отношениях. Луи Дюмон утверждает, что культ нации имеет своим истоком ценность индивидуализма и представляет собой тип глобального общества. Духовно-религиозные основы общества становятся второстепенным фактором,  происходит жесткая сепарация права. Империализм колониального толка, получивший своё начало в эпохе Pax Britanica, зиждется исключительно на материалистических основаниях и борьбе за территориальное влияние.

 

Национальные государства, которые являются основополагающим субъектом в реалистской теории МО, теоретически существуют до сих пор. Однако после сокрушительного падения Вестфальской системы субъектность обретали иные образования, ставшие концентрацией суверенитета на международной арене. Венская геополитическая система была практически первой системой международных отношений, в которой акторами были не только национальные государства, но и их коалиции. Баланс сил устанавливался среди пяти великих держав: Англия, Россия, Пруссия, Австрия и Франция. Но их политика оставалась колониально-империалистической и продолжала силовые линии модерна, минуя религиозные и этно-социологические характеристики распределяемых между блоками территорий, что и привело к конфликту Первой Мировой войны.

 

Во второй половине ХХ века новыми акторами de facto становятся два полюса силы – США и СССР (Ялтинская система), конкурирующие за распространение собственного влияния на остальные государства, не обладающие достаточным суверенитетом для выстраивания независимой политики. После 1991 года de facto в мире воцаряется бескомпромиссная однополярность, но политологический дискурс официально продолжает оперировать с системой национальных государств, утратившей своё значение еще в начале 20 века.

Единственной державой, сохранившей суверенитет и силовой потенциал, стали Соединенные Штаты Америки. Уровень политической значимости, по Шмитту, определяется в ситуации конфликта и основан на способности принятия суверенных решений. В этом смысле, политической значимостью в полном объеме обладает только один полюс – США. 

Изначально построенные на принципе «свободы от», США в своей внешней политике вполне логично преодолели и заложившую основы их государственности Доктрину Монро. Будучи сформированной в 1823 году президентом США Джеймсом Монро, она надолго стала основополагающим столпом американской внешней политики. Суть этой доктрины заключалась в том, что Соединенные Штаты в своей политике должны руководствоваться непосредственно интересами государств американского континента, не допуская гегемонистского влияния Европы. Именно в этом Карл Шмитт усматривал возможность построения «Больших Пространств», должных прийти вместо национальных государств.

Однако позже Америка выходит за рамки, установленные Доктриной Монро, и сама берет на себя роль мирового арбитра, утвердившись в перманентной экспансии. Этот шаг уводит американскую цивилизацию от возможности построения порядка «Больших Пространств» в сторону колониальной гегемонии, манифестом которой стала написанная в 1902 году работа британского экономиста Джона Аткинса Гобсона под названием «Империализм».

Либерально-демократическая идеология выхолощенного модерна, оторванная от архаических европейских корней, в Америке достигает пика своего развития. ManifestDestiny трансформируется в тотальную мировую экспансию – проект Нового Мирового Порядка. Фундаментальный анализ этого проекта был проведен антиглобалистами неомарксистского толка: Антонио Негри и Майклом Хардтом. Глобальная Империя, которую описывают Негри и Хардт, в правовом отношении не имеет истока в империализме по причине децентрализации власти. Она преодолевает также и пространственные границы. Они пишут:

«Идея Империи определяется прежде всего отсутствием границ: её владычество не знает пределов. Первое и самое главное в концепции Империи – это утверждение системы пространственной всеобщности, то есть по сути, власти над всем «цивилизованным» миром. Никакие территориальные границы не ставят пределов этой власти» (Негри-Хардт, «Империя»).

Негри и Хардт утверждают, что глобальная Империя, основанная на сетевой структуре и децентрализации власти, является совершенно новым проектом, который не имеет ничего общего с традиционным империализмом, представляющим собой экспансию воли национального государства. США, являясь талассократической державой, достигает логического развития своей морской сущности именно в окончательном низвержении пространственных императивов. Карл Шмитт в своей работе «Номос Земли в правах народов» подчеркивает, что «Море не знает такого очевидного единства пространства и права, порядка и локализации».

 

В фундаментальном труде «Теория Многополярного Мира» Александр Дугин  пишет: «Империя в контексте Постмодерна является сетевой (а не пространственной) структурой. Она практически совпадает с гражданским обществом, так как основана на абсолютизации либеральных ценностей и принципов, а отнюдь не на архаических принципах иерархий» (А.Дугин, ТММ).

 

Однополярный мир, каким мы его знаем, имеет в своей основе «мягкий» либерально-демократический террор. Претензия западной идеологии на универсальность отрицает Justus hostis – законность врага, признаваемую старым международным правом (Jus publicum europaeum) за каждым политическим субъектом. Вместо этого США, уверенные в необходимости насаждения демократии по всему миру без учета социальных, культурологических и политических особенностей того или иного народа, пользуется правом justa causa (справедливое дело).

 

Ален де Бенуа: «Шмитт показывает, что идеологические и «гуманитарные» войны нынешнего времени,  которые лишают врага моральных качеств вместо того, чтобы признавать в нем противника, мотивы которого, даже ведя с ним борьбу, можно признавать, приняли эстафету от религиозных войн. Они демонстрируют точно такой же безжалостный и тотальный характер».

