Геополитика и глобализм

Общность и различие в фундаментальных философских подходах

Мы привели несколько теорий, обосновывающих глобальность как явление, как философское понятие, позволяющих взглянуть на широкий спектр социологических, политических, экономических, стратегических, культурных и иных процессов с позиции глубинных принципов. Каждый из упомнутых авторов на свой лад трактует глобальность, мир, человечество, пространство, планетарность. Кто-то настроен критически, кто-то апологетически, но все они сходятся в том, что глобальность и, следовательно, глобализация и глобализм имеют под собой серьезное основание, коренящееся в бытии, в природе мира, общества, человека, истории.

Основными здесь являются такие понятия, как «глобальное целое», «планетарный горизонт», «глобальный город», «интуиция мира», «динамика игры». Можно ли применить геополитический анализ к этому уровню осмысления глобальных процессов (а также к их проектированию и практической реализации) ?

Мы полагаем, что можно. Но эта возможность не является само собой разумеющейся и требует от нас обращения к фундаментальным принципам самой геополитики.

Пять пунктов

Во-первых, ключевой посылкой геополитики явлется отношение к мировому пространству как к пространству качественному, в котором воплощены и природные, и социальные, и воображаемые, и проектируемые смыслы. И здесь остается только соотнести геополитическое понимание качественного пространства и его толкование в глобализме.

Во-вторых, геополитика по определению глобальна, т. е. отличается видением политических, стратегических, экономических и культурных процессов в планетарном масштабе. Следовательно, глобальный взгляд для геополитиков естественен.

В третьих, социологическое измерение геополитики заставляет ее обращать внимание, в первую очередь, на общество, его структуры, динамику, трансформации и поведение в пространственной среде. Глобализм предполагает трансформацию общества и появление его новой версии — глобального общества 15. Геополитика вполне может поставить перед собой цель — исследовать отношение этого «глобального общества» к пространству.

В четвертых, сама геополитика традиционно оперирует термином «Большая Игра», рассматривая соперничество между собой мировых держав как сложный и многомерный исторический турнир, настолько захватывающий, что превосходит прагматику, рационализацию, осторожность и длится в течение многих поколений. Взглянув на это с философской точки зрения, невольно задаешься вопросом: а не является ли противостояние Суши и Моря, «великая война континентов», «Большая Игра» выражением какого-то невыясненного пока метафизического принципа — сродни максиме Геродота о том, что «вражда — отец вещей». Правда, геополитики перефразируют ее так: «Вражда Суши и Моря есть отец истории». Но тот же Гераклит учил об играющем ребенке. «Игра как образ мира» и «война как образ мира» — очень близкие друг другу образы. У Ойгена Финка есть трактат о человеческом насилии16, выстроенный на развитии интуиций Гераклита. То же самое относится и к Костасу Акселосу17.

В пятых, философская близость «войны» и «игры» тем не менее не должна затмевать собой их фундаментальных различий. Исследуя природу игры как основу человеческой культуры18, Й. Хейзинга подчеркивает, что агрессия, проявляемая в игре, имеет четко обозначенные границы: она остается в пространстве условности, по эту сторону баррикад, внутри одного и того же коллектива, внутри «своего». Хейзинга приводит примеры игры из животного мира: два щенка, играющие друг с другом, при всей схожести жестов, действий, поз, рычания и т. д. с настоящей битвой никогда не доходит до прокусывания друг другу уха: даже у зверей есть зачатки представления об «игре» (со своими) и «войне» (с чужими).

На этом примере можно понять существенную, фундаментальную разницу между глобализмом и геополитикой: геополитика (по меньшей мере, классическая) мыслит мир дуально и, значит, «игра» для нее лишь эвфемизация «войны», другое имя «войны». Это принципиально и составляет сущность геополитики и ее метода. Для геополитики «целое» (totum) обязательно будет рассматриваться либо со стороны Суши, либо со стороны Моря, т. е. будет либо сухопутным, либо морским. То же самое касается мира, человека, общества, планеты, интеграции и т. д. Геополитика истолковывает все с присвоением вышеуказанного индекса. Если победит Море, то человечество станет жить по его законам, качественное пространство будет осмыслено в духе Карфагена, Венеции или Великобритании; по этой же модели будет строиться глобальное общество, таким же морским будет «блуждание» (вспомним «кочевников Моря» и «кочевников Суши» Макиндера) и т. д. Если победит Суша, то возникнет другое общество, другая глобальность, другой мир, другое человечество — это будет абсолютизация Рима, Спарты, Империи Чингисхана или Россий­ской Империи.

 Целое и половина

Глобальное видение отличается от геополитического тем, что не признает базового дуализма, и даже войну трактует как игру, в противоречиях видит взаимодополнение, а в индивидуальных различиях — залог кооперации (В. Десан). Суша и Море для глобали­стов являются двумя сторонами «целого», и конфликт между ними есть частный случай множества других антагонистических пар:капитализм/социализм; развитие/отсталость; эгоизм/альтруизм; интуиция/рассудок и т. д. Поэтому глобализм геополитикой прин­ципиально не интересуется, а если и интересуется, то лишь периферийно или прагматически.

Напротив, геополитический анализ глобализма весьма актуален и в современной ситуации является одной из приоритетных областей применения геополитической методологии.

Выше мы затронули самое главное, принципиальное различие двух подходов, их асимметрию, несводимую оппозицию методологий. Выявив этот принципиальный поворотный момент, мы можем уточнить, как именно относится геополитика к фундаментальным философским принципам глобализма.

Геополитика утверждает, что качественное пространство в истоках дуально, и поэтому его интеграция может быть осуществлена только как факт полной победы одного из начал и безоговорочной капитуляции другого. Это может произойти в глобальном масштабе (и происходит сегодня — в пользу цивилизации Моря, которая претендует на глобальность), но не может включить в себя антитезу, не уничтожив (не исключив) ее предварительно. Если после победы Моря в планетарном масштабе останется нечто, отдаленно напоминающее Сушу, это будет симулякр, декор или музей-заповедник (возможно, резервация). То же самое произойдет в случае победы Суши — «океан» сохранится в качестве «бассейна» или «озера». У Суши и Моря разные онтологические корни, победа одного достигается через упразднение, ликвидацию, уничтожение другого.

Тот же дуализм сохраняется и при исследовании глобального общества. Геополитика сразу ставит принципиальный вопрос: какое общество берется за образец глобального общества, какие установки, ценности, принципы, пэттерны, идеологии, институции берутся в качестве нормативных? Если речь идет о производстве глобального пространства по капиталистическим (урбанистиче­ским) выкройкам и с высшей ценностью монетарной ликвидности, это будет «морское общество», «общество Карфагена», и именно этим будет определяться его социологический профиль, пусть в глобальном масштабе.

Любое целое — это всегда только половина, убежден геополитик и именно с таким философским подходом он принимается за анализ глобальных процессов. Геополитик заведомо не верит в totum, с которым оперируют глобалисты. Геополитик готов изучать глобальные процессы и глобальные теории, но лишь для того, чтобы вскрыть в них и продемонстрировать баланс соотношения глубинных геополитических сил, т. е. поместить их в общую хронику серии эпизодов в нескончаемой «великой войне континентов», являющейся «отцом вещей».