«Геополитика-3»: истоки

«Геополитика-3»  как геополитика невроза

Нам осталось рассмотреть те геополитические школы и направления, которые не могут быть причислены ни к морской, ни к континентальной геополитике и которые выражают позицию «береговой зоны», не занимая ни одну из сторон в «великой войне континентов».

С теоретической точки зрения такая позиция является производной и несамостоятельной, так как диспозитив геополитического смысла располагается строго в зонах Суши и Моря, а в «береговой зоне» мы имеем дело лишь с комбинацией отдельных элементов того и другого. «Геополитика-3», то есть геополитика  Rimland'а, не может сообщить нам принципиально ничего нового, если мы знакомы со структурами талассократии («геополитики-1») и теллурокоратии («геополитики-2»); вся новизна будет лишь в сочетаниях, пропорциях, композициях и т.д.

С другой стороны, высокий культурный уровень обществ «береговой зоны» контрастирует с довольно упрощенными моделями обществ морских и сухопутных. Поэтому, не обладая внутри себя источником геополитических смыслов и парадигмой специфической организации социально-политического пространства, «цивилизация Берега» имеет преимущество в вопросах окончательного оформления и утонченной интерпретации импульсов, идущих изнутри и извне континента. Именно это хотел подчеркнуть Н. Спикмен в своей сознательной переоценке геополитического значения Rimland для геополитической стратегии в целом.

Таким образом, у «геополитики-3» есть следующие основные варианты, предопределяющие геополитическую самоидентификацию обществ, расположенных в «береговой зоне»:

1.                    сделать выбор в пользу либо «цивилизации Суши» (континентализм, теллурократия, евразийство), либо «цивилизации Моря» (атлантизм, талассократия); в этом случае «береговая» геополитическая школа примкнет к «геоплитике-1» или «к геополитике-2» и станет ее продолжением;

2.                    попытаться создать плавающую, комбинаторную, составную геополитическую идентичность, основанную на статическом и/или динамическом сочетании элементов «цивилизации Суши» и «цивилизации Моря»: можно назвать это «геополитикой лавирования»;

3.                    декларировать, что классический дуализм геополитической топики  «преодолен», «необязателен», «не обоснован», и  настаивать на необходимости особой – «недуальной» – геополитики, построенной на особых принципах. Можно назвать это направление «слабой геополитикой», по аналогии со «слабой мыслью» постмодернистского итальянского философа Дж. Ваттимо[1] или «слабой теологией» американского философа Дж. Капуто[2]. Слабость такой геополитики заключается в том, что она исходит из стремления сгладить противоречия между Сушей и Морем, уйти от радикальности их конфликтологического противостояния.

В истории «геополитики-3» мы будем встречаться с этими тремя версиями и, более того, так или иначе все они будут присутствовать у большинства геополитических авторов «береговой зоны». Поэтому правильнее всего методологически было бы придать всей совокупности школ, авторов и текстов, относящихся к «геополитике-3», динамический характер. Структура этого динамизма прозрачна: будучи семантически зависимой (от «цивилизации Суши» и «цивилизации Моря»), «цивилизация Берега» хочет любым способом уйти от этой зависимости, что является ее постоянной интеллектуальной мотивацией. Но в то же самое время, как только ей удается это сделать на практике, она утрачивает всякий геополитический смысл: вдали от смысловых диспозитивов талассократии и теллурократии, «геополитика-3» становится бессмысленной и, следовательно, снова вынуждена возвращаться к базовой дуальной топике и  отталкиваться от неё. «Геополитика-3» -- это геополитика невроза, не способная заведомо обрести собственную идентичность, но не желающая интегрироваться в устойчивую идентичность Суши или Моря. Более того, идентичность «геополитики-3» состоит в постоянном метании: отсутствие собственного смысла становится смыслом существования.

Ярче всего эта особенность проявляется во французской геополитике, поэтому мы можем взять ее за образец «геополитики-3» и на ее примере рассмотреть это направление в целом.

Видаль де ля Блаш: поссибилизм

Видаль де ля Блаш (1845- 1918) считается основателем французской географической школы. Профессиональный географ, он был увлечен «политической географией» Ф. Ратцеля и строил свои теории, основываясь на этом источнике, хотя многие аспекты немецкой геополитической школы жестко критиковал. В своей книге «Картина географии Франции»[3] (1903) он обращается к теории почвы, столь важной для немецких геополитиков:  
 

«Отношения между почвой и человеком во Франции отмечены оригинальным характером древности, непрерывности (...). В нашей стране часто можно наблюдать, что люди живут в одних и тех же местах с незапамятных времен. Источники, кальциевые скалы изначально привлекали людей как удобные места для проживания и защиты. У нас человек -- верный ученик почвы. Изучение почвы поможет выяснить характер, нравы и предпочтения населения»[4] .