Такое позиционирование означает выход за рамки Политического. Необходимая для постулирования Политического пара «Друг-Враг», которая представляет собой экзистенциальную дифференциацию, в условиях постмодерна размывается.В современном политологическом дискурсе концепт Империи имеет вес лишь в постмодернистском ключе, как глобальная Империя, описанная Негри и Хардтом. 

 

Тем не менее, в 20 веке можно было наблюдать рост интереса к имперским проектам, в частности, в Веймарской Республике.  

 

После 1933 года уже официальные круги Германии стали активно обсуждать идею Рейха. Карл Шмитт, разрабатывающий понятие «больших пространств» (Grossraum), выдвигал концепт империи в качестве основной отправной точки для нового политического порядка в международном праве. Фундаментальным расхождением шмиттианского концепта «Рейха» с Рейхом национал-социалистов, стало постулирование последними в качества централизующей силы национального приоритета, тогда как Рейх в консервативно-революционной оптике обладал цивилизационным измерением, основанным на альянсе народов, что в гораздо большей степени соответствует актуальному потенциалу международных отношений.

Циничный и уже давно не скрываемый отказ лидирующей сверх-державы признавать за другими государствами уникальнуюсубъектность приводит в наше время к пробуждению их самосознания и возможности построения многополярного мира. Самюэль Хантингтон еще в 90х годах писал, что «глобальная политика стала многополюсной и полицивилизационной». Французский философ, политик и теоретик движения «Новые правые» («NouvelleDroite») Ален де Бенуа выдвигал «концепт плюриверсума», в противовес унификации и гомогенизации мировых процессов.

 

Основой для построения Больших Пространств становится цивилизационная, культурная общность. Это в первую очередь геополитическое объединение, основанное на фундаментальном противостоянии англо-саксонсокой и евразийскойпарадигм.

ТММ: «Большое пространство оперирует с исторической и сакральной картиной мира. Для теории Больших Пространств субъект – это народ, конкретный органический коллектив».

Народ, противостоящий гражданскому обществу как обезличенной массе постмодерна. «Мыслящее присутствие» - против двухмерной фрагментации, «метаязыка банальности».

Итак, в области международных отношений мы имеем Цивилизации (Хантингтон) – культурное, социологическое объединение ОБЛАСТЬ МО.

 

Империю же мы предлагаем в качестве наиболее конгениальной Цивилизациям и Большим Пространствам формы политического объединения. Империя представляет собой наднациональное политическое образование, которое, как подчеркивает Ален де Бенуа, «apriori совместимо с разными формами правления», то есть может быть как монархической, так и аристократической или демократической, в соответствии с цивилизационным кодом.

Идея Империи как политической формы цивилизации, концептуально противостоящей Новому Мировому Порядку постмодерна, сейчас представляет из себя преконцепт – по Шмитту, предшествующий правовому статусу в МО. Для полноправного обоснования этих идей и преодоления глобальной сетевой системы, которая автономизируется от какого-либо центра власти, правительства и пространственных императивов, необходимо обращение к интеллектуальному ядру каждой из цивилизаций в процессе противопоставления. Это будет радикальным ответом высшего гуманизма, категорическое «нет» виртуальной пост-реальности.

Американские политологи уже вынуждены признавать начало многополярной эры. Но в качестве серьезных акторов готовы рассмотреть лишь Америку, Европу и Китай, полностью сбрасывая со счетов Евразию. Место для неё отводится лишь в так называемом «втором мире». Но за этим скрывается панический ressantiment к возрождению Хартленда, не собирающегося становиться западной колонией. 

 

Построение четвертого, евразийского полюса требует в первую очередь обнаружения и активизации стратегического центра евразийской цивилизации. Совершенно ясно, что таковым может быть только Россия, которая в сложившейся геополитической ситуации обязана со всей ответственностью взять на себя роль структурирующей оси, «Pivot area». Известнейший французский политолог и геополитик Эмерик Шопрад настаивает на том, что именно Россия является залогом дальнейшего развития событий. От её стратегической ориентации зависит установление многополярного миропорядка.

 

О стратегическом полюсе цивилизации, в задачи которого входит оформление идеологии, а также разработка стратегического проекта и тактических решений, Александр Дугин в «ТММ» пишет: «Эта инстанция является условной и выводимой чисто умозрительно, как умозрительное пространство, где концентрируются решения, затрагивающие в той или иной степени сферу международных отношений. Этот стратегический полюс и есть полюс многополярного мира, поскольку мир цивилизаций открывается как многополярный именно за счет пересечения интересов или оформления конфликтов, проходящих через инстанцию полюса».

 

Парадоксальность и отказ от действия прямыми, логически выверенными, чисто западными путями – вот та особенность России, что всегда ужасала и восхищала весь мир. Россия всегда действует не благодаря, а вопреки всем законам и правилам.

 

Станем ли мы утверждать, что порядок Империи – наше будущее? Мартин Хайдеггер строго разделял понятия Будущего и Грядущего, Прошлого и Бывшего. Только то, что наличествует в со-бытии, имеет свой вечный, непреходящий лейтмотив, неуничтожимо вне зависимости от факта проявления в настоящем.

 

Империя оперирует с Вечностью. Преходящее для неё глубоко второстепенно.  И сейчас, когда туман иллюзий начинает рассеиваться, мы заявляем о своем намерении реконструировать вечный порядок – порядок Империи.