Гераклит. Величие тьмы

«Там липкий ужас мирозданья

И треск вращения планет

Вокруг рифмованных преданий

О Вакхе-Солнце (мой Завет!).»

Анатолий Ливри, «Лицом к лицу»,

Великие курганы Уппсалы, 21 ноября 2016

Вечность требует от собеседника тишины и полумрака. Подготовка диалога с ней, это долгое аполлоническое созерцание, душевная муштра, после коей наконец запросто принимаешься распознавать вибрацию Ночного Солнца — чуешь полёт тихого ангела. В процессе такой митраической тренировки мгла медленно переливается внутрь, заполняя без остатка тело, единяя его с душой, тем самым преступно возвращая тебя, беззаконника, в детство, наделяя смесью ребяческого бесстрашия да древней мудрости. Однажды именно в сей темноте, точно Данте своего знаменитого проводника, повстречал я Гераклита, ставшего моим толмачом с вечностью, и вот уже девять лет не покидаю я его. Так что же на этот раз поведает нам Гераклит, и, кстати, не извратил ли его англиканский святой? — коего, может статься, Герман Дильc c Вальтером Кранцем удостоили незаслуженным доверием...

Fragment 23 : Δίκης ὄνομα οὐκ ἂν ᾔδεσαν, εἰ ταῦτα μὴ ἦν. Clemens von Alexandria, Stromates, IV, 10, 1.

Да Гераклит тут просто-напросто распят климентовской смесью! Ну а крест его врыт где-то меж тенью раввина Шауля и силуэтом не менее уродливой предтечи киликийского фарисея — Сократа. Казнён же в Строматах Гераклит со всем безбожным энтузиазмом александрийского архивиста, полуспятившего от библиотечных миазмов. Однако... Гераклит-брахман, подчас искавший убежища в храме Артемиды, да презиравший одновременно как эфесское «большинство», так и пиршества царей-варваров, — о какой Δίκη учил он? О дочери ли Зевса, опекаемой «чёрными» (неполиткорректный фиванский женский же (SIC!) хор Эсхила dixit) эриниями — всевластными рабынями матриархата? Или о будущей сократической вере в людскую добродетель, коя, якобы, воспитывается оптимистической дрессировкой целых поколений чандал-диалектиков, — наподобие нашего Климента? А может Гераклиту тёмному (σκοτεινός, вроде мрака, разбрызгиваемого колесницей Нюкты, возвещаемой Орестом в Хоэфорах) здесь припомнился дуализм тридцатой авестианской ясны, той, что была в чести при дворе Ахеменидов? Кстати, если уж речь зашла о персидских владыках, обратимся к антропологическому опыту другого последователя Заратустры, а именно: «Vieles, das diesem Volke gut hieß, hieß einem andern Hohn und Schmach: also fand ich's.» Ну, а ежели образ Δίκη разнится в зависимости от переоценки «справедливости» различными народами, что уж можно заключить о мировоззрении их насмешливых и не менее разношерстных Богов... Как вам на вкус моя этно-теологическая юриспруденция?