Несмотря на такое вполне немецкое отношение к географическому фактору и его влиянию на культуру, Видаль де ля Блаш считал, что Ф. Ратцель и его последователи явно переоценивают сугубо природный фактор, считая его определяющим.

Человек, согласно де ля Блашу, есть также «важнейший географический фактор», но при этом он еще и «наделен инициативой». Он не только фрагмент декорации, но и главный актер спектакля.  



Эта критика чрезмерного возвеличивания пространственного фактора Ф. Ратцелем привела В. де ля Блаша к выработке особой геополитической концепции -- «поссибилизма» (от слова «possible» «возможный»). Согласно этой концепции, политическая история имеет два аспекта: пространственный (географический) и временной (исторический). Географический фактор отражен в окружающей среде, исторический фактор воплощен в самом человеке («носителе инициативы»)[5]. В. де ля Блаш считает, что ошибка немецких «политических географов» состояла в том, что они объявляют рельеф детерминирующим фактором политической истории государств. Тем самым, по мнению де ля Блаша, принижается фактор человеческой свободы и историчности. Сам же он предлагает рассматривать географическое пространственное положение как «потенциальность», «возможность», которая может актуализоваться и стать действительным политическим фактором, а может остаться лишь потенцией. Это во многом зависит от субъективного фактора, от человека, обитающего в данном пространстве.

«Поссибилизм» де ля Блаша был воспринят большинством геополитических школ как коррекция жесткого географического детерминизма предшествующих геополитических авторов. 

Однако само стремление уйти от географического детерминизма мы можем истолковать как бессознательное стремление ослабить давление логики пространства и ее каузальности на «береговую зону». То, что давит на «береговые государства», такие, как Франция, не является ее качественным пространством и, следовательно, ее судьбой. Она вынуждена искать равновесия в какой-то иной, не пространственной, сфере, и такую сферу «геополитика-3» обнаруживает закономерно в человеческом субъекте и историческом времени, привязываемом к этому субъекту. Если пространство есть судьба, то «береговая зона» обречена на то, чтобы быть вечно полем игры внешних сил – континентальных и морских, а значит, никакой подлинной геополитической свободы здесь не предполагается. Поэтому поиск выхода за пределы пространственного детерминизма, смягчение его есть единственный выход. Теория «поссибилизма», смягчающая теорию «детерменизма», является типичным примером «слабой геополитики».


Особое внимание Видаль де ля Блаш уделял Германии, которая была главным политическим оппонентом Франции в то время. Он считал, что Германия является единственным по-настоящему мощным европейским государством, геополитическая экспансия которого заведомо блокируется другими европейскими развитыми державами. Если Англия и Франция в начале ХХ века имели обширные колонии в Африке и во всем мире, если США могли почти свободно двигаться к югу и северу, если у России была Азия, то Германия сдавлена со всех сторон и не имела выхода своим энергиям. Де ля Блаш видел в этом главную угрозу миру в Европе и считал необходимым всячески ослабить развитие этого опасного соседа. 

Такое отношение к Германии логически влекло за собой геополитическое определение Франции как входящей в состав общего фронта «морской силы», ориентированной против континентальных держав.

В 1917 году Видаль де ля Блаш публикует книгу «Восточная Франция»[6], в которой он доказывает исконную принадлежность провинций Эльзас-Лоррэн к Франции и неправомочность германских притязаний на эти области. При этом он апеллирует к Французской революции, считая ее якобинское измерение выражением геополитических тенденций французского народа, стремящегося к унификации и централизации своего Государства через географическую интеграцию. Политический либерализм он также объясняет через привязанность людей к почве и естественное желание получить ее в частную собственность.

Таким образом, Видаль де ля Блаш на свой лад связывает геополитические реальности с реальностями идеологическими: пространственная политика Западной Европы (Франции) неразрывно связана с «демократией» и «либерализмом». Через такое уравнение легко сблизить геополитические взгляды де ля Блаша с воззрениями Х.Макиндера и А.Мэхэна. Выбор де ля Блашем «морской ориентации» прекрасно вписывается в эту схему.

У основателя французской «политической географии» мы видим все три основные черты геополитики «цивилизации Берега»: выбор антигерманского лагеря (цивилизации Моря) в европейском раскладе сил; стремление релятивизировать географический детерминизм (Видаль де ла Блаш не был знаком еще с жестким дуализмом Х. Макиндера, но, будучи проницательным специалистом в области «политической географии», вполне мог его предвосхитить); поиск факторов, способных ослабить давление пространства в пользу субъекта и времени.

Школа Видаля де ла Блаша и появление французской геополитики

В духе «политической географии» Видаля де ла Блаша строили свои концепции его ученики, знаменитые французские географы:   Эммануэль де Мартон[7] (1872-1955), племянник Видаля де ла Блаша; Жан Брюн (1869-1930), автор ключевого труда «Человеческая география»[8], написанного в духе «антропогеографии» Ф. Ратцеля; Альбер Деманжон (1872-1940), также развивавший идеи Ф. Ратцеля, но жестко критиковавший геополитику как таковую; Пьер Деффонтэн (1894-1978) и др.

В духе французской научной культуры все представители «политической географии» постоянно полемизировали друг с другом, и особенно с немецкой школой, принимая одно и отвергая другое и т.д. Кроме постоянной полемики с немцами, ситуация усугублялась еще и тем, что один из основателей знаменитой историчеcкой «Школы Анналов», историк Люсьен Фэвр (1878–1956), подверг самого Видаля де ла Блаша и его последователей уничижительной критике, заявив, что «географа должна интересовать почва, а не государства»[9]. При этом другой яркий представитель «Школы Анналов» Фернан Бродель[10] (1902 – 1985) в своих исследованиях Средиземноморской цивилизации показал значение цивилизационного, политического пространства для «длительных циклов истории» (longue duree).

Решающим моментом в процессе созревания французской геополитики явились три автора, также принадлежавшие к традиции Видаля де ла Блаша – Жак Ансель (1879-1943), Андре Зигфрид (1875 – 1959) и Андре Шерадам (1871-1948).

Жак Ансель был первым, кто использовал во Франции термин «геополитика» и написал текст с таким названием[11], где излагал свое понимание этой новой для Франции науки. В этом труде он противопоставляет немецкую геополитику французской, в основном по заведомо понятным причинам: германская геополитика в своем практическом выражении ратовала за расширение «жизненного пространства» немцев, в том числе и за счет спорных с Францией территорий. Кроме того, для французской геополитики (как для «геополитики-3») были неприемлемы жестко континентальные установки школы К. Хаусхофера, его апелляции к Heartland'у.

Ж. Ансель предлагал придать различному написанию термина геополитика в немецком («Geopolitik») и французском («Geopolitique») языках концептуальный смысл. Приняв во внимание тот факт, что англосаксонские геополитики, стараясь избежать любых ассоциаций с К. Хаусхофером, также пытались противопоставить германское «Geopolitik» и англо-американское «geopolitics», мы получим любопытную картину: написание слова «геополитика» на трех европейских языках (английском, немецком и французском) дает нам три семантических, парадигмальных и методологических множества, которые соответствуют «геополитике-1» (Море), «геополитике-2» (Суша) и «геополитике-3» (Берег). Ж. Ансель в своих текстах представляет собой яркого выразителя именно «геополитики-3».

В своей книге «География границ»[12] Ж. Ансель разбирает динамику границ вполне в духе Ф. Ратцеля, Р. Челлена и К. Хаусхофера, но конкретное рассмотрение европейских границ он производит с точки зрения национальных интересов Франции как государства-нации. Полемизируя о статусе Рейна и пиренейских областей со школой К. Хаусхофера, Ж.Ансель пытается доказать пограничное значение этой реки, вопреки германским претензиям на то, что она является «внутринемецкой».

Другим пионером французской геополитики является Андре Зигфрид, избранный в 1944 академиком Французской Академии Наук. А.Зигфрид разработал курсы для французских Университетов, касающиеся политической и экономической географии[13], а также методики для исследования «электоральной геополитики»[14]. В одной из книг об «электоральной геополитике» он, в частности, пишет:

«Каждая партия или, точнее, каждая политическая тенденция имеет свою привилегированную территорию; легко заметить, что подобно тому, как существуют геологические или экономические регионы, существуют также политические регионы. Политический климат можно изучать так же, как и климат природный. Я заметил, что, несмотря на обманчивую видимость, общественное мнение в зависимости от регионов сохраняет определенное постоянство. Под непрерывно изменчивой картиной политических выборов можно проследить более глубокие и постоянные тенденции, отражающие региональный темперамент»[15].

А.Зигфрид является автором таких геополитических трудов как «Море и Империя»[16], «Британский кризис ХХ века»[17], «Кризис Европы»[18] и т.д.

Андре Шерадам строил свои геополитические концепции, как и большинство французских геополитиков, на антигерманском принципе. Его основной заботой был вопрос, как остановить германский экспансионизм. Для этой цели А. Шерадам анализировал политическую географию Европы и рассматривал различные композиции антигерманских альянсов, исходя из геополитических факторов и соображений. Уже в 1902 году[19] он предлагает план расчленения Австро-Венгрии с учетом всех политических, природных, этнических и социальных линий разлома, а также с детальным анализом внешних и внутренних факторов, могущих быть задействованными в этом процессе с целью создания геополитических проблем Германии. Карл Хаусхофер был впечатлен работами А.Шерадама, так как, с одной стороны, в них присутствовали детальные планы и карты развала Габсбургской Империи, как будто речь шла «о борьбе с термитами в лесах Амазонки», а с другой стороны, все эти планы буквально реализовались в 1918 году. Кроме того, А. Шерадам выступал за создание Антанты – союза Франции, Англии и России, направленного вновь против Германии. И этот его проект увенчался успехом